Но потом сны вернулись.
Однажды осенью, пробудившись среди ночи, я лежал, силясь удержать ускользающее, утекающее прочь воспоминание. Что мне снилось? Определенно, давнишние картины из детства, хотя на сей раз я запомнил гораздо больше подробностей: повсюду, куда бы я ни кинул взор, расстилалась пустыня, огромные хрупкие шары перекати-поля бесцельно носились по иссушенным пескам, словно неведомые создания на чужой планете; под лучами слепящего солнца воздевали к небу острые листья юкки, тянулись ввысь кактусы. И еще непонятно откуда как будто доносилось тихое жужжание или урчание, хотя, вполне возможно, мне просто послышалось. Вскоре расплывчатые воспоминания совсем померкли, и я вновь погрузился в сон.
На следующую ночь все повторилось. Проснувшись, я лежал в темноте, размышляя об увиденном. И услышанном или почти услышанном.
Во сне вокруг меня вновь раскинулись иссушенные солнцем пески, то тут, то там стояли, словно часовые на страже, кактусы чолья, огромные остролистые юкки, мескитовые деревья с листвой-бахромой, пересыпались под теплым ветерком желтые пески, и слышался звук, еле различимое ворчание такое низкое, что почти не воспринималось ухом. На мгновение ворчание стало похоже на голос, выговаривавший нечто вроде «Гваити». Но больше я ничего не сумел вспомнить.
Мне не удалось снова заснуть, и я долго бродил по тихим улицам, странным образом теряя чувство реальности. Глядя на знакомые фасады колониальных домов Новой Англии с полукруглыми оконцами над дверьми и мелкими оконными переплетами, я почему-то чувствовал себя не на месте, будто не мог определить, что более реально знакомые городские пейзажи Бенефит-стрит, Дженкс-стрит и Колледж-стрит или продуваемая всеми ветрами пустыня из сна.
Всю свою жизнь прожил я в Провиденсе и никогда не видел пустыни разве что на фотоснимках. Откуда же мне было знать о кактусах чолья, о юкках и мескитовых деревьях, о бескрайних лиловых небесах (воспоминания о них вернулись ко мне), о небесах, которые не застили городские дома и которые раскинулись над бескрайним океаном песка? Но каким-то образом выходило, что я обо всем этом знал.
Иногда на службе я ловил себя на том, что сижу, уставившись застывшим взглядом в пустоту, и размышляю над таинственными ночными видениями. Я начал задаваться вопросом: где же именно располагается та пустыня, если она и впрямь существует? А потом один сослуживец вернулся из отпуска из Альбукерке. Слушая его рассказы, я необъяснимым образом вдруг понял, что пустынные ландшафты из моих снов не выдумка они находятся где-то в штате Нью-Мексико. Я никак не мог этого знать, и все же я это знал.
Со временем картины из снов вырисовывались все четче, но сами сны от этого становились не менее, а еще более пугающими, ведь я и вообразить не мог, откуда мне известны многочисленные подробности о месте, которое вроде бы было мне совершенно незнакомо. Никогда не забирался я западнее Колумбуса в штате Огайо, а юго-запад Америки оставался для меня всего лишь цветным пятном на карте, и все же пустыня из видений каким-то сюрреалистическим образом казалась пугающе знакомой.
Я смотрел на самого себя в лучах ослепительного солнца, тело мое было, как ни странно, смуглым и мускулистым, прикрывала его лишь набедренная повязка из грубой ткани. Не схожу ли я с ума? Неужели это я? Я подался вперед, чтобы лучше себя разглядеть, и тут на глаза мне упали длинные шелковистые пряди, черные как вороново крыло. Только когда я откинул их со лба и поднял взгляд, я увидел незнакомца, странным образом знакомого, стоявшего рядом со мной на горячем песке в окружении кактусов. Это был врачеватель, черты его морщинистого, словно шкурка ящерицы, лица едва угадывались, темные глаза будто хранили вековые тайны. Старик курил длинную глиняную трубку, выпуская в теплый воздух дрожащие колечки серого дыма, потряхивал ритуальной погремушкой из черепашьего панциря и нараспев произносил слова на одном уровне сознания мне совершенно непонятные, но на каком-то другом смутно знакомые, слова древней ритуальной песни. Врачеватель поворачивался на месте, пропевая таинственную песнь и пуская колечки дыма в разные стороны. В конце концов он описал полный круг. Когда его вневременное лицо снова оборотилось ко мне, в уме отчетливо прозвучали заключительные слова песни: «Гваи-ти, Гваити». Когда я проснулся, яркие образы еще не померкли в памяти. Почти всю ночь слонялся я по улицам, пытаясь либо понять услышанные во сне звуки, либо выкинуть их из головы. Остановившись среди больших надгробных плит на кладбище при церкви Святого Иоанна неподалеку от Бенефит-стрит, я попробовал привести мысли в порядок, но спустя некоторое время поднялся и устало побрел домой. Снова ложиться не хотелось, но, немного почитав, я провалился в сон. Насколько я помню, в тот раз мне больше ничего не привиделось.
