Ах, эта ночь! На улице занялся рассвет, когда, наконец, два стосковавшихся друг по другу тела утолили сексуальный голод. Временами, проваливаясь в сон, любовники нежили и ласкали друг друга, отдаваясь старым, как мир, движениям.
А утром Алексей исчез, будто его и не было. Ни записки, ни звонка. Арина стояла обнаженная перед высоким зеркалом в спальне и разглядывала свое тело, где остались следы их с Лёшей ночных утех: небольшие синяки от пальцев, с чуть большей силой сжимавших ее талию и стройные бедра, алеющие засосы на груди и животе, припухшие после укусов-поцелуев губывсе эти доказательства того, что Арине не привиделось Алёшкино возвращение.
Она бродила по дому бледным призраком, забывая есть и глядя ночами в окно.
Дни стали серыми и похожими один на другой. Первые две недели она с надеждой делала тест на беременность, вспоминая терпкий запах спермы и секса, стоящий тогда в комнате. Но нет. Задержка была вызвана, скорее всего, ее нервным состоянием.
И потекло размеренное существование.
Дом-работа. Дом-работа. Выходные так же не отличались разнообразием: стирка-уборка-готовка. Все, доведенное до автоматизма, лишь бы не возвращаться мыслями к той ночи.
Через полгода немного отпустило. В распорядок дня добавились походы по магазинам, прогулки и посещение кафе. Пару раз Арина сходила в кино.
Приближался канун Дня всех святых.
Его девушка ждала со страхом и предвкушением. Вдруг он снова придет? А если нет?
Он готовилась с таким же тщанием: конфеты, разменянные деньги, светящийся оскал тыквенного чудища и новые заученные детские стишки-страшилки.
В последний день октября Арина с утра поехала на кладбище к родителям: они разбились в автокатастрофе пять лет назад. Мама говорила, чтобы она не смела плакать и не протаптывала дорожку к их могилкамтогда было уже известно, что отца не спасти, а мама выплевывала последние слова, собираясь с силами, вместе с кровью и легкимиа жить своей жизнью. Кладбищ в их городе было три: одно в старой части, другое на выезде с ее стороны и третье за городом, до которого ехать либо по объездной на своей машине, которой у Арины не было, либо по пробкам и светофорам через весь город. Родители были похоронены на третьем, самом дальнем.
Купив с вечера цветов, бутылку водки, нарезной черный хлеб и взяв из дома три рюмки, Арина поехала.
Кладбище было старым, окруженное высокими елями. Открыв кованную железную калитку, она вошла внутрь и направилась к могилам родителей, похороненных рядом. Две могилы были огорожены одним забором, в ногах которых стояли скамья, стол и широкий козырек для защиты от непогоды.
Рюмку водки выпить. Вторую и третью налить дополна и поставить на могилки, прикрыв сверху кусочками черного хлеба.
Арина сидела на скамейку, бездумно вглядываясь в выбитые на мраморе портреты. Мама и папа. Родные человечки. Как же их не хватает! Слезы, одна за другой, скатывались по щекам, капая на одежду. Арина сама не заметила, как стала всхлипывать, разом выкладывая все, что было на душе.
Вскоре слезы остановились, и Арина успокоилась.
«Мам, пап, я пойду. Спите спокойно.»
Она медленно брела к выходу, разглядывая попадавшие по пути фотографии на памятниках. Кто-то умер совсем молодым, кто-то старым. Были и детишки, и люди среднего возраста.
«На моего Лёшку похож,» отметила Арина и шагнула дальше.
И, медленно обернувшись, застыла. С большой фотографии, вделанной в светлый камень памятника и забранной стеклом, на нее смотрел Алёша. Ее Лёшка, улыбающийся своей веселой ухмылкой, именно такой, каким она знала его раньше. Его фамилия, имя и отчество. Ниже портрета выбиты и выкрашены черной краской даты жизни: его дата рождения, которую он так не любил отмечать, говоря: «Ну родился, и ладно, с кем не бывает», и дата смерти, которая была два года назад. То есть, он умер тридцать первого октября ровно два года назад. Не год назад, а два. Сегодня годовщина смерти.
Арина в оцепенении пятилась назад. Споткнувшись о край неогороженной могилы, девушка вскрикнула и побежала.
Оказавшись дома, она долго сидела в кресле с телефоном в руке, боясь позвонить. Боясь услышать ответы на свои вопросы. Не понимая, что происходит вокруг.
«Прости, дорогая, что не сказали тебе.»
«Ты так его любила.»
«Тебе нужно было время.»
«Его нашли через неделю, как ты вернулась из командировки.»
«Хоронили в закрытом гробу.»
«Ты постепенно привыкала жить без Алёши.»
