Конечно, не оставим, успокоила ее Марина. Они ведь знают, что Дима наш младший братик. Как же нас делить? Нет, нас возьмут сразу всех, и мы будем жить в огромном доме!
У меня будет розовая кроватка, мечтательно проговорила Саша. Она непроизвольно возила пальчиком по стеклу, хотя к тому времени «окошко» успело затянуться тончайшей ледяной пленочкой, на которой уже начали проступать контуры новых узоров.
Будет, пообещала Марина, про себя гадая, так ли это будет на самом деле. Наверное, все же будет. К примеру, дядя Боря очень добрый. И никогда не повышал голос, когда они гуляли целый день и даже немного хулиганили. А вот тетя Лена Она показалась Марине немного нервной и взвинченной. Их будущая мама постоянно смотрела на часы, кому-то звонила, расспрашивала о какой-то ерунде, предлагала выпить газировки, потом снова хваталась за мобильник, по третьему кругу задавала те же самые вопросы, на которые она и Сашок уже несколько раз терпеливо отвечали пару минут назад
Да, положа руку на сердце, тетя Лена вызывала у нее двойственное чувство, но тем не менее Марина искренне верила, что в новой семье им будет хорошо.
Смотри, твоя подружка, вдруг сказала Саша, и Марина обернулась, столкнувшись взглядом с полной девочкой в ярко-красной куртке и теплой шапке с двумя помпонами.
Варя, а я тебя не заметила, робко, словно извиняясь, произнесла Марина.
Да ты никогда никого не замечаешь, фыркнула Варя. Она вытерла варежкой нос и вдруг сказала:
Это из-за тебя я сегодня контрольную по матеше не написала. Мне Раиса двойку теперь поставит.
Марина растерянно моргнула.
Не могла, что ли, списать дать? продолжала распаляться Варя. Подумаешь, воображала!
Варя, Раиса мне и так два замечания сделала, запинаясь, ответила Марина. Когда я оборачивалась Я начала тебе писать записку с ответами, но урок уже закончился.
Однако эти аргументы не оказали должного воздействия, и Варя смерила одноклассницу взором, преисполненным ядовитого презрения:
С тобой так никто дружить не будет. Одна останешься! Нужно помогать!
Саша переводила недоуменный взгляд с сестры на возмущенную толстую девочку. Неизвестно, чем закончился бы спор, если бы к ним не подошла кондукторша тучная женщина лет пятидесяти пяти с серым пуховым платком на голове. Мясистое лицо багрового цвета «украшал» фингал под правым глазом, редкие зубы смахивали на сгнившую ограду, изо рта тянуло несвежим дыханием. Через плечо небольшая облезлая сумочка из кожзама с гремящей мелочью.
Судя по выражению заплывших глаз, кондукторша была явно не в духе.
За проезд, отрывисто произнесла она, держа перед собой темно-желтый моток билетов.
Глядя на нависшую над ними грузную кондукторшу, Марина неожиданно испытала неосознанную тревогу. До сегодняшнего дня она не встречала эту неопрятную женщину раньше на их маршруте работал седой старичок, которого все называли дядя Вася.
«Может, он заболел? И вместо него теперь будет ездить эта тетя с синяком?»
Оплачиваем проезд, раздраженно повторила кондукторша, и Варя с Мариной торопливо полезли в карманы. Женщина взяла четыре пятирублевых монетки от Вари, оторвала ей билет и уставилась на ладошку Марины, в которой, поблескивая медью, лежали два кружочка по десять рублей.
Эта с вами? хрипло спросила она, тыча толстым пальцем со стершимся лаком в сторону Саши.
Да, тихим голосом ответила Марина. Она моя сестра.
Сколько ей лет?
«Шесть, сверкнуло в мозгу Марины. Скажи, что Саше шесть лет! И тогда не придется платить!»
Эта мысль еще резонировала в закоулках сознания, когда из ее рта непроизвольно вылетело:
Семь.
Тогда еще двадцать рублей, безапелляционным тоном заявила кондукторша.
Марине внезапно стало жарко, хотя из ее рта вырывались облачка пара.
Двадцать рублей? переспросила она, хотя прекрасно слышала женщину.
Да. За себя и сестру.
Саша, словно чувствуя приближающуюся беду, прижалась к Марине, испуганно глядя на кондукторшу. Та продолжала сверлить сестер ледяным взглядом.