На следующий день я взял выходной и договорился о встрече с тем, кто, как я думал, мог пролить свет на мою тайну, профессором Карлосом Армихо из Брауновского университета. Профессор специализировался на антропологии юго-запада Америки, и как-то раз я был у него на лекции. Мне не верилось, что он обнаружит какой-то смысл в моих ночных видениях, но стоило хотя бы попытаться.
Профессор Армихо, задумчивый мужчина средних лет с тихим голосом, уютно устроился в своем университетском кабинете в окружении книг и научных журналов. Я описал ему свои сны, с каждой минутой чувствуя себя все большим дураком (и как это я допустил мысль о том, что стоит занимать этими россказнями его время?). В конце концов я едва набрался храбрости упомянуть то нелепое слово, услышанное в пустыне. Каково же было мое удивление, когда профессор ответил с легким испанским акцентом:
Я уже слышал это слово, и притом в таком контексте, что трудно объяснить его появление во сне человека, не осведомленного о культурных традициях юго-запада. С этим словом незнакомы даже многие ученые, занимающиеся этим вопросом. Я сам слышал его лишь потому, что специализируюсь на, скажем так, мрачных особенностях преданий и обычаев юго-запада.
Слова профессора меня заинтриговали, хотя я и не был уверен, насколько подробно хочу узнать, откуда взялось странное слово, непонятным образом прозвучавшее в моих снах. Быть может, Карл Юнг был прав и все мы обладаем коллективным бессознательным, которое способно обращаться к глубоким, общим для всех областям бытия, архетипам, неведомым нашему разуму, но все же на некоем уровне связанным с какой-то иной реальностью.
Расскажите об этом, пожалуйста.
Профессор Армихо на несколько секунд отвернулся к окну, очевидно собираясь с мыслями, а потом сказал:
Некоторые шаманы, коренные обитатели Аризоны и Нью-Мексико, в течение многих веков практиковали один мрачный культ, который, по всей видимости, подразумевал поклонение древнему богу, неизвестному в основных пантеонах американских индейцев. Профессор замолк, выдерживая театральную паузу (мне она показалась весьма уместной). Этого бога, вероятно, звали Гваи-ти.
Я невольно затаил дыхание. Что было мне известно об этом? Что на самом деле желал я знать? Ничего И все же странное имя, несомненно, являлось мне во снах.
О культе и о божестве почти ничего не известно, продолжал меж тем Армихо, мало кто из индейцев слышал о них, а те немногие, кто слышал, всегда избегают этой темы. Я проводил исследования в Нью-Мексико в местах вроде Намбе-пуэбло, где издавна практиковали весьма мрачные разновидности юго-западных магических обрядов, но даже там мне удалось отыскать лишь одного шамана, который признался, что знает божество Гваи-ти. Говорил он весьма неохотно и, я бы сказал, с явственным отвращением. Из его бессвязного рассказа я заключил, что Гваи-ти, существовавший с начала времен, перебрался под землю и очень редко являет себя злополучным бедолагам. Ходили слухи, что время от времени ему приносили человеческие жертвы индейские жрецы-отщепенцы, отвергнутые местными духовными вождями, которые в большинстве своем считали этих жрецов просто шарлатанами.
Я пытался найти во всем этом хоть какой-то смысл.
А имя божества? Честно говоря, я подумал, что слово китайское.
Профессор Армихо кивнул:
Мы с университетскими коллегами, специалистами по сравнительной лингвистике, устраивали весьма занимательные дискуссии касательно имени Гваи-ти. В китайском языке действительно существуют слова, похожие на отдельные элементы этого имени. Насколько я понимаю, есть слово «гваи», означающее нечто вроде «странный», «чудовищный», и слово «ти», означающее «тело», «форма». Разумеется, имеются некоторые этнологические теории, утверждающие, что в доисторические времена азиатские народы мигрировали через Берингов пролив в Северную Америку. С другой стороны, в языках коренных американцев не обнаружено решительно никаких явных азиатских лингвистических следов.