«Мы не отдаем предпочтения одной религии, объяснял Сергей Борисович, здесь все равны перед вечностью, примиряются люди разных конфессий, и не имеет значения, что у них кардинально отличаются представления о загробном мире. Здесь неважно, богатый ты или бедный, коммунист или крайний либерал, грешник или праведниксмерть всех уравнивает. Путь в подземное царство отовсюду одинаков. А смысл нашей жизни в том, что она имеет свой предел»
На меня взирал бронзовый Будда, олицетворяя вселенское спокойствие, он восседал на постаменте из золотых лепестков. Готовились взмыть в небо крылатые ангелы
Я снова сидел, смотрел на здание крематория, возвышающееся в конце аллеи. Его венчал терракотовый купол. Позади крематория выстроились колумбарии с нишами для урн с прахом. В светлое время суток они напоминали нарядные жилые домики. Несколько месяцев назад я заключил с администрацией договор касательно собственного погребения. И ведь прекрасная была возможность привести его в действие
Я зажмурился, представив, как все могло происходить. Друзья, знакомые и безутешные родственники во главе с Варварой и мамой следуют за церемониймейстером и гробом по пространству крематория. Втягиваются в длинный коридор, в конце которого горит ослепительный белый свет. Скорбная процессия растворяется в этом свете. Торжественно звонят колокола. Люди проходят мимо застекленных витрин Музея памяти. Там собраны вещи реально существовавших людейтак называемые материальные портреты. Шествие заканчивается в прощальном зале. Там работает священник (или не работаетдело хозяйское), звучит пронзительная музыка, от которой наворачиваются слезы и рвется душа.
Потом гроб с моим телом погружают в печь, а закончится мероприятие «тихим салютом» белыми шарами, устремленными в небо. Их поочередно выпускают дети, что подчеркивает тихую печаль события. Иногда выпускают белых голубей, символизирующих чистоту и свет, но насчет голубей в моем договоре ничего не сказано. Впрочем, Варвара могла бы оплатить эту дополнительную услугув честь нашего доброго знакомства Я, кстати, совсем недавно узнал, что слово «колумбарий» переводится с латинского, как «обитель голубей», «голубятня».
В окружающем пространстве было тихо, как в нише колумбария. Я поднялся по ступеням, свернул влево, на подъездную дорожку к крематорию, побрел к музею. Здание бывшей котельной, превращенное в один из самых странных музеев мира, располагалось под боком. Пространство у входа венчал задумчивый сфинкс, вокруг которого наматывал круги охранник из ЧОПа. Мерцал огонек сигареты.
Он перестал ходить по кругу, решил прогуляться за угол, в этот момент я и возник в окрестностях входной двери. Она открылась бесшумно, плавно. Никто не остановил возникшее из темноты «привидение» грубый недочет охранной структуры.
В музее также было тихо, но уже тепло. Неясные тени скользили по главному выставочному залуработало дежурное освещение. Моими поступками в эту ночь руководил автопилот.
У стойки слева от входа никого не былодежурный работник изволил отсутствовать. Я понятия не имел, кто дежурит в эту ночьЛариса или Михаил. Справа, из служебного помещения, доносились глухие голоса. Но ноги несли меня прямо.
Я призраком блуждал по большому залумимо выложенных на возвышении старинных надгробных плит, мимо картин, икон, исторических похоронных аксессуаров, настенных мемориалов. Бренность человеческого бытияв виде оскаленных черепов, старинных домовин, аллегорическая «Пляска Смерти», задумчивая «Смерть, играющая в шахматы», охваченная игрой света и тени
Из полумрака проступали траурные женские одеяния XIX векаказалось, в этом платье кто-то есть, и сейчас эта барышня сойдет с постамента Реалистичная инсталляция с участием манекеновсидящая статная женщина в белом платье, а рядом гробик с телом младенца. Так называемый белый траурэлемент Викторианского культа смерти, когда траурной атрибутике уделяли повышенное внимание
Из мерклого освещения вырастал траурный экипаж в натуральную величину: лошадь, укрытая черной попоной, невозмутимый кучер, колесный катафалк, под бархатным балдахином. Экипаж перевозил недавно отреставрированный гроб, в котором был похоронен знаменитый бердский купец Владимир Горохов. Гроб примечателен тем, что из него можно выкачать воздух, чтобы тело не разлагалось. Купецмукомольный промышленник, меценат, основатель индустриального городаскончался в Москве, а тело везли по Транссибу в Новониколаевск. Могилу мецената обнаружили десять лет назад, после обмеления Обского моря. Останки купца перезахоронили. Цинковый саркофаг переехал в Бердский краеведческий музей, а когда в Новосибирске открылся Музей погребальной культурыснова сменил место прописки
В музее было хорошо. Тут только поначалу не по себе. Потом понимаешь, что все это неспроста. Лекарство для успокоения души. Здесь лечится страх перед смертью, которая все равно придет
Я плохо помнил, как оборвались мои неприкаянные блуждания, и я вернулся к выходу. Сотрудница музея Ларисасимпатичное образованное создание с чувством такта и юморауже вернулась на предписанное служебными инструкциями место. Она сидела за стойкой и в свете небольшой настольной лампы перелистывала документацию. Девушка хотела спать, зевала, прикрывая рот ладошкой, словно кто-то мог ее видеть.
