Как, это вы? сказал он, взяв в свою ее холодную от пота руку.
Да, это я, ответила она жестким церемонным тоном.
Вы хотите сказать, что были на встрече?
Да.
Как, где были мои глаза? Я вас не заметил.
Маловероятно, что вы хотели меня заметить, мистер Теегер.
О, прекратите! За кого вы меня принимаете? Я только рад! И я вот что скажу вам, мисс Рейчел, я скажу вам то, что Господь Иисус сказал одному молодому человеку: «Недалеко ты от Царствия Божия».
Она уже была там! рядом с ним, наедине, на темной площади, но все же страдающая, сгорающая в пламени такой неукротимой страсти, что поглощает, возможно, только самые сильные натуры.
Она оперлась на его руку, которую он так и не подумал предложитьи, когда он направил свои шаги прямо к дому, сказала, вся дрожа:
Я пока не хочу идти домой. Мне хотелось бы немного прогуляться. Вы не возражаете, мистер Теегер?
Возражаю? Нет. Что ж, пойдемте.
И она стали гулять по путанице улиц и площадей; он говорил о «Служении» и повседневных вещах. Через полчаса она говорила:
Мне часто хочется быть мужчиной. Мужчина может говорить и делать то, что ему нравится; но с девушкой все по-другому. Вот вы, мистер Теегер, всегда тут и там, люди вас слушают и тому подобное. Мне часто хочется быть всего лишь мужчиной.
Ну, знаете, все зависит от того, как вы на это смотрите, сказал он. И послушайте-ка, вы можете называть меня Уолтером, так будет проще.
О, я не стала бы этого делать, отозвалась она. До тех пор, пока
Ее рука дрожала на его руке.
Ну, говорите же. В чем дело?
До тех пор, пока мы не узнаем что-то более определенное о васи Энни.
Он издал влажный смешок. Теперь она быстро вела его вокруг площади, все вокруг и вокруг.
Ох уж вы, девушки! воскликнул он. Небось, сплетничали, как и все девушки? От вас очень сложно что-нибудь скрыть, правда?
Но в этом случае особо нечего скрывать, насколько я понимаю, так ведь?
Уолтер рассмеялся, и смешок, как всегда, застрял у него в горле.
О, бросьтеэто было бы слишком откровенно, не так ли?
После минутного молчания Рейчел произнесла предательскую фразу:
Энни никого не любит, мистер Теегер.
О, оставьтедовольно громко сказано, о ком бы ни шла речь. С ней все в порядке.
Нет, не в порядке. Конечно, большинство девушек глупенькие и тому подобное, и им нравится выходить замуж
Ну, это только естественно, не так ли?
Это была шутка; и снова смех скатился вниз и застрял в его горле, как комок мокроты.
Да, но они не понимают, что такое любовь, сказала Рейчел. У них нет никакого представления. Им нравится быть замужними женщинами, иметь мужа и тому подобное. Но они не знают, что такое любовь, поверьте мне! Мужчины тоже не знают.
Как она дрожала! ее тело, ее умирающий голосона тяжело опиралась на его руку, и луна, с торжеством выглянувшая теперь из-за облаков, на миг ярко осветила безумие ее призрачного лица.
Ну, я не знаю, мне кажется, мисс, я понимаю, что это, сказал он.
Не понимаете, мистер Теегер!
И что же тогда?
Потому что, когда это овладевает вами, оно заставляет вас
Ну хорошо, выкладывайте. Кажется, вы все об этом знаете.
И Рейчел начала рассказывать ему об «этом»с бешеными определениями и доселе неведомой ей самой силой выражения. Это было безумие, и имя ему было Легион, это была одержимость фуриями; это был спазм в горле, трепет рук и ног, и жажда зрачков, и огнь в костях; это была каталепсия, транс, апокалипсис; это было высоким, как галактика, и низменным, как сточная канава; это был Везувий, северное сияние, закат; это была радуга в выгребной яме, святой Иоанн и Гелиогабал, Беатриче и Мессалина; это было преображение, и проказа, и метемпсихоз, и невроз; это был танец менад, укус тарантула и солнечное крещение. Она изливала дикие определения в простых словах, но с отчаянием человека, сражающегося за свою жизнь. И она не произнесла и половины, когда он понял все до конца; и как только он понял, он был покорен и погиб.
Вы же не хотите сказать он запнулся.