Дрожащей рукой Марина потянулась к кармашку. Задела об «молнию» содранную утром заусеницу, поморщилась. Пальцы нащупали четырнадцать рублей два «пятака», одна двухрублевая монетка и две рублевые.
Ну?! повысила голос кондукторша.
У меня гм, у меня только четырнадцать, несмело проговорила Марина, раскрывая ладошку. Женщина сипло усмехнулась:
А кто шесть рублей за вас будет доплачивать? Я не миллионерша, чтобы вас, «зайцев», бесплатно катать!
Ища хоть какую-то поддержку, Марина посмотрела на Варю, но одноклассница демонстративно отвернулась и, что обиднее всего, ее круглое лицо озарилось триумфом, граничащим со злорадством.
мало того, что и так копейки за работу платят! Мало того, что пьяные хулиганы руки распускают, чуть глаз не выбили, продолжала кипятиться кондукторша, так все время норовят обмануть!
Еще никогда Марина не испытывала такого стыда. С колотящимся сердцем она оглядела пассажиров, что сидели поодаль. Вон какой-то незнакомый прыщавый парень, жующий жвачку вон какая-то худая тетя в наушниках, копающаяся в сотовом телефоне, а вон какая-та бабушка дремлет у окна И, как назло, никого из знакомых!
Варя, позвала она умоляюще. Варя, ты не могла бы
У меня нет денег, отрезала девочка, даже не повернув голову в сторону Марины.
Нет денег выходите, потребовала кондукторша. У нее был такой вид, что она вот-вот ударит кого-то из сестер. В следующий раз не забудете у мамы взять!
«У нас еще нет мамы», едва не сорвалось с языка Марины, но она сдержалась, промолчав.
Кондукторша еще пару минут продолжала извергать желчь, вероятно, ожидая, что Марина огрызнется или просто вступит с ней в спор, и тогда она уж оторвется по полной, но девочка хранила молчание. Как и Саша, спрятавшаяся за ее спиной.
Наконец автобус сделал остановку, и к этому времени кондукторша полностью выдохлась.
На выход, процедила она, провожая девочек злым взглядом.
На ступеньке Саша поскользнулась, и Марина едва успела удержать сестру от падения.
Двери, скрипнув, закрылись, и «ЛИАЗ», кашлянув вонючим бензиновым выхлопом, неторопливо двинулся дальше, как сонная гусеница.
Девочки проводили автобус безмолвными взглядами, затем посмотрели друг на друга.
Марина, а где наш дом? тихо спросила Саша.
Марина оглянулась, бледнея. Вдоль дороги лесополоса, с другой стороны необозримо-заснеженное поле. Лишь разбитая дорога, покрытая кашей из снега и слякоти, напоминала о присутствии человека.
Где наш дом? дрожащим голосом повторила Саша.
* * *
Слышь, ты никого больше не звал? задал вопрос Сапог, с подозрением уставившись на приятеля, и Леха, рискуя вывихнуть шею, энергично замотал головой.
Что, думаешь, менты? испуганным шепотом спросил он.
А что мне менты?! внезапно окрысился Сапог. У меня еще на справке об освобождении чернила не высохли! Я сегодня первый день на воле! Если менты, так, может, это по твою душу?!
Дык, Леня, тебе на учет вроде встать надо, влез в разговор Данилыч. Можа, участковый что разнюхал?
Стук раздался в третий раз, и было в этом грохоте в железные ворота гаража что-то надрывно-отчаянное, как последний крик о помощи, словно стоящий снаружи человек из последних сил спасался от озверевших преследователей, намеревающихся разорвать его в клочья.
Сапог! послышалось снаружи. Голос был глухим и дребезжащим, будто волочащаяся на веревке консервная банка, привязанная к хвосту дворняги.
Приятели переглянулись.
Кажись, Керосин, неуверенно предположил Леха.
Лоб Сапога, испещренный глубокими морщинами, слегка разгладился.
Открывай. Керосина стрематься не надо. Безобидный торчок.
Леха с лязгом выдвинул стальной запор, приоткрыв дверь.
На снегу, опершись на костыль, стояло сгорбленное существо неопределенного пола и возраста.
Из-под засаленной вязаной шапочки свисали пакли грязных волос, обрамляя высохшее лицо землистого цвета. Пергаментно-блеклая кожа обтягивала череп так плотно, что казалось, она вот-вот лопнет и осыплется, словно труха, обнажая голую сухую кость. Шелушащиеся губы покрыты незаживающими язвами, под студенисто-воспаленными глазами дряблые почернелые мешки.