Ого, какая модница, шепчет Ксюша и окликает женщину:
Добрый день!
Женщина изучает гостей чуть раскосыми, синими как лед глазами.
Добрый, сдержанно говорит она.
Ксюша спрашивает про деревню, про старожилов.
Ворсой деревня зовется, отвечает женщина. Так-то три избы заняты, но нынче нет никого, кто в Ивановку ушел, кто рыбачить.
Вы, бабушка, в тайге давно живете, не знакомо ли вам такое место?
Старуха смотрит на рисунок, но в руки его не берет.
Нет у нас такого. К Ивановке идите, может, там есть.
Вы уверены?
Старуха уже уходит в дом, гремит засовом, зашторивает окно.
Не больно она гостеприимна, говорит озадаченный Илья.
Врет она про капище, по-моему, хмурится Ксюша. Переживает, что мы увезем статуи.
За Ворсой луга и лесные урочища. С вновь вспыхнувшим энтузиазмом друзья шагают по охотничьей тропинке. На дороге сложенные из бревен мостки. Под досками хлюпает грязь.
Илья замечает чистое озерцо, напоминающее глаз с ресницами сосен на дальнем берегу. Уговаривает спутницу искупаться с ним. Безуспешно. Она не взяла с собой купальник.
Как чужая
Ксюша устроилась на заросшем пушицей склоне. Он стоит по пояс в воде. Таежное солнце ласкает спину.
Почему мы расстались? спрашивает внезапно.
Она поводит плечами:
Работа, семья У Лены дети. Я переехала. Витька
Да нет. Мы с тобой почему расстались?
Она вскидывает брови удивленно:
Так мы и не встречались.
А тогда, в походе?
Ну, это вообще-то по-другому называется, говорит она. И было всего пару раз.
«Четыре раза», думает он, ныряет в воды лесного озера и зажмуривается.
Сверившись с картой, они делают крюк. Древнее мансийское городище Тарума расположилось на холме. Под густой травой угадываются оплывшие насыпи и полузасыпанные рвы. Ямы землянок. Крапива.
Привал, говорят они в унисон. Садятся, скрестив ноги.
Мышцы ноют от рюкзаков. Тишина пульсирует, давит на уши.
Птицы не поют над Тарумой, и путники молчат, что-то такое понимая интуитивно. Илья улыбается вяло, когда Ксюша кладет голову ему на колени. Она сразу засыпает, а он успевает сказать, что скучал по ней. И погружается в сон.
Ему снится пожилой мужчина с колючим взглядом из-под очков.
Дальше не ходи, говорит мужчина. Если увидишь их, никогда не будешь прежним.
Марьичев!
Он просыпается рывком, едва не соскальзывает в ров.
Господи, мы спали три часа!
Ксюша мрачна и не на шутку встревожена.
На вершине холма стоял человек.
Где? напрягается Илья.
За тем валом. Я проснулась, а он стоял там.
Как он выглядел?
У него была крупная голова. Очень крупная.
Крупная голова? Тебе это не приснилось?
Мне здесь не нравится, она подхватывает рюкзак.
Хочешь, я проверю?
Нет! Давай идти, наверстаем упущенное время.
Он успокаивает ее по дороге: «Всего-то рыбак из Ворсы». Он размышляет о прицепе с извращенным коллажем и о танце на опушке.
Русло Линты запружено осклизлыми утопленниками-бревнами. Река течет под топляком. Бревна трутся со скрежетом, ветви и корни переплетены узлами.
Угрюмая Ксюша отмахивается от слепней.
Тропинка оборвалась в болоте. Деревья вокруг чахлые и тонкие как спички. Не оправились после давнего пожара. Корявые стволы обросли лишайником. Верхушки засохли. За уродливыми кронами мелькает тусклое солнце, постепенно снижающееся к торфяникам.
Над гиблым болотом стелется дымка.
Спой что-нибудь, предлагает Илья.
Что за глупости, говорит она.
Но поетпытается петь. Песенка из кинофильма «Москва слезам не верит» неуместна в тайге и только привлекает взоры из зарослей.
Без гитары не получается. Вот бы Витьку сюда. Обидно, что он не смог поехать.
Я его не приглашал.
Нет? Но ты же сказал
Я соврал. Я хотел провести выходные с тобой.
Мне приятно, но
Она подавлена. Она подыскивает слова.
Ильюш, мне жаль, если я ввела тебя в заблуждение. Ты мой друг, самый лучший. Но сейчас у меня не тот период, чтобы
Он останавливается, касается ее запястья:
Тот. Ты просто еще не поняла. Я буду рядом всегда. Я не предам тебя. Я
Илья
Я люблю тебя.
