У акул нет ребер, одни хрящи. Поэтому и пилить легко. Тебе не понравилось? поинтересовался Макс, доставая из морозилки лед.
Нууу как тебе сказать, протянул Валентина. Он кинул оливку в рот, накручивая на указательный палец кончик своего «хвоста». Одно деловшивая псина, которая только и умеет гавкать и кусаться. А другоеогромная акула. Большая и величественная. Как бы я ни разделял твое специфическое хобби, мне кажется, акула такого не заслужила. Во всяком случае, ее могли бы кромсать с головы. А в ролике начали с хвоста. Бедная ее уже до середины настрогали, а она все еще жива, рот разевает Типа, че творите, люди?!
В комнате клетка с мышами, сказал Макс, откупоривая бутылку с ромом. Было видно, что он не горел желанием обсуждать мучительную смерть акулы, как и проснувшуюся совесть худосочного любовника. Что с ними сделаем? Можно сварить на медленном огне. Можно поджарить. Можно ножницами укоротить лапки. Можно подвесить на сушилке, как гирлянду, и утыкать булавками.
Валентина сделал вялый жест рукой в воздухе.
Чего-то сегодня уже ничего такого не хочется.
Его взгляд наткнулся на пластиковый стакан, стоящий на столе вверх дном. Приглядевшись, он увидел под стаканом неподвижно лежащую муху.
Ты уже перешел на насекомых, дорогой? спросил он, подмигнув Максу.
Просто где-то вычитал, что они могут жить без головы несколько дней, улыбнулся тот. Поставив на стол охлажденные бокалы, он плеснул в них ром. Сегодня первый. Добавить колы, родная? Или ты по химии сегодня?
Пожалуй, я тоже выпью, решил Валентина. Оставим «колесики» на следующий раз
Пока Макс разбавлял ром, он приподнял пластиковый стакан, с интересом глядя на безголовую муху.
Она сдохла, вынес он вердикт, глядя на неподвижное черное тельце насекомого.
Хрена с два, качнул головой Макс. Он вытащил из деревянной подставки зубочистку и осторожно коснулся ею мухи. Она судорожно зашевелила лапками, елозя по поверхности стола.
Они чокнулись бокалами, выпили.
Какие планы на завтра? спросил Макс, закидывая в рот пластинку дырчатого сыра. У меня есть пневматика, можно на пруд сходить. Я на днях утенка одного подстрелил, глаз ему вышиб. Он после этого по кругу начал плавать, прикинь? Как будто циркулем чертил, ровно-ровно Правда, на следующий день я его больше не видел. Сдох, наверное.
Забавно, улыбнулся Валентина. Еще какие варианты?
Можно на дачу ко мне двинуть, с ночевкой. Поставим силки на птиц, порезвимся. Можно бобра поймать. Помнишь, как в том году на кол одного нанизали?
Лицо Валентины засветилось от воспоминаний.
Конечно, помню. Живучий оказался, извивался, как червяк. Его над углями держишь, а он только сопит и дрыгает лапами. Окочурился, только когда уже обугливаться начал проговорил он с мечтательным видом.
Они засмеялись.
Поехали на дачу, подумав, решил Валентина. Люблю свежий воздух Лесные запахи, сено, великолепные закаты А вечером шашлык намутим. У тебя там есть постельное белье? Чистое? Ненавижу грязь
Макс ответил, что есть.
Когда ужин был закончен, Валентина вылез из-за стола.
Я в душ, милый, тихо сказал он. Когда я выйду, я хочу, чтобы ты тоже был раздет
Макс тепло улыбнулся.
Пока Валентина мылся, он вынул из шкафа кожаный хлыст с искусно сплетенной рукояткой. Приготовил горячий шоколад и новые порции рома, затем снял с себя обтягивающую футболку. Как и голова, все тело Макса было тщательно выбрито, в центре мускулистой груди красовалась цветная татуировка в виде ухмыляющегося черепа в рваной бандане и двумя скрещенными мачете под ним. Над черепом готическим шрифтом выведено:
SINE METU MORTIS
Когда вода в ванной перестала литься, Макс открыл небольшую комнату. Окно закрыто жалюзи, все стены помещения были обиты черным ковролином, обеспечивая звукоизоляцию. Под потолком по всему периметру установлены прожекторы и галогенные лампы. На специальном откидном столике мерцал экран монитора. Макс наклонился, щелкнув клавишей воспроизведения, и комната мгновенно завибрировала от хрипящих аккордов финской группы «Turmion Katilot». Сумасшедшим калейдоскопом одна за другой вспыхивали лампы, сверкая самой разнообразной палитройот ядовито-желтого до пурпурно-красного, словно бьющая из раны артериальная кровь, от мягко-изумрудного до темно-синего, почти черного, как вода на дне океана. На темных стенах комнаты рубиновые лучи лазера, струящиеся из анимационного проектора, нервно чертили зигзагообразные узоры.
