Я как с заводом-то поступил, начал он невпопад, внезапно вынырнув из омута своих внутренних переживаний. Бумага из Города пришла, а в ней значится, что от доли капитала следует отказаться без последующих потерь, подпись надо только поставить на соответствующем документе. Документ тоже в конверте имелся. Я подписал, потому как мне особой разницы нет. Через две недели, да вот вчера буквально, подтверждение пришло, что мне ничегошеньки не принадлежит. Только кому теперь принадлежит и в чью пользу я отказалсятого не ведаю. Забавная история, не находишь?
Я не знаток подобных дел, если честно. Но удивительно, что ты нового владельца не знаешь, разве не указали в том документе?
Не указали. Есть ли он вообще? По идее, весь капитал вообще мертвецам принадлежит, Радлов расхохотался.
Как мертвецам?
Так ведь люди, которых я партнерами оформлял в долю, все переписали на покойников. И до сих пор так, в те времена вроде путаница с бумагами вышла, а после никто к этому возвращаться не стал. Моего же там меньше десятой части оставалось. Ну символично же? Несуществующее предприятие принадлежит умершим людям.
Тебя ведь это уже не касается?
В целом, да, однако с должности управляющего меня никто не снял. Правда, я должен управлять исключительно производственными процессами, распоряжения отдавать, людей распределять на рабочие места коли производства нетс меня и спроса нет.
Что ж ты не весел, ведь такая тягота с плеч долой! Или сил жалко, на завод потраченных?
Не в заводе дело. Сердцем чую, страшное что-то будет. Некоторые тревожные признаки наметились, знаешь ли
Это какие, например? Разве только снег раньше срока растаял.
Ерунда твой снег! Конечно, подобные изменения климата нам еще аукнутся. Если погода сдвинулась на весь годосень нам весь урожай сгноит. Но главное-то другое!
Что же главное?
Ты помнишь, где машины стоят?
Помню. Ты бы прекращал к ним ходить, поди, уж проржавели до самого основания
Так ведь не проржавели, слышишь! от нервного возбуждения Радлов привстал, опираясь на столешницу, но, побоявшись, что ножки переломятся под его огромным весом, тут же вернулся на место. Я давеча был там, под обрывом-то, где медная жила. Машины на первый взгляд те же самые, но если посмотреть ближеблестят как новенькие! И механизмы все исправны внутри, хоть завтра залазь в кабину да породу дроби. Каково, а?
Примерно на середине этой речи Тома, успевшая перемыть посуду, вернулась и встала позади мужа. Услышав, о чем именно толкует Петр, она невольно вздрогнула, положила руки ему на плечи и нежно пропела в самое ухо:
Петенька, успокойся.
Не трожь! крикнул Радлов с такой силой, что его полные щеки затряслись. Тамара на миг остолбенела, не вполне понимая, что сделала не так, потом отстранилась, оглядела сидевшую за столом тушу с оттенком презрения, махнула рукой и ушла.
Зачем ты так? спросил Лука с явным укором. Беспокоится ведь, добра тебе желает
Нет. Она думает, будто я помешался, как и ее мать.
Согласись, ты говоришь вещи, в которые трудно поверить. Машинами теми лет двадцать никто не пользовался, в селении, наверное, каждый гуляка видел, что там давно металл от влаги гнить начал, ржавчина в иных местах насквозь проела. А тут как новенькие, разве может такое быть?
Сходи туда вечером, коли не веришь. Посмотри сам.
Да уж схожу, но ты постарайся не срываться ни на ком, ладно?
Пожалуй, погорячился, последовала недолгая пауза. Тревожно мне очень. Они там что-то делают. Что-то делают без меня.
А даже если и делают, ты как управляющий свою утерянную долю отобьешь. Заработаешь, а может, кое-что напрямую в свой карман положишьради справедливости, все не без греха.
Кажется, я уже объяснял, что завод, а точнее, капитал и недра, завода-то никакого нет Петр немного сбился, запутавшись в собственных неспокойных мыслях, которые шпарили внутри головы быстрее его медлительной речи. О чем я? Да, одним словом, недра никому не принадлежат фактически. Их нельзя использовать без согласия владельцев, владельцы же никакого согласия никогда дать не смогут, из могилы-то. Моя доля списана в пустоту, а даже если и передана кому-тоона незначительна, ее обладатель опять-таки ничего строить не уполномочен. То есть там не может никто ничего делать, понимаешь? И, однако же, что-то происходит, машины новые пригнали.
