Это ли не свидетельство окончательного обесчеловечивания в Долине Шеддок? Да ещё и обсуждать это всё прямо перед парнишкой! Он для нихобычный товар!
Но таковыми уж были Хеслип и Бургон. Они устраивали свою жизнь. Им было нечего терять. Глубоко в них уже укоренилась привычка бросаться на любого новичка, проходящего через ворота тюрьмы.
Они набросятся на него, научат уму-разуму, а потом продадут во дворе тому, кто больше заплатит.
Ромеро и раньше такое видел. Видел, как они сотворили такое с чернокожим пареньком по имени Лестер Герон. Они унижали его до тех пор, пока Герон не перерезал себе вены в душевой месяца два назад.
А на этот раз Ромеро интересовало, сами ли они до такого додумались, или им отстегнул жирный кусок Папаша Джо.
Тем временем Хеслип и Бургон отложили в сторону чистку картофеля и встали с двух сторон от Палмквиста. Похоже, от своей идеи они отказываться не собирались.
Только взгляни на него, начал Бургон, какой молодой, крепкий блондинчик. Милашка просто. Ну, вот как ты, идиот, можешь жалеть ради него два лишних блока сигарет?
Да разве я такое говорил? Чёрт, да я просто сейчас на мели. Может, договоримся? На мне будет висеть долг, и мы оба получим то, что хотим?
И о каком долге ты говоришь, ниггер?
Да как и всегда, как и всегда. Подберу того, кто тебе отсосёт. Согласен?
Палмквист сделал шаг в сторону.
Грёбаные педики, произнёс он. Грёбаные черномазые педики!
Хеслип и Бургон заткнулись на полуслове, сдвинулись плечом к плечу, раздумывая над тем, что иногда для того, чтобы лошадка скакала нормально, её сперва необходимо сломать.
Ты чё вякнул, малец? процедил Хеслип.
Ромеро направился в их сторону. Он и сам толком не знал, кого тут надо спасать: этого ребёнка или двух чернозадых ублюдков-дегенератов. Он вклинился между ними и Палмквистом.
Вы какого хрена тут делаете, парни? добавил он язвительности в голос. Кто вам сказал, что у вас есть какие-то права на его задницу? Он мой сокамерник, поэтому если вы, суки, хотите поговорить о делах, сначала стоило подойти ко мне.
А я думаю, что не стоило, ощетинился накачанный и высоченный Бургон.
Ромеро вытащил из ремня лезвие.
А может отрезать вам сейчас на хрен яйца и запихнуть вам же в глотку? Что скажешь на это, парень?
Они смотрели на лезвие и молчали. Оба знали, кто такой Ромеро. Оба были в курсе, что он порезал многих парней, перешедших ему дорогу. Быстро и без лишних предупреждений.
Хеслип ухмыльнулся, показывая полусгнившие зубы.
Круто, Ромеро, круто. Только вот какого хрена? Этот пацан принадлежит тебе? У тебя на него какие-то права?
Ромеро пожал плечами.
Может и так. А может вам стоит задуматься о чём-то более серьёзном и опасном, прежде чем лезть к этому мальцу.
Да? И о чём же, а? протянул Бургон.
Зек по имени Уимс цеплялся к этому пареньку. Вы же знаете Уимса, да? Огромный уродливый ниггер? Мне всегда казалось, что его мамаша должна была упасть в обморок, когда увидела, что родила. Короче, он ввязался не в свои дела, и вы знаете, что произошло. То же самое случилось и с белым засранцем по имени Жирный Тони Или ваши тупые головы уже забыли об этом? Я слышал, что его вскрыли, как банку чёртовых консервов. И это в одиночке-то. Так что, хотите рискнуть?
Оба зека посмотрели на Ромеро, словно тот был психом. Может, так оно и было. Но затем Хеслип и Бургон напряжённо отступили, их лица побледнели. Им было нечего сказать на тираду Ромеро.
Палмквист тоже молчал. Но что-то в глубине его глаз пристально следило за двумя заключёнными.
16
Может, у Хеслипа с Бургоном и было мало мозгов, но вот у остальных зеков остатки разума точно сохранились.
Когда день в Долине Шеддок сменился ночью, по камерам снова начали ползти слухи, вновь разжигая паранойю.
Возможно, дело было в их воображении, а возможно, в простом суеверном страхе, но все заключённые ощущали в тюрьме присутствие чего-то, чего тут раньше не было.
В тюрьме и прежде атмосфера была далеко не праздничная, а уж теперь стала ещё хуже.