Я здесь, шепнули прямо в ухо, и Макс обернулся.
Валентина распустил свои длинные волосы, которые свисали на его лицо влажно-белесыми паклями. На шее застегнут кожаный ошейник с острыми шипами, к которому крепился стальной карабин с длинной цепью. В соски впалой груди Валентины были вдеты крупные кольца из хирургической стали. От гея исходил запах духов, ногти на ногах покрыты нежно-фиолетовым лаком.
Я просил тебя отрастить ногти, хрипловато сказал Макс, указывая плеткой на узкие ступни любовника.
Валентина обнял его.
Тогда мне придется носить открытые туфли, прошептал он в ухо Максу. Я порву носки к чертовой матери, если начну отращивать ногти И потом Как ты думаешь, сколько я продержусь на своей работе, если в таком виде буду стричь клиентов?
Макс внезапно впился ему в губы, и Валентина вскрикнул. Подбородок гея прочертила узкая струйка крови.
Ты безумен, задыхающимся голосом сказал он, слизывая кровь. Как животное.
Макс хрипло засмеялся. В его темных блестящих глазах скользили беспорядочные блики от вспышек мигающих ламп и прожекторов.
Возьми меня, хозяин, с покорным видом вымолвил Валентина, протягивая Максу конец цепи.
Сейчас я покажу тебе, как я тебя люблю, тем же хриплым голосом произнес Макс и, взяв миску с остывающим шоколадом, запустил туда пятерню. Сейчас покажу
Он шлепнул вязко-коричневое месиво на бледную грудь Валентина, и тот судорожно вздохнул. Следующую порцию шоколада Макс размазал по своим гениталиям. Ухмыльнувшись, он поудобнее обхватил плеть, другой рукой схватив цепь, к которой был пристегнут его любовник.
Валентина застонал, и его крик слился с щелчком хлыста по обнаженному телу.
Когда все было закончено и некоторые особо глубокие царапины Валентины были продезинфицированы и заклеены пластырем, они в изнеможении распластались на постели.
Ты зверь, прошептал Валентина, медленно водя указательным пальцем по накачанному бицепсу Макса. Яростный, дикий, необузданный Жестокий. Не знающий пощады Но я люблю это Правда, мы извращенцы? Нас нужно лечить, Макс?
Не знаю, лениво отозвался тот. Он молча разглядывал потолок, на котором в свете уличных фонарей отражались скрюченные тени деревьев. Думаю, все в той или иной степени извращенцы. Просто кто-то держит в тайне свои грязные секреты до самой смерти А кто-то нет. И даже выпячивает их наружу. Нате, мол, смотрите, я такой, какой есть, и мне плевать, нравится вам это или нет.
До самой смерти, эхом повторил Валентина. Ты сегодня говорил про наше будущее Но я не хочу ждать, Макс. Мне надоела эта съемная комната. Я ненавижу соседа, мерзкого потного сантехника, который вечно пердит и воняет перегаром! Однажды он назвал меня гомосеком. Я хотела ему глаза выцарапать! Подумать только!
А разве это не так? хмыкнул Макс. Видя, что тот насупился, он легонько пихнул любовника в худой бок: Не дуйся.
Я хочу к тебе, продолжил после паузы Валентина. Я устала прятать свое настоящее «я». Я хочу одеваться в красивые платья и носить босоножки на высоких каблуках! Я хочу красить губы! Я мечтаю, чтобы в моем паспорте вместо долбаного «Валентина» значилось «Эйприл»! Или хотя бы «Джейн»! Я хочу улыбаться и радоваться жизни! А не бояться, что мне в подворотне пьяные гопники надают по щам и снимут штаны, засунув туда бейсбольную биту!
Макс вздохнул. Ему было нечего возразить на этот крик души, пылкий, отчаянный, от которого одновременно веяло какой-то опустошенно-ледяной безысходностью.
Помолчав, Валентина вновь заговорил:
У нас на работе есть одна сучка. Нос картошкой, вся в прыщах и постоянно под мышкой чешется. Не пойму, она там не бреет, что ли, и у нее вши завелись? Но я о другом. Эта манда с мужем ездили отдыхать в Мюнхен, и она рассказывала, вот, мол, идем по улице, а навстречу мужик под два метра ростом, в розовых шортиках и такой же розовой пушистой блузке. Обут в туфельки, ногти накрашены, а сами ноги выбриты так, что по ним хоть шелковый платок пускай, соскользнет И эта сука, скребущая ногтями под мышкой, брезгливо так выдает: