Однако приостановка работы в тоннеле под Петербургом из-за обильного водоносного слоя вызывала насмешки со стороны всему радующихся людей, и нашим инженерам необходимо было во что бы то ни стало выйти сухими из воды. И, как всегда бывает, ларчик открылся весьма просто; решено было пробить дальнейший путь, заморозив воду, для чего было просверлено в конце тоннеля, главным образом по краям, еще несколько отверстий, в которые по-прежнему ввинтили полые длинные трубки, доходившие до противоположной стенки водоносного слоя, и затем во все эти трубки был впущен жидкий воздух, отчего вода немедленно замерзла, и явилась возможность пройти уже не сквозь воду, а сквозь лед, который притом не мог всплыть вверх, так как его задерживали металлические трубки. Работа на морозе пошла оживленнее, и прошло немного времени, как мрамор, а затем и лед были извлечены из тоннеля, и рабочие, проникнув в противоположную стену, принялись за заделывание ледяной бреши при помощи цемента и металлических сводов.
Куда ехать на дачу?
Послушай, дядя, а ведь нам пора решить, куда ехать на дачу; не искать же дачу, когда пройдет весна, сказала молоденькая девушка, сама весенних лет, входя в кабинет Платона Тимофеевича Хомякова.
Платон Тимофеевич нежно посадил свою племянницу Ольгу Александровну Лугину рядом на кресло, а сам продолжал усердно читать газету «Общественное мнение». Других газет, впрочем, и не существовало. Как веками образовалась на земле черноземная плодородная полоска земли, так и в человечестве веками создалась светлочеловеческая благородная полоса. Различные оттенки и направления частной жизни, существовавшие в былое время в газетах и создававшие лишь общественное сомнение, сменились общественною жизнью, отражавшеюся, как в зеркале, в «Общественном мнении».
Что же, дядя, ты ничего не отвечаешь? спросила Ольга Александровна.
Погоди, душечка, дай прочесть еще строчку, а там поговорим вволю.
Прочтя еще строчку, грузный Платон Тимофеевич встал с не менее грузного кресла, легким, но плотным шагом прошелся по кабинету и ответил решительными слогами:
На да-чу не е-дем!
Что с тобой? только и могла выговорить обиженная племянница.
Ничего, вдруг весело заговорил Платон Тимофеевич, решительно ничего! Отныне я хочу жить в подземелье, а ты, как хочешь.
Нет, право, так невозможно; говоришь, дядя, ты какими-то загадками, видно, с тобою сегодня не сговориться, сказала, вставая с кресла, Ольга Александровна.
Видишь, в чем дело, сказал Платон Тимофеевич, успокаивая свою племянницу. Я получил вчера письмо из Петербурга от Павла Алексеевича Демидова, ты ведь хорошо его знаешь, с приглашением осмотреть работы, совершающиеся в тоннеле со стороны Петербурга. Почему со стороны Петербурга, а не Москвы, где мы находимся, то об этом Павел Алексеевич умолчал, а просил лишь внимательно прочесть сегодняшнюю статью в газете, которая разрешит этот для нас интересный вопрос, и также, быть может, наведет на некоторые мысли относительно дачи.
Прочитав сегодняшний номер газеты, я и решил поселиться на даче в подземелье. Вот, прочти газету, тогда и увидишь, стоит или не стоит пожить там, и дядя, передав газету племяннице, покинул ее.
Ольга Александровна, мило усевшись в кресле, принялась за чтение статьи «В тоннеле под Петербургом», где ретивый корреспондент вычурно-загнутым слогом сообщал следующее:
«Благодаря необыкновенной, прямо-таки расточительной любезности Петра Георгиевича Таманова и Павла Алексеевича Демидова, инженеров-строителей С.-Петербургско-Московского тоннеля, нам довелось побывать на месте работ, представляющих грандиозный муравейник человеческого труда и знаний. Прежде всего, мы ознакомились с местностью, прилегающей к тоннелю: все здания из белого мрамора на гранитных основаниях весело и ослепительно блистали на весеннем петербургском нервном солнце и легкой дымкой напоминали о римских зданиях и переносили туда, где возродились науки, искусство Да, муравейник под Петербургом, казалось, принял в свои объятия Академию и Университет и оросил их живой водой знаний, выбравшихся на свет Божий из тьмы веков. По правую и левую сторону входа в тоннель красовались величественные беломраморные палаты, предназначенные для увековечения геологических и палеонтологических познаний, исходящих из недр тоннеля. Да, эти два музея явились гигантскими историками земли!
