И открыл глаза. Лунинский всё смотрел в окно на поля, что тянулись за ним, окружённые вдалеке по краям синеватой полосой леса. Казался глубоко задумавшимся, поэтому перестал даже подносить к губам сигару, на конце которой вырос за это время грубый нарост пепла. Забжеского вдруг охватило неистовое желание обратить внимание этого человека на себя под любым предлогом. Очень захотел обменяться с ним несколькими словами и узнать о цели его нежданного путешествия. Поэтому вытянул папиросу, взял ее губами и сделал вид, что не может найти спички. Тот не обращал на него никакого внимания, углубившись в наблюдение пейзажей за окном. Тогда решил атаковать его прямо. Поднялся и с вежливым поклоном спросил:
- Могу попросить у уважаемого пана огня?
Лунинский оторвал взгляд от окна и внимательно посмотрел на спутника.
- Пожалуйста,ответил через минуту, подавая ему сигару.
- Спасибо и прошу прощения за прерванный ход мыслей.
Тот бледно улыбнулся и нахмурился, будто что-то вспоминая.
- Странная вещь,ответил задумчиво,у меня такое впечатление, что мы уже где-то раз в жизни виделись.
Забжеский удивился:
- Действительно, не могу вспомнить.
- Гм ... и мое воспоминание расплывчатое и словно смазанное. Кажется мне, что недавно кто-то, очень похожий на пана, совершенно таким же образом, и тоже в поезде, "просил" у меня "огня". Нынешняя ситуация представляется мне дословным повторением какой-то другой, которую уже раз пережил, и как будто бы недавно.
Забжеский не сводил с него глаз.
- Может, во сне видел пан лицо, подобное моему. Бывает иногда: такие прообразы сна, которые повторяются, в точности реализуясь затем наяву.
- Может быть,согласился Лунинский, внимательно вглядываясь в черты соперника,может быть и приснилось...
- Не исключено также явление так называемого "ложного узнавания", которое наблюдается довольно часто у лиц впечатлительных и слишком нервных. "Повторение ситуации" в этих случаях является иллюзионным и возникает вследствие интенсивности переживания, которое моментально перемещается в перспективу прошлого и регистрируется на экране памяти как вещь, уже давно пережитая.
- Не думаю,сказал Лунинский,по крайней мере, в этом случае. Здесь вряд ли можно говорить об интенсивности переживания, которое, по сути, является тривиальным.
- Пан говорит разумно. Впрочем ...
- Впрочем, может быть, мне приснилось ... Гм ... однако, это странно: почему и для чего? Что нас двоих может сочетать?
Забжеский склонился, чтобы скрыть улыбку, которая пробежала по его губам.
- В конце концов, бывают иногда и сны наяву,вставил, словно без энтузиазма.
- Наяву? Не понимаю. Или пан использовал это выражение в переносном смысле?
- Нисколько. Я имел в виду определённое специальное психическое состояние на границе между сном и явью.
Лунинский беспокойно шевельнулся. Его печальные серые глаза остановились на Забжеском с удивлением и скрытым страхом.
- Во всяком случае, это должно быть какое-то ненормальное состояние?спросил с колебанием.
-Безусловно. Вызвать его может чрезмерная работа ума или чрезвычайное душевное напряжение.
В эту минуту поезд, который на протяжении последних слов разговора замедлял ход, остановился возле станции.
- Тульчин!донесся из-за окна голос кондуктора.Тульчин!..
Забжеский машинально вскочил и потянулся за чемоданчиком. Был в конце пути. Здесь обычно выходил, чтобы после ночёвки в дешёвом провинциальном отельчике вернуться назавтра утренним поездом домой.
- Пан уже выходит?спросил Лунинский.
- Я, собственно, уже приехал: мой билет до Тульчина.
Заколебался. Охватила его нерешительность. Внезапно пришла мысль, что если теперь выйдет, "свидание" на самом деле не будет иметь никакого "смысла". Понимал: если теперь он уйдёт с пути, весь этот случай, который обещал столько интересного, сползёт в ничто и "потерпит фиаско". В решительный момент родилась демоническая прихоть: не допустить превращения в банальную, подсунутую странной случайностью ситуацию. В конце концов, он не хотел "бежать". Его гордость не позволяла этого. Снял шляпу, вернул чемоданчик в сетку и, занимая прежнее место, спокойно сказал несколько удивлённому его движениями инспектору:
- Я сменил замысел и еду до последней станции на этой линии. В этот момент как раз вспомнил, что должен быть ещё на этой неделе во Вренбах.
