Вгляделся в фотографию, где он сам, отец и мать, смеясь, парили в воздухе на цепочных каруселях. Все это вместе уже дало долгий прощальный гудок и теперь отплывало безвозвратно и навсегда.
Нет. Не все. Сашка выдвинул нижний ящик стола и запустил руку в тумбу. Книги не было. Он проверил еще раз, затем перевернул остальные ящики. Скоро Сашка уверился, что Книга исчезла. Еще через полчаса он вошел в утренний автобус и поехал к тетке.
Глава вторая
ИЛЛА
6.
- Доброе утро! - Илья Степанович копался в недрах машины, но при виде Сашки выпрямился. - Почему не в форме?
- Надоело, - отмахнулся Сашка, поднимаясь на крыльцо. - Тетя Маша дома?
- Дома, - ответил Илья Степанович, отставив в сторону испачканные в масле руки. - Очень кстати, прямо к столу.
- Хорошо, - буркнул Сашка и вошел в дом.
Тетка колдовала на кухне. Увидев племянника, она радостно улыбнулась, тут же вспомнила о причине его приезда, привычно всплакнула и снова обратилась к чугункам и кастрюлькам. Сашка уселся на продавленный диван, несколько минут оглядывал знакомую до мелочей обстановку, затем спросил как бы невзначай:
- Тетя Маша, куда мама дела книгу?
- Какую книгу? - удивленно обернулась тетка.
- У меня была старая книга. Пергаментные страницы. Деревянная обложка. От отца осталась, - объяснил Сашка.
- Нет, - задумалась тетка. - Не знаю. Да я такой книги отродясь не видывала. Может, поискать надо? Я ведь, когда все это случилось, о вещах совсем не подумала, да и не смотрела ничего, - тут она вновь прослезилась. Только деньги на похороны взяла в шкафчике да белье для покойницы.
- Тетя Маша! - попытался успокоить ее Сашка. - Перестаньте! Просто книги в квартире нет. Я думал, вы что-то знаете.
- Нет, - прижала руку к груди тетка. - Так может, еще что пропало? Господи! Ты в материной шкатулке кольца ее смотрел?
- Все на месте, - ответил Сашка. - Все вроде на месте. Книгу жалко.
- Ну, так найдется, что с ней станется, - успокоилась тетка. - Может, искал не хорошо? Поедем, вместе поищем. Тебе когда обратно на службу-то?
- Послезавтра.
- Ну, так отдохни хоть немного, к ребятам сходи деревенским, вот сейчас покушаем, и сходи. Развеяться тебе надо, - стала объяснять тетка.
- Хорошо.
Сашка откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Идти к деревенским ребятам не хотелось. Особой дружбы с ними не случалось и раньше, а теперь и тем более не было ни общих тем для разговоров, ни сил на показное дружелюбие. Ему всегда казалось более интересным пройтись по окрестным полям, подняться на возвышающийся у околицы холм, прислушаться к шелесту деревьев, к журчанью узких речек, к пению птиц. К тому, что происходит внутри него и что невидимо повисает в воздухе вокруг. Вот и теперь, закрыв глаза, он отключился от позвякивания алюминиевых крышек и половника в теткиных руках. От ощущений собственного тела. От посасывания в животе из-за утреннего голода. От странной головной боли. От стучащего в уши торопливым пульсом сердца. Сделал так, как учил отец, когда они приходили в лес, отыскивали место, где нет вечно суетящихся муравьев, ложились на траву и прислушивались до тех пор, пока не становилась слышна каждая мышка, притаившаяся неподалеку. Слышна не шуршанием, а отзвуком комочка примитивных, но реальных эмоций - голода, страха, боли, насыщения. Вот и теперь в образовавшейся тишине Сашка слышал усталое биение теткиного сердца и простое, бесхитростное кружево ее мыслей. Смесь печали, заботы и копящегося жизненного изнурения. Он слышал бессмысленное шевеление кур на заднем дворе. Прозрачную длинноту просыпающегося клена у крыльца. Шорох корней оживающей под снегом травы. Доносящийся из-под стрехи тонкий звон вытягиваемой из брюшка паука невесомой паутинки.