Молодые душой академики и по четыре года ищущие правды студенты одинаково жадно следили за раскрываемыми в глубине тоннеля еще теплыми страницами горячей истории земли, писаной огнем и водой, но, впрочем, истории не столь горячей, как история человечества, которая все еще пишется огнем и мечом.
Было бы весьма затруднительно в небольшой газетной заметке познакомить читателей с теми внушительными явлениями природы, какие довелось нам повидать при осмотре музеев, чему мы посвятим в будущем с благоговением несколько пламенных строк, а теперь мимоходом лишь заметим, что некогда сказочные и баснословные выражения в плечах косая сажень, а слона-то я и не приметил стали отныне истиной святой.
Подавленные чувством изумления, мы покинули палаты естественных наук и направились к входу в широко-просторный тоннель. Там нас ожидал легкий изящный электромобиль. Отпустив тормоза, мы начали сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее скатываться в глубь тоннеля Мимо нас мелькали перемежающиеся слои почвы: песчаные, глиняные, известковые, мраморные, гранитные, каменноугольные»
Послесловие читателя
Проснитесь, Читатель, и, если кто из вас увидел сон прекрасный и желает видеть их и впредь, да благоволит сообщить свое желание о продолжении романа.
Ефим ГоринГРАНДИОЗНЫЙ ПРОЕКТФантазия
Мой друг Герасим уже несколько раз приглашал меня к себе провести с ним один из длинных зимних вечеров, обещая познакомить с каким-то новым своим «грандиозным проектом», осуществление которого сделало бы, по его словам, величайший переворот в жизни людей всех концов земли.
Герасим большой фантазер и вечно возится с различными проектами, осуществить которые ему ни разу еще не удавалось по той или другой причине, и теперь я был убежден, что он просто расскажет мне какую-нибудь небылицу в лицах и что весь его «грандиозный проект» окажется только в конце концов сном наяву: он или совершенно неприемлем с точки зрения современной науки, или же потребует для своего осуществления невыразимо огромной суммы денег, что одинаково гибельно отражается всегда на проектах бедного Герасима и влечет за собой лишь горькое разочарование моему другу.
За это он больше всего сердится на современный мир богатых людей, которые будто бы виноваты в его неудачах, более всего потому, что не желают финансировать его предприятия.
Чтобы не обидеть друга, я пошел к нему и он встретил меня с распростертыми объятиями.
Усаживая меня за свой рабочий стол, он торопливо стал рыться в кипе лежавшей на столе бумаги и раскладывать передо мной исчерченные непонятными для меня линиями и кругами листы, старательно подбирая их в надлежащий порядок.
Вошедший в это время к нам из другой комнаты его жене он велел приготовить чай, а сам опять принялся за разборку своих бумаг.
После того, как, очевидно, весь требующейся материал был уже налицо, Герасим принялся за изложение своей идеи, поясняя, где нужно, свои слова разложенными по столу чертежами.
Мало-помалу я был посвящен во все подробности разработанного им плана, а Герасим все с большим увлечением продолжал доказывать мне возможность осуществления своего проекта, заключающегося в том, чтобы путем искусственного перемещения воздуха из тропических стран к северному полюсу согреть все северное полушарие и тем удешевить жизнь, избавить людей от изыскания средств на одежду и топливо и расширить территорию северных земель для заселения их будущими поколениями.
Ты знаешь, горячо продолжал он, что рано или поздно люди, согревая свою шкуру, сожгут наконец все растущие на земле леса и весь запас каменного угля и нефти и тогдачто? гибель, неминуемая гибель от вечного холода.
Единственное спасение для людейэто взяться за исполнение моего проекта.