- А, да,согласился тот,очевидно, следует воспользоваться возможностью, если уже находитесь в этом месте. Пан только должен доплатить кондуктору.
- Мелочи. В конце концов,добавил с улыбкой,не люблю прерывать захвативший меня разговор.
Лунинский вежливо поклонился:
- Очень признателен уважаемому пану за продолжение общения. Затронутая нами тема и меня чрезвычайно заинтересовала. Поскольку еду до самого Лешно, считаю, что будет вдоволь времени для детального рассмотрения вопроса.
- О, даже слишком,заверил Забжеский, зажигая новую папиросу.
Тем временем поезд тронулся в дальнейший путь. Перед глазами путников начали вырисовываться первые контуры гор.
- Предполагаю,начал разговор супруг Стахи,что то ненормальное состояние, о котором пан говорил, не связано с полным сознанием данной личности.
- Естественно, как вообще при каждом, даже частичном расщеплении сознания.
- Значит, здесь имеет место некоторое расщепление?
В вопросе Лунинского точно дрожал тон неуверенности.
- Ну да, это совершенно ясно,намеренно поддержал свое высказывание Забжеский.Представьте себе, что кто-то, кем овладела какая-то исключительная мысль, "набирается смелости", простите, "на слежение".
Лунинский трудно оперся рукой о раму окна и, поднявшись с места, наклонился, лицом к лицу противника. В его глазах, только что задумчивых, теперь таился страх перед чем-то неизвестным и, словно приглушенный, гнев.
- "На слежение",сказал пан? Какое же это "слежение" пан имел в виду?
Забжеский вынужденно улыбнулся:
- Не знаю. Ведь мы говорим только общими фразами: теоретизируем. Это зависит от содержания мысли конкретного индивидуума.
- Так,облегченно вздохнул Лунинский.Прошу прощения, счёл это слишком личным. Но у пана такой внушающий способ изложения своих взглядов и говорит пан столь выразительным стилем...
- Ну, извините, пан инспектор,успокаивал его полунасмешливо-полузагадочно улыбающийся соперник.Могу только гордиться произведенным впечатлением.
Затянулся дымом из папиросы и, опустив раму окна, выбросил окурок. Ситуация начинала становиться забавной. Развлекала его эта игра в прятки с ничего не подозревающим противником. Он чувствовал злобную радость от мысли, что сейчас безнаказанно играет с этим человеком, с которым должна делить любовь Стаха. Вся привлекательность забавы заключалась именно в том, что мог в любой момент, как улитка, втянуть в себя слишком нагло выставленные рога, чтобы через некоторое время вновь уколоть противника отравленным жалом предположений. А тот словно специально подставлял себя под все новые удары.
- А какую цель может иметь этот шпионаж?продолжал поддерживать тему.
- Слежение,улыбаясь, вежливо поправил его Забжеский.
- Не в названии дело. Итак, по мнению пана, какая причина может оказаться у такой психической слежки?
- Это зависит от обстоятельств, которые её вызвали. Может, кто-то хочет напасть на след врага, или наблюдать за поведением персоны, которая его особенно интересует, или...
Здесь заколебался, не уверенный, резать сразу, или оставить на потом.
- Или что?настаивал Лунинский.
- Или предостеречь кого-то своевременно, или пригрозить ему.
- И каким это образом?
- Способы бывают разные,медленно продолжал становящийся всё более спокойным Забжеский.Можно разбудить в ком-либо глухое, неопределенное предчувствие чего-то угрожающего, или, если это не даст результата, вызвать мгновенную иллюзию или моментальное видение посредством третьего лица.
- Не понимаю.
- Можно на миг наложить свою маску на чужое лицо и таким образом появиться перед тем, в ком есть сильная заинтересованность.
Противник побледнел как полотно.
- Разве что-то такое возможно?прошептал, вытирая дрожащей ладонью лоб.