Что-то витало в воздухе, что-то мрачное и гнетущее, словно кишки вырвали не только у Уимса и Жирного Тони, но и у самой тюрьмы.
Парни боялись, но не могли этого признать.
И даже хужеони не понимали толком, чего боятся.
Но в их головах, в тёмных запертых комнатах, полных их детских страхов, они видели разное. Размытые фигуры и белые лица призраков, тянущих к ним свои крючковатые пальцы.
Существа, рождающиеся под кроватями и в шкафах; существа с мерзкими ухмылками и пуговицами вместо глаз. Они шептали твоё имя в ночи и высасывали из твоих лёгких воздух чёрными, жадными дырами на месте ртов.
И, когда ночь стала чёрной. как смоль, когда зеки затаились в своих камерах, ожидая отбоя, они начинали видеть, как нечто тянется за ними из теней в углах
17
В течение дня Ромеро почти не разговаривал с парнишкой.
Каждый раз, когда он бросал взгляд на мелкого ублюдка, у Ромеро в животе что-то начинало шевелиться, и к горлу подкатывала тошнота, а сердце колотилось так, что мужчина не мог выровнять дыхание.
Ромеро разглядел в этом ребёнке нечто отталкивающее, выворачивающее кишки наизнанку, ещё с той поры, как Йоргенсен впервые ввёл Денни в камеру в Ромеро.
Он нарушил размеренную жизнь Ромеро. И Ромеро до жути хотелось выбить всю дурь из этого засранца, но Он боялся того, во что это может вылиться.
Парнишка продолжал благодарить Ромеро за вмешательство в разборки с Жирным Тони, но Ромеро и слова не желал об этом слышать.
Жирный Тони и то, что с ним произошло, было последним, о чём Ромеро хотел вспоминать. Особенно сейчас.
Камеры уже были закрыты, и зеки готовились к отбою.
А Ромеро оказался запертым в одной камере с пацаном.
Он лёг на свою койку, открыл книгу и постарался вообще не смотреть в сторону Палмквиста. Что было непросто, поскольку паренёк не сводил с Ромеро глаз. Денни расхаживал по камере, покачивая головой, обхватив себя руками и похлопывая ладонями по плечам.
Он пять или шесть раз останавливался напротив Ромеро, бросал на мужчину взгляд, открывал рот, словно собирался что-то сказать, но потом просто качал головой и продолжал ходить взад-вперёд.
Чего тебе не сидится? наконец не выдержал Ромеро. Меня уже начинают раздражать твои метания.
Палмквист сел, затем вскочил на ноги, затем снова сел.
Скоро стемнеет, произнёс он.
Правда?
Но парнишка не понял сарказма. Он изучал свои пальцы, может и желая что-то сказать, но не смея.
Его лицо было белым, как мел, а тёмные круги под глазами напоминали синяки. Он дёргался, нервничал и никак не мог усидеть на одном месте дольше пары минут.
Той ночью, начал он, когда Уимс Ты что-нибудь слышал?
Ромеро опустил край книги на пару сантиметров.
Ага, слышал. Как ты храпел.
А ещё что-нибудь?
А что ещё я мог слышать?
Палмквист дёрнул головой и потёр глаза.
Я устал.
Так окажи нам обоим грёбаную услугу и вали спать.
Но парень лишь покачал головой.
Я не хочу идти спать. Не думаю, что вообще захочу когда-нибудь спать.
Это почему же?
Мальчишка посмотрел на него покрасневшими глазами.
Чёрт Если бы ты только знал
«Похоже, я уже знаю», подумал Ромеро.
18
Блок С, той же ночью.
Всё началось в 2:10 ночи.
Послышался крик, но кричал не один человек, а двое, а через несколько секунд крик распространился, как заразная болезнь, от одного зека в блоке С к другому, словно они все разом сошли с ума.
На дежурстве был Бобби Паркс.
Он был, по меньшей мере, на десяток лет старше остальных охранников, и, когда началось очередное безумие в камерах, он приказал всем оставаться на своих постах и позвать сюда сержанта Варреса прямо сейчас.
А сам побежал в противоположный конец блока С, сжимая в руке рацию и приказывая открыть решётку.
Зеки посходили с ума, выли, кричали, дёргали прутья решёток и требовали, чтобы их отсюда на хрен выпустили.
Но Паркс их проигнорировал, отрешившись от всего, что они кричали и делали, и сосредоточился на том, что происходило в дальнем конце коридора, в районе семьдесят пятой или семьдесят шестой камеры.