Пошёл, бл**ь! Быстрее! а сам стал рассекать Теней (НРАВИТСЯ?!) на куски, заставляя стоящих впереди рассыпаться пылью и обломками стонов, немного задерживая их продвижение.
Хорь, обдирая ладони, влез в металлическую пасть и, морщась от впивающихся в подошвы колючек, поковылял вперёд. Я, почти спиной вперёд, влез за ним и, отстреливаясь, с ужасом думал, как мы полезем по загибающейся отвесно вверх колючей кишке. А Теней было слишком много, на место каждой, которую я умудрялся подстрелить, вылезало две новых. Пока спасало только то, что полный лезвий коридор причинял им куда больше неудобств, чем нам. Они продирались вперёд, оставляя на шипах потёки и брызги похожей на нефть крови и орали всё громче. Но всё равно ползли, сволочи. Наконец, моя спина упёрлась в уходящую в небо стенку коридора, и я посмотрел вверх. Освещённый багровым светом луны и раскрашенный порезами и ссадинами, Хорь потрясённо смотрел на меня, прямо, как вбитый гвоздь, стоя на вертикальной стене. Я, по наитию, подпрыгнул вверх, уходя от тянущихся ко мне лап, и тут же рухнул на противоположную от него сторону. Чудом успел отдёрнуть лицо от колючего пола-стены, но шипы всё равно болезненно впились в грудь и бёдра. Нахлынуло ощущение дурноты, от стремительно сместившегося ощущения низа, но, только слегка позеленев, я быстро встал на ноги. Лицо Хоря было прямо перед моим, но для него мой пол был потолком. Так мы и пошли