«Да! Черт вас возьми! Да! Привыкла! Смирилась! Но с кем тогда я занималась сексом год назад!»
Копящееся последний год напряжение вылилось в истерику с битьём посуды и порванными фотографиями. Арина пинала подушку ногами и выла: «Кто ты? Кто ты был?»
Через два часа истерика утихла, уступив место здравому смыслу, и Арина кинулась на поиски информации.
Канун Дня всех святых.
Время, когда прослойка между нашим миром и миром мертвых истончается.
Те, кто умер в эту ночь, особенно насильственной смертью или самоубийцы, то есть, те, у кого привязки к миру живых сильны и есть недоделанные дела, могут проникать сквозь грань бытия и являться в мир живых. За подпиткой.
Они мертвы и не могут долго находиться в чуждом им мире. Таким мертвецам нужна энергия. Самая легкоусвояемаясексуальная.
Перед глазами у Арины промелькнула их с Лёшей последняя ночь. С Лёшей ли? Или с кем?.. В глазах потемнело, и сознание покинуло истерзанное переживаниями тело.
Когда Арина пришла в себя, на улице уже стемнело, в дверь звонили и слышались детские голоса, гадающие, есть ли она дома или ее нет.
Есть.
И Арина, зажигая по пути свечку длинными каминными спичками, в первый за сегодня раз, открыла двери.
Опять у нее деньги кончились раньше, чем конфеты. Хотя, время к полуночи, вряд ли кто еще придет. Не успела она додумать мысль, как в дверь позвонили. «Пусть это будет в последней раз!» Она устала сегодня и хочет отдохнуть! Узнать в один день, что твой любимый умер, но через год приходил к тебе и вы занимались любовьюэто слишком.
Распахнув дверь, Арина уперлась взглядом в живот, обтянутый белой рубашкой, заправленной в черные брюки. Что увидит она дальше, девушка знала.
Он снова пришел.
Смело подняв взгляд, она сказала:
Уходи.
Хриплый смех:
Ты разве забыла, милая? Это прекрасное слово «всегда»! Твой дом открыт для меня всегда!
Уходи! крикнула Арина, захлопывая двери.
Не успела. Такой же ловкий, как и при жизни, Алексей успел просунуть ногу в быстро уменьшающуюся щель. Легко открыв дверь, он поймал девушку за руки и с силой притянул к себе:
Не хочешь меня? А в прошлый раз тебе понравилось. Да и мне тоже. Ты вкусная, он пошло облизнулся, сладенький кусочек моей жизни, его резкий смех рассыпался по темному коридору.
Ты умер! Уходи!
Но год назад я так же был мертв. Что изменилось?
Я узнала Я видела твою могилу
Н-да. Сам в шоке. Конечно, не наш уютный дом, но все лучше, чем лежать и гнить под мостом неприкаянным мертвецом, и в дождь и в жару.
Пусти! Больно!
Тш-ш-ш Ты же меня любишь, малыш, да и ты нужна мне, его глаза хищно блеснули.
Лёша погиб. А тебя я не знаю. Отпусти, или я буду кричать.
Кричи, детка, кричи. Ты станешь еще вкуснее.
И он потащил ее в комнату.
Арина упиралась ногами и хваталась руками за двери и косяки. Но, не обращая внимания на такие мелочи, ее волокли в спальню. И тогда она закричала.
Завизжала, вкладывая в этот нечеловеческий крик весь тот страх, накопившийся с момента ее посещения кладбища. Кричала, пытаясь отгородиться этим криком от жестокой реальности и от ещё более жестокого ближайшего будущего. Кричала, выплескивая все свое напряжение, так до конца и не ушедшее с истерикой.
Мертвый вздрогнул от неожиданности и выпустил ее. Отпрыгнув от него, Арина попятилась к двери. Выскочить и закрыть двери. И поджечь все к чёртовой матери! Окна закрыты наглухо, выйти он не сможет, а бесов испокон века изгоняли святым огнем.
Но девушка не предугадала его ускоренной реакции. Да и есть, видно, особо хотелось.
Мертвец метнулся к ней серой тенью и снова схватил за руки. И потащил к дивану. К тому самому.
Она отбивалась, как могла. Кусалась, наплевав на брезгливость, и царапалась, как кошка. Лицо, раньше столь нежно любимое, исказилось в звериной гримасе. И ЭТО ее Лёша? Ее нежный мальчик с чутким сердцем, подбирающий бродячих котов и собак, чтобы отвезти их к ветеринару, а затем бесплатно кормить и раздавать? Глаза, в которых бесновалось пламя, отсвечивали алым, рот оскалился, обнажая желтоватые, чуть удлиненные, зубы, с губ по подбородку потянулась струйка слюны.