Ах, мистер Теегер, ответила она, нет слепых хуже невидящих.
Его рука обвилась вокруг ее дрожащего тела.
Говорят, что у каждого свой недостаток; и этот человек, Уолтер, ни в коем случае не человек с крепким умом, в делах любви безусловно склонялся к импульсивности, распущенности и слабости. И эта тенденция только усиливалась благодаря вполне искренней направленности его ума к «духовным предметам», ибо под влиянием внезапного искушения его существо с еще большей пылкостью возвращалось в свое природное русло. В целом, не будь он пуританином, он был бы Дон Жуаном.
Рейчел мигом повисла у него на шее, и он стал страстно ее целовать.
После этого она сказала ему:
Но ты делаешь это только из жалости, Уолтер. Скажи правду, ты влюблен в Энни?
Он, как Петр, сразу отрекся.
Это ты так говоришь!
Нет, влюблен, настаивала она, наполненная блаженством его отречения.
Ха! Нет. И никогда не был. Ты та самая девушка, что мне нужна.
Вернувшись, они вошли в дом порознь: он первым, она же еще двадцать минут ждала на улице.
Дом был маленьким, и поэтому сестры спали вместе в комнате на втором этаже; Уолтер в задней комнате на втором этаже; миссис Эванс в задней комнате на первом этаже, а передняя комната первого этажа служила «гостиной».
Девушки обычно ложились спать одновременно, и в тот вечер, когда они раздевались, произошла ссора.
Спервадолгое молчание. Затем Рейчел, чтобы что-то сказать, указала на новые перчатки Энни и спросила:
Много дала за них?
Деньги и благодарность, ответила Энни.
С этого началось.
Ну, нет необходимости грубить, сказала Рейчел. Она была счастлива, она была в раю и презирала Энни в тот вечер.
А все-таки, сказала Энни, помолчав минут десять перед зеркалом, а все-таки, я никогда не бегала бы так за мужчиной. Я лучше умру.
Ума не приложу, о чем ты говоришь, промолвила Рейчел.
Не притворяйся. Мне было бы стыдно за себя, будь я на твоем месте.
Что ты болтаешь? Маленькая дура.
Это ты дура. Вешаться на человека, который и знать тебя не желает. Как еще ты можешь назвать себя?
Рейчел рассмеяласьсчастливо, но угрожающе.
Не беспокойся, девочка моя, сказала она.
Только подумать, каждый вечер выходить на улицу, чтобы попасться мужчине на глаза! Так знай, девочка моя, это отвратительно!
Правда?
Ты же не станешь отрицать, что была сегодня вечером с мистером Теегером?
Нет, не была.
Врешь! Любой поймет по твоему радостному лицу.
Ну, предположим, что была, и что из этого?
А то, что женщина, я считаю, должна быть приличной; женщина должна уметь управлять своими чувствами, а не выставлять себя напоказ. Поверь, мне противно думать об этом!
Вот и не думай, и не ревнуй, моя милая.
Нежная Энни вспыхнула!
Ревновать? К тебе?!
Знаешь, для этого нет никакой причиныпока что.
Я не ревную! И причины никогда не будет! Ты считаешь мистера Теегера сумасшедшим? На твоем месте я бы сперва вставила несколько фальшивых зубов!
Так Энни пала в бездну вульгарности; но она знала, что лишь этим способом сможет добраться до Энни, ткнуть, как раскаленным прутом, в нервный узел ее страданий; и в самом деле, при этих словах лицо Рейчел стало напоминать добела раскаленное железо, и она вскричала:
Оставь мои зубы! Мужчина смотрит не на зубы! Мужчина смотрит на хорошо сложенную женщину, а не на пухленькую коротышку!
Спасибо. Ты очень добра, ответила Энни, испуганная яростью похлеще своей собственной. Но все же, Рейчел, глупо говорить, что я ревную к тебе. Я знала мистера Теегера за шесть месяцев до тебя. И тебе недолго осталось его знать, потому что я не хочу, чтобы здесь позорили мать, и это для него неподходящее место. Я легко могу уговорить его съехать как можно
Услышав это, Рейчел взвилась и грозно подняла руку, готовая влепить Энни пощечину.
Только посмей заставить его съехать! Я разорву твою маленькую
Энни заморгала глазами, вздрогнула, всхлипнула: в ней больше не осталось боевого духа.