Она отнимает руку и пятится. Смотрит поверх его плеча ошарашенно.
Скажи, что это не галлюцинация.
Девять идолов врыто в землю буквой «С», так же как на рисунке прадеда. У зубчатой стены леса стоит насаженный на полутораметровые опоры-пни амбар. Точь-в-точь избушка на курьих ножках, без окон, но с дверями. Доступ к поляне преграждает болото, и они прыгают с кочки на кочку.
Таким капище являлось во снах художнику Марьичеву, закончившему жизнь в психиатрической больнице святого Николая Чудотворца.
И писателю Раймуту, глотающему выхлопной газ, оно пригрезилось таким же.
Вытянутые восьмигранными пирамидами макушки изваяний. Черные от копоти полуистлевшие тулова.
И не усмешку спрятал прадед в карандашных черточках, а оскал. Подковы ртов с вырубленными клыками. Свирепые морды древних богов.
Фантастика, шепчет Ксюша.
Мы это сделали! торжествует Илья.
Они кружатся по поляне, не обращая внимания на сгущающиеся сумерки, на силуэт у пихты.
Горельник шуршит когтистыми ветками.
Фотовспышка озаряет статуи. Жуков, копошащихся в лунках глазниц.
Илья просит духов тайги: «Если вы существуете, помогите мне вернуть эту девочку, а я буду любить ее и оберегать».
Ксюша возбужденно щелкает фотоаппаратом.
А меня сфоткаешь? спрашивает незнакомец, выходя из-за сумьяха.
Бритый под ноль коренастый мужчина в камуфляжных штанах. Рубашка расстегнута, на шее болтается маска с длинным носом. Желудок Ильи болезненно сжимается. Он узнает танцора.
Вот это местечко, Лысый с любопытством рассматривает святилище. Ну и забрались же вы, ребята. Погоняли меня по болотам.
Илья заслоняет собой Ксюшу.
Кто вы?
Да не трусь, пацан. Из Линты я. Учитель, прикинь? Труды в школе веду. А это ученичок мой бывший. Ходь к нам, ученичок.
От пихты отслаивается тень, и бледная Ксюша вскрикивает.
У второго незнакомца голова филина. Перья и деревянный клюв грубо приклеены к вересковой плашке.
Что вам надо? голос Ильи дрожит.
Лысый подходит к нему вразвалку. Улыбается приветливо.
Вы у меня вчера в летней резиденции были, смекаете? Старенький такой фургончик. Кабы предупредили, что зайдете, прибрался бы.
Мы у вас ничего не крали, говорит Ксюша.
А я вас ни в чем не обвиняю, добродушно парирует Лысый, я, наоборот, отдать вам кое-что хочу.
Что? спрашивает Илья.
Да вот, клацает Лысый выкидным ножом, держи, братуха.
Илья набирает воздух в легкие, чтобы закричать: «Беги».
Тяжелая пятерня стискивает его горло, а пятнадцатисантиметровое лезвие пронзает грудь. Губы окрашиваются алым.
«Прости меня», думает он.
И мертвый падает в траву.
Лысый деловито вытирает лезвие о футболку Ильи. Ухмыляется Ксюше:
Да не расстраивайся ты из-за этого дохлика. У тебя теперь настоящие мужики есть. Верно я говорю, Эрик?
Верно, отвечает младший Мушта, снимая маску.
Ксюша осознает, что произошло. Илья погиб. Она одна, и неизвестно, сколько убитых маньяками туристов покоится на илистом дне. Она отступает. Стаскивает рюкзак.
Сухие глаза сверлят мужчин с ненавистью.
Сама разденешься или побегаем сперва? интересуется Лысый.
Она срывается и бежит к торфяникам.
Эрик бросается наперерез.
Сбивает Ксюшу на землю и седлает, смеясь. Он по-своему красив, одноклассницы были без ума от него, но свидания с одноклассницами скучны, как хлам из дедушкиного музея. Любовница должна пахнуть страхом и кровью.
Ксюша визжит под ним, сладкая, желанная.
Убийца! Тварь!
Ее ладони беспомощно хлопают по грязи, волосы липнут к щекам.
Мир троится, ей мерещится, что идолов на заднем фоне не девять, а гораздо больше. Худые и высокие, как деревья, они двигаются по краю поляны, вытягивая остроконечные головы.
Я первый, говорит Лысый, спуская штаны.