Что ж, по-твоему, мертвецы решили медь добывать? Ну, повеселил! Лука рассмеялся от подобной нелепости и с шутливыми нотками добавил:
Не пугай на ночь глядя.
А ведь верно! спохватился Радлов. Почти ночь. За окном совсем стемнело.
За окном и правда царила мгла. Она незаметно опустилась на тихое селеньице, заполнила собой все пространство между обрывами, темными щупальцами заползла в каждую расщелину, черным одеялом расстелилась по неровной поверхности озера.
Расходиться пора, протянул хозяин дома и поднялся на ноги, чуть не опрокинув стол. Ты с сыном-то побеседуй, хочет, пусть приходит ко мне работать. Или без Лизки едет.
Думаю, мы к этому разговору еще вернемся, ответил Лука.
Затем они попрощались, причем прямо на втором этажеРадлову с его внушительными габаритами лишний раз ходить по лестнице не пристало, не от тяжести, ибо сила в нем сохранилась прежняя, а потому скорее, что протискиваться в тесные проемы неудобно.
Внизу гостя поджидала Тамара.
Ты не злись на него, сказала женщина. Он на счет Лизы-то прав.
Поживемувидим, кто тут прав. Ты, знаешь, не переживай. А к матери твоей я зайду, я Петру уже пообещал. Может, удастся ее убедить сюда переехать.
Зайди. Она тебя помнит.
Лука опрокинулся в объятия ночной мглы и отправился к себе, разрывая влажную черноту своим телом. Впрочем, преодолев череду домишек по эту сторону озера и оказавшись на краю котлована, он вдруг вспомнил россказни Петра да из любопытства решил их проверить.
Развернулся в противоположном направлении, вновь проделал путь от земляной язвы до радловского дома, затем обогнул его, обошел ферму на заднем дворе и двинулся к холмам.
Меж холмов протоптана была хотя неровная, но вполне различимая тропавероятно, сказывались почти ежедневные прогулки Радлова. Кругом разбросаны были камни, серые и потрескавшиесякаждую ночь в их поры затекала влага, обращалась внутри льдом и постепенно крошила огромные валуны в мелкие булыжники, а булыжникив песок. Днем же вода обтесывала их рваные края, сглаживала острые углы, придавала граням округлую формувоистину, вода являлась главным архитектором здешнего ландшафта.
Высившаяся в конце тропки стена обрыва приютила под собой плотную, почти осязаемую тень. В этой тени и таились пригнанные некогда для строительных работ машины.
Лука упрямо шел к ним, невзирая на страха ведь ему было страшно! Все чудилось, словно в раскинувшемся перед ним царстве камней и черных пятен можно запросто сгинуть, и вовсе не из-за опасных животных или недобрых людей, которые любят творить свои дела в темноте, а потому, что окружающая тьма как будто способна поглотить, растворить в себе целиком, да так, что от него и капли крови не останется на свете.
Со стороны дальнего берега доносился надрывный собачий лай, но здесь была тишина, лишь изредка в расщелинах завывал ветер.
Вскоре Лука сумел добраться до ближайшего механического исполина, дотронулся до его поверхности и обомлелпод рукой у него оказался гладкий, свежевыкрашенный металл без единого следа эрозии.
Петр оказался прав. Машины были либо заменены на новые, либо приведены в божеский вид, и полностью готовы к использованию. Это несколько настораживало, поскольку что одно, что другое действие невозможно совершить без шума, но никакого характерного шума в последнее время никто в деревне не слышал.
Не зная, что и думать, с пустой головой да изнывающим от неясной тревоги сердцем побрел путник к своему жилищу, что на другой стороне озера.
* * *
Дома его ждала Лизавета. Сидела в тесной прихожей, забившись в угол (у Луки там, как у обувщика, два расшатанных деревянных шкафчика стояли, до предела забитых обувью, так вот между ними девушка и спряталась).