О, господин, одумайтесь, пока не поздно вы потеряете свободу!
Ах! Свобода, свобода! Твоя любовь возвращает мне свободу, разрушая оковы моих знаний и моего посвящения! Моя свободаэто ты, и только ты одна Лемурия, люби меня! Ты слышишь? Я так хочу!
Он притянул ее к себе. Но она еще колебалась.
Ведь я только призрак Безумный, что ты делаешь?
Призрак!.. Мечта!.. Я тебя люблю!
Лемурия тяжело вздохнула, свет ярче заблестел в ее роскошных волосах.
Пусть будет так, как ты хочешь, возлюбленный!
Суламита Песня песней Сладостная мечта О, моя Суламита!..
Ее губы ответили страстным поцелуем на горячие лобзания Фадлана.
Предсказание Моравского исполнилось.
Свет вспыхнул еще раз и погас.
XIII
Моравский, друг и приятель семьи Хелмицких, бывал у них каждый вторник к обеду.
Сегодня, как и всегда, старый профессор вошел в гостиную уютной их квартиры на Моховой с сияющим цилиндром в руке и в своем обычном черном, наглухо застегнутом сюртуке.
Но мадам Хелмицкая встретила его с плачем и слезами.
Дорогой профессор, вы наш старинный друг нам не к кому обратиться, спасите от стыда наши седые головы, спасите счастье нашей Нади!
Что случилось?.. Успокойтесь, сказал Моравский.
А случилось то, что Варенгаузен бросил свою жену. Он взял отпуск, причем дома об этом ничего не знали, сказал жене, что едет в командировку, и уехал. Отсутствие писем навело на подозрения. А в результате оказалось, что он поехал не один, а вместе с княгиней Джординеско. Потом княгиня вернулась, а он остался неизвестно где. Такое положение длилось вот уже более двух месяцев и кончилось тем, что, как водится, пошли разные слухи, а бедная баронесса заболела.
Моравский сокрушенно покачивал своей седой головой в продолжение рассказа Хелмицкой об этих печальных событиях.
Чем же я могу помочь? заключил он. Советовать, говорить жалкие слова значило бы только растравлять ваши раны. Впрочем, я в свою очередь посоветуюсь кое с кем и, может быть, что-нибудь и придумаем.
Этот кое-кто, с кем хотел посоветоваться Моравский, был, конечно, Фадлан.
Профессора больше всего изумляло участие во всей этой истории княгини Джординеско. Он вспомнил про свой разговор с Фадланом о вампиризме и о том, как доктор отозвался о Джординеско; он вспомнил о сцене, разыгравшейся между ней и Фадланом из-за розы; он вспомнил и о загадочных словах Фадлана; вспомнил почему-то и о том, что главным материалом для черных действий является человеческая кровь. Он терялся в предположениях и боялся делать выводы. Но, во всяком случае, дело было загадочное и таинственное, и он решил посоветоваться с Фадланом. Так случилось, что после обеда у Хелмицких Моравский очутился у Фадлана в его обширном кабинете, заваленном книгами и рукописями.
Я вам, кажется, помешал, сказал профессор, подходя к столу, за которым сидел погруженный в чтение Фадлан.
Вы мне никогда не мешаете, дорогой профессор, ответил Фадлан, отодвигая в сторону толстый фолиант.
Что это вы читаете?
Это собрание санскритских ментрам.
А эти записи?
Это? Это Даванаджара, наша древняя и священная рукопись. Садитесь, профессор, милости просим!
Он усадил профессора на кресло против себя и молча ожидал объяснения причины его прихода. Но профессор не знал, как приступить к щекотливому предмету беседы.
Наконец Моравский первым нарушил неловкое молчание.
Эти ментрамы, как вы говорите, очень меня интересуют, сказал он. Это и суть те формулы, которые употребляют в Индии?
Это стихи молитвы. А всякая молитва, на каком бы языке она ни была произнесена, есть магическая формула, потому что она низводит высшую силу на землю, если произносится с чистым сердцем.
Есть ли границы могуществу молитв, употребляемых таким образом?
Я спрошу вас в свою очередь, профессор: есть ли граница для силы сил?
В таком случае, эта сила сил, умению пользоваться которой, как я заключаю из ваших слов, учит магия, делает то, что неизвестное на Западе знание дает обладающему им безграничное могущество
Простите, профессор! Я говорю о божественной силе, которую первый верующий может найти в своем сердце.
