«Что ж, я не хочу, чтобы меня цитировали, но в рамках моей работы я должен много путешествовать по стране, и я не слепой».
«Вы имеете в виду, что Абу Осман вписывается в это?»
«Осман!» Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами. «Османстарый реакционный дурак, бегающий по песку, призывающий к священной войне, как верблюд, кричащий о воде. Нет, нет, это нечто другое».
«Я не собираюсь играть в угадайку, доктор».
«Послушайте, я уже слишком много говорю. Вы хороший американский журналист, но я действительно не знаю вас. Я не знаю, что вы будете делать с моими словами».
«Я слушаю, а не цитирую. Это справочная информация. Что бы вы ни имели в виду, мне все равно придется проверить».
«Я имею в виду, мистер Коул, что у вас могут возникнуть проблемы с проверкой чего-либо. Возможно, вам даже не разрешат въезд в страну». Он становился немного резким.
«Это шанс, которым должен воспользоваться любой журналист, когда его редактор скажет: уходите».
«Старый. Я уверен, что это так. Но сейчас не будет никакого дружелюбия к американцам, особенно к тем, кто задает вопросы».
«Что ж, если я собираюсь получить сомнительную честь быть вышвырнутым из этого места до того, как я попаду туда, я постараюсь говорить мягко», сказал я. «Вы знаете, конечно, о смерти нашего посла?»
«Конечно, но для людей это ничего не значит. Они думают только о смерти своего лидера. Вы видите связь между ними? Что ж», он глубоко вздохнул и вздохнул, человек, который неохотно принял решение«Послушайте, я скажу еще кое-что, и хватит этого интервью. В последние месяцы в страну приезжало несколько человек. Я знаю их взгляд, потому что видел их в других местах. Партизаны, наемники, коммандосчто угоднонесколько человек приезжают одновременно, не остаются в Ламане, уезжают в деревню. Я вижу их в деревнях. Почему такие люди должны приезжать в это место? Я спрашиваю себя. Здесь ничего нет. Кто им платит? Не Менданике. Так что, может быть, они туристы в отпуске, сидят в кафе, любуясь видом. Вы сами понимаете, мистер газетчик. Финиш». Он поставил точку, развел руками. «Теперь вы меня извините. Мне нужно отдохнуть». Он откинул голову, откинул сиденье и заснул.
Его позиция заключалась в том, что человек хотел поговорить, но неохотно делал это, становясь все более неохотным по мере того, как он продолжал, пока он не достиг точки, когда он был расстроен и недоволен своей откровенностью с неизвестным журналистом. Либо он слишком много говорил, либо он был хорошим актером.
В любом случае не было необходимости рассказывать мне о притоке, если он так не считал. Коммандос украли ядерное оружие, и хотя Ближний Восток от Касабланки до Южного Йемена был полон ими, это могло быть зацепкой.
Когда хороший доктор проснулся, то после дремоты он был в лучшем настроении. У нас оставалось около часа, и я посоветовал ему рассказать о своих сельскохозяйственных проектах. Он провел большую часть своей жизни в Африке. У него был отец-бельгиецне голландецон учился в Лувенском университете, но после этого его жизнь была посвящена продовольственным проблемам Темного континента.
Когда пилот начал снижение, ван дер Меер переключился с рассказа мне о мировой катастрофе распространения засухи на пристегивание ремня безопасности. «Увы мой друг, сказал он, обычаи здесь никогда не бывают легкими. Для вас в это время это может быть очень сложно. Останьтесь со мной. Я сделаю вас писателем ФАО, как это?»
«Я бы не хотел доставить тебе неприятностей».
Он фыркнул. «Для меня не проблема. Они знают меня достаточно хорошо».
Это было похоже на возможность. Если бы это было что-то еще, я бы выяснил почему. «Я ценю предложение», сказал я. «Я пойду за тобой».
«Я полагаю, вы не говорите по-арабски?»
Всегда есть преимущество в том, чтобы приглушить язык враждебной страны. «Это не один из моих талантов», сказал я.
«Хммм.» Он понтификом кивнул. «А как насчет французского?»
«Un peu.»
«Что ж, используйте это как можно лучше, если вас будут спрашивать, и вас будут допрашивать». Он закатил глаза.
