Увидев его сидящим спиной к двери, она почти выкрикнула его имя, но что-то ее остановило. Он говорил какие-то слова, она не услышала и, не веря глазам своим, смотрела, как он сидит на месте, не подходя к ней, и сжимает ложку в руке словно оружие.
Джон! позвала она наконец. Но он не обернулся.
Марла и Джессика вывели ее из ресторана, издавая успокаивающие звукидолжно быть, слова, а Чарли пыталась разглядеть его через окно: он не сдвинулся с места. Как он может притворяться, что меня здесь нет?
Вдруг ее пронзила острая боль, возвращая в настоящее, и Чарли крепко обхватила себя руками, хотя это не сильно-то помогло: боль была везде, острая и горячая. Она сжала челюсти, не в силах произнести ни звука. Порой боль сменялась тянущим чувством, которое можно было затолкнуть на задворки сознания, порой исчезала на целые дни, но всегда возвращалась.
Тебе было больно? спросил Джон, и это был первыйи единственныйзнак того, что ему, возможно, не все равно, но только она не смогла ответить. А ведь можно было сказать: да. Да, мне было больно, и больно до сих пор. Иногда я думаю, что умру от боли, хотя сейчас от нее осталось только эхо. Как будто все мои кости раздроблены, как будто внутренности разорваны и перекручены, как будто череп треснул, и из него вытекает содержимоеи все повторяется снова и снова. Она сжала зубы и сделала несколько решительных вдохов. Приступ понемногу стихал.
Чарли? Ты в порядке? тихо спросила Джессика, появившись у нее за спиной на тротуаре у дома Клэя.
Чарли кивнула.
Я не слышала, как ты подошла, сказала она хрипло.
Он не специально так Он просто
Травмирован, огрызнулась Чарли. Я знаю.
Джессика вздохнула, и Чарли покачала головой.
Извини, я не хотела тебя обидеть.
Я знаю, сказала Джессика.
Чарли вздохнула и закрыла глаза.
Но умер тогда не она то, что пережила она, было очень похоже на смерть. Ту судьбоносную ночь она помнила отрывочноклочки мыслей, шепот, все спутано, как будто в тумане, и медленно вращается вокруг самого важногоединственного, безошибочно узнаваемого щелчка спиральных замков. Чарли содрогнулась и почувствовала руку Джессики у себя на плече. Она открыла глаза и беспомощно посмотрела на подругу.
Думаю, ему просто нужно время, мягко сказала Джессика.
Сколько еще времени? спросила Чарли голосом, холодным как камень.
Глава третья
Готово, прозвенел тихий голос в темноте.
Я сам скажу, когда будет готово, сказал человек, сгорбившийся в углу.
Он напряженно смотрел в монитор.
Подними еще на пару градусов, прошептал он.
Вы говорили, что это может быть слишком, сказала женщина, склонившаяся над столом в противоположном углу.
Ее силуэт вырисовывался в контурном свете. Она внимательно рассматривала что-то, лежавшее перед ней.
Давай, сказал сутулый.
Женщина прикоснулась к рукоятке регулировки, но вдруг отпрянула.
Что такое? осведомился мужчина, не отводя глаз от монитора. Подними на два градуса, приказал он, повышая голос.
Минуту комната оставалась в тишине. Наконец, мужчина повернулся к столу.
Какая-то проблема?
Мне кажется, оно Женщина замолкла.
Что?
Двигается.
Конечно. Они двигаются.
Кажется, ему больно? прошептала она.
Мужчина улыбнулся.
Да.
Вдруг вспыхнул свет, и в центре комнаты раздался резкий звук. Красные, зеленые и синие огни замигали один за другим, и из колонок, вмонтированных в стены, полился жизнерадостный голос, заполняя комнату песней.
Теперь все лампы освещали егогладкого фиолетово-белого медведя. Его суставы щелкали при каждом повороте, глаза бессмысленно дергались. Он был около ста восьмидесяти сантиметров высотой, с розовыми щеками, напоминающими клубы сахарной ваты. В лапе он держал микрофон с нашлепкой, похожей на зеркальный дискотечный шар.
Выключи эту штуку! закричал сутулый, с явным трудом поднимаясь на ноги.
Он медленно дошел до центра комнаты, всем весом опираясь на трость.
Отойди назад, я сам! проорал он, и женщина удалилась к столу в углу комнаты.