Я вырастал из мрака Музея смерти, обрисовывался в освещенном пространстве. Она почуяла присутствие постороннего, вздрогнула, подняла голову. Ей-богу, мне стало ее жалко: никогда я не видел такого пещерного ужаса на миловидной мордашке. Она побелела, окаменела, посмотрела с диким страхом. Хотела что-то сказать, но в горле встала блокадатолько нижняя губа беззащитно подергивалась. «Все ясно, отметил я, Головин не звонил. Списал на видение, которые посещают и психически здоровых людей».
Здравствуйте, Лариса, тихо поздоровался я. Все в порядке? Сергей Борисович на месте?
Она сморщилась, в глазах заблестели слезы. «Если выживу этой ночью, пора менять место работы», отчетливо читалось в ее лице. Слова пробились через блокаду в горле, она издала что-то нечленораздельное.
Я понятливо кивнултрудности перевода. Варвара лично лицезрела мой труп, да и медики в подобных случаях почти не ошибаются.
Повторите, пожалуйста, терпеливо вздохнул я. Сергей Борисович сегодня на месте? и сопроводил вопрос некультурным тыканьем указательного пальца.
Лариса глубоко вздохнула и утвердительно кивнулада, куда угодно, только сгинь.
Спасибо, вкрадчиво поблагодарил я и повернулся, чтобы войти в служебное помещение.
Никита Андреевич, но вы же хрипло выдавила Лариса и сделала такую мину, что можно было не продолжать.
О нет, это в прошлом, уже все в порядке, пробормотал я. Много дел, пришлось перенести дату своей смерти.
Дверь открылась бесшумно, и явление воскресшего мертвеца отметили не сразу. Здесь находились моя Варвара и Сергей Борисович, больше никого. Седовласый основатель музея, крематория и похоронного холдинга (а также обладатель ряда титулов и должностей) всегда представительный, импозантныйсегодня выглядел неважно, был непривычно растерян, расстроен, даже подавлен. Лицо осунулось, обозначились круги под глазами.
Он сидел за столом, опустив голову, в замшевой куртке, наброшенной на плечи, обнимал чашку, из которой свисал хвостик чайного пакетика.
Варвара сидела рядом, боком ко мне. Ссутулилась, в лице ни кровинки, нервно теребила колечко на среднем пальце. Красивая женщина, но не сегодня. Совсем недавно она плакала. Больше, видимо, не могласлез не осталось. Между ними на столе лежали мои вещисотовый телефон, часы, денежная мелочь, документы, сигареты с зажигалкой. Видимо, побывала-таки в морге до моего «воскрешения», забрала все это хозяйство. Одежду брать не стала, да и не надо. Не хочу я ничего носить с мертвеца
Да, Сергей Борисович, я уже почти успокоилась, глухо говорила Варвара. Что случилось, то случилось, такова жизнь, я все понимаю и уже смирилась Через три часа надо ехать за телом, готовиться к погребению Я одного не понимаю, Сергей Борисович, Варвара устремила к Якушину жалобный взор, как я могла так ошибиться? Мне казалось, я прекрасно вижу судьбу Никиты, это ясно проявлялось на тонком плане. Он не мог погибнуть от удара током. Никиту поджидала смерть в результате авиакатастрофыв этом не было сомнений. И не в ближайшее время, а потом, не скоро, только через несколько десятилетий. Ему предстояло пережить меня. Я ничего не понимаю, Сергей Борисович. Признайтесь, для вас ведь это тоже стало шоком?