«Я попробую», сказал я, гадая, смогу ли я под обложкой журналиста написать статью о том, почему «освобожденная» элита бывших французских владений предпочитает говорить по-французски как символ статуса, а не на своем родном языке.
Глава 4
Город Ламана расположен на краю древней гавани в форме полумесяца, построенной еще до того, как римляне изгнали карфагенян. Мы пролетели над ним и над пыльным мегаполисом внизу. Он не сильно вырос с моей последней остановки.
«Ты был здесь раньше?»спросил доктор.
«Я ожидал, что Ламана будет больше». Я сказал, подразумевая, что нет.
«У него должна быть причина для роста. Римские руины в Портариосе когда-то были туристической достопримечательностью. Может, если мы обнаружим нефть, кто знает».
Терминал аэропорта Ламаны представлял собой типичное квадратное здание желтоватого цвета с прилегающими крыльями. Отдельно от него стояла единственный большой ангар с высокой сводчатой крышей. Кроме нашего, других самолетов на линии полета не было. На линии полета был взвод пехоты в бело-голубых клетчатых куфиях в качестве головных уборов. Они были оснащены бельгийскими автоматами FN 7.65 и подкреплены полдюжиной удобно размещенных французских боевых машин Panhard AML.
Отделение взвода было растянуто вдоль раскаленного солнцем асфальта. Мы прошли мимо них, направляясь к таможенному крылу терминала. Одна стюардесса вела парад, другая замыкала. Помогая доктору справиться с перегрузкой, я заметил, что отряд выглядел неряшливо, без выправки и лоска, только угрюмые взгляды.
«Мне это не нравится», пробормотал доктор. «Может, переворот уже есть».
Доуан«таможня»в любом государстве третьего или четвертого мирадело затяжное. Это один из способов поквитаться. Это также снижает безработицу. Дайте мужчине форму, скажите ему, что он начальник, и вам не придется платить ему много, чтобы он оставался на работе. Но тут добавились два новых факторавозмущение потерей лидера и неуверенность. Результатом стало напряжение и чувство страха среди вновь прибывших. Я чувствовал его запах в зловонном безвоздушном сарае, служившем для приветствия прибывших.
Очередь двигалась с заданной медленностью, путешественник должен был предъявить карту отстранения, паспорт и карту иммунизации на отдельных станциях, где находились инспекторы, стремящиеся вызвать неприятности и задержку. Впереди раздался гневный голос перебранки между тремя французами и следователями. Трио из Парижа не робели; они были мудры в игре.
Когда подошла очередь ван дер Меера, он поприветствовал офицера за стойкой по-арабскикак давно потерянного брата. Брат уклончиво хмыкнул в ответ и махнул тяжелой рукой.
Когда я подошел к прилавку, доктор переключился на французский язык для меня. «Этот человекдруг. Он приехал из Рима, чтобы писать об экспериментальных фермах».
Чиновник с толстой шеей и квадратным лицом помахал доктору и сосредоточился на моих бумагах. Когда он увидел паспорт, он вскинул голову и уставился на меня с гневным удовлетворением. «Американец!» он выплюнул это по-английски, грязное слово. А потом прорычал по-арабски: «Зачем ты сюда приехал?»
«C'est dommage, M'sieu. Je ne comprend pas», сказал я, глядя ему в грязные глаза.
«Raison! Raison!»крикнул он, привлекая внимание. «Porquoi êtes-vous ici?» А затем по-арабски «Сын навозоеда».
«Как ваш знаменитый доктор».
Ван дер Меер сказал: «Я придерживался французов. Я здесь, чтобы доложить о том, чего вы добились, превратив пустыню в плодородную землю. Это хорошие новости, о которых следует сообщать везде. Вы не согласны, мсье майор?»
Это его немного отодвинуло. Повышение звания с младшего лейтенанта не повредило. Это вызвало кряхтение.
«Это вещь, которой можно гордиться». Я достал портсигар и протянул ему. «Вам повезло, что у вас есть такой человек, как доктор». Я улыбнулся ван дер Мееру, который стоял в очереди у следующей стойки и озабоченно смотрел на нас через плечо.
Недавно получивший звание майор снова крякнул, беря сигарету, впечатленный золотыми инициалами. Я держал зажигалку. «Как долго вы планируете оставаться здесь?»прорычал он, изучая мою визу, подделанную AX.