Друг мой, ваши выражения изменяют вашей мысли: после опытов, при которых я присутствовал не один раз, я никак не считаю возможным отнестись серьезно к вашим словам.
Значит, вы мне не верите?
Нет, когда вы меня уверяете, что не существует никакой потусторонней силы, которую человек может привлечь особенными действиями, неизвестными официальной науке Нет, тысячу раз нет! Я тоже читал работы по оккультизму. Скажите, пожалуйста: разве та же наша официальная наука не потрясена теперь, теперь, когда гипнотизм, внушение, телепатия, психометрия и множество других вещей привели ее лицом к лицу к неизвестному знанию, которое вы называете магией?
Фадлан молчал.
Хорошо, продолжал профессор, хорошо! Вспомните опыты, те опыты, которые вы мне показывали, когда еще были моим учеником? Вы тогда уже владели высшим знанием, о котором мы не имеем никакого понятия Вспомните эти опыты, которыми вы ниспровергли все мои физические теории, заставляя, например, двигаться предметы без всякого физического воздействия на них, или разрушая и вновь восстановляя любую вещь! Тогда вы мне говорили, что жизнь вовсе не есть частная и случайная собственность материи, но что она истекает из общего источника, из которого и человек может черпать по своей воле, только при известных условиях Ну, а это чудо, при котором я присутствовал, ваше последнее чудо?
То, что вы называете чудом, вещь самая обыкновенная, наконец сказал с улыбкой Фадлан. Допустим, что я обладаю некоторыми знаниями, еще неизвестными в западной науке, что же из этого?
Профессор слегка хлопнул Фадлана по плечу.
Вот! сказал он. Я говорил все это для того, чтобы прийти
Прийти?..
Прийти к гм У меня есть клиентка, которую необходимо которую я хотел бы спасти.
Но ваши знания и опытность, дорогой учитель?
Ах, Боже мой! Сколько раз я просил вас не говорить «дорогой учитель». Учительэто вы и мне нужно получить ваши разъяснения.
В таком случаеконсультация? спросил Фадлан и рассмеялся.
Да но только особенного свойства Болезнь, о которой идет речь, не может быть найдена ни в одном из наших ученых трудов. Она не описана нигде, и тем страннее она, что тот, кто страдает, не есть тот, кто ей поражен.
Это загадка, заметил Фадлан. В чем дело?
В двух словах, вот в чем. Возможно ли средствами, о которых я не знаю и которыми вы, может быть, владеете, вернуть молодой женщине ее мужа? Мужа, который любил ее до обожания и вдруг подпал под скверное влияние другой женщины? Возможно ли это в том случае, если жена страдает и мучается, а муж, подчинившись чужой злой воле, не появляется дома?
Фадлан расхохотался.
Эта болезнь, к сожалению, довольна обычна. Имя ее прекрасно известно в современной жизни, и излечивается она различными дозами морали, философии и в очень серьезных случаях полицейскими и судебными мерами, если не поможет дружеский совет.
Погодите! То, что я вам рассказываю, вещь совсем не обыденная: здесь мы имеем дело с колдовством.
Что вы хотите сказать? Колдовство?
Я скажу яснее. Мужя назвал бы его жертвой, если бы около него не было этого несчастного существа, которое умираетмуж любил до обожания свою молодую жену до тех пор, пока не сделал визит, после которого он более не вернулся домой. Он прислал записку, известившую о его отъезде по служебным делам. Это оказалось ложью. Возможно ли, чтобы в продолжение этого визита были уничтожены какими-нибудь сверхъестественными средствами его воля и любовь?
Фадлан опустил голову и задумался.
Несколько лет тому назад я как-то разговорился с одним священником, очень умным и знающим человеком, продолжал Моравский. Он мне рассказывал, что существуют особые братства зла, сатанисты, чертопоклонники, обладающие, между прочим, особыми средствами и способами разрушать благо повсюду, где его встречают.
Чертопоклонники? лукаво улыбнулся Фадлан. Не чертопоклонники, скажитесумасшедшие! Если бы существовало какое-нибудь могущественное братство в подобном роде, центры наших посвященных знали бы про негодля того, чтобы сделать его безвредным.