Мужчина снял белую пластиковую панель с груди поющего медведя, глубоко запустил в полость руку и вытащил все, что мог нащупать. По мере того как он разъединял провода внутри, глаза перестали вращаться, векисхлопываться, и, наконец, рот перестал петь, а головаповорачиваться. Потом, вздрогнув в последний раз, глаза закрылись, и голова безжизненно повалилась набок.
Человек отступил, и тяжелая панель с лязгом захлопнулась. В аниматронном медведе зазвучали сервомеханизмы и шестеренки, сломанные и разъединенные, неспособные функционировать. Из швов оболочки порой вырывался воздух, когда давали осечку шланги пневмопривода.
Звук оборвался и отозвался эхом, которое вскоре затихло. Человек перенес внимание на стол и дернулся к нему. Он опустил глаза, разглядывая извивающуюся фигуру, которая лежала на поверхности. Стол сиял раскаленным оранжевым, шипел горячий металл. Человек взял шприц из руки женщины и с силой вонзил его в извивающуюся тварь. Потом он поднял поршень шприца и твердой рукой удерживал иглу, пока ее наполняла расплавленная субстанция. После этого он рывком вынул шприц и, шатаясь, вернулся к медведю.
А теперь мы используем тебя для великой цели, сказал он светящемуся шприцу.
Он снова открыл тяжелую грудную панель сломанного медведя, потом осторожно вставил шприц прямо в полость и начал давить на поршень. Панель захлопнуласьчеловек был слишком слаб, чтобы удерживать ее открытой, и он упал на спину, схватившись за руку. Почти полный шприц покатился на пол. Женщина упала на колени рядом с мужчиной и ощупала его руку, чтобы исключить перелом.
Я в порядке, проворчал он и посмотрел на все еще неподвижного медведя.
Надо нагреть сильнее.
Шипение на столе продолжалосьфигура повернулась, с горячей поверхности поднимались струи пара.
Сильнее нагревать нельзя, сказала женщина. Вы их погубите.
Человек посмотрел на нее с добродушной улыбкой, резко перевел взгляд на медведя и, широко раскрыв глаза, стал следить за каждым мельчайшим движением.
Теперь их жизни послужат великой цели, сказал человек довольным голосом. Они станут чем-то большим, в точности как ты.
Он посмотрел снизу вверх на женщину, которая склонилась над ним на коленях. Та обернулась. Ее гладкие накрашенные щеки блестели в свете ламп.
Джон вошел в квартиру, запер дверь на задвижку и воспользовался цепочкой в первый раз с тех пор, как переехал. Он подошел к окну, повозился с жалюзи и остановился, борясь с желанием закрыть их и полностью отгородиться от внешнего мира. Через стеклянную дверь была видна спокойная парковка, жутковато освещенная голубой неоновой вывеской на соседнем автосалоне. Откуда-то доносилось незнакомое жужжание, и Джон какое-то время понаблюдал за парковкой, сам не зная, чего он ожидает там увидеть. Вернувшись в спальню, он замер: снова появился этот звук, на сей раз громчегде-то в этой же комнате.
Джон затаил дыхание, прислушиваясь. Это был тихий звук от какого-то движения, но слишком ровный и механический, например, для мыши. Джон включил светшум не останавливался. Он медленно повернулся, пытаясь определить источник звука, и осознал, что смотрит на Теодора.
Это ты? спросил он.
Он подошел ближе и взял в руки голову от бестелесного кролика. Поднес ее к уху, прислушался к странному звуку, который шел изнутри игрушки. Раздался резкий щелчок, и звук прекратился. Джон подождал, но кроличья голова затихла. Он положил Теодора обратно на комод и подождал, не возобновится ли шум.
Я не сумасшедший, сказал Джон кролику. И не позволю ни тебе ни тебе ни кому-то другому убедить меня в обратном.
Он вернулся к кровати и сунул руку под матрас, с подозрением глядя на кролика. Джону вдруг стало казаться, что за ним наблюдают. Он вынул спрятанную тетрадь, сел, откинувшись на спинку кровати, и посмотрел на черно-белую обложку. Это была обычная толстая тетрадь с белым прямоугольником, куда вписывают имя и предмет. Джон оставил его пустым и теперь обводил незаполненные строки пальцем. Ему не очень хотелось открывать тетрадь, которая бесполезно лежала под матрасом вот уже три месяца. Наконец он вздохнул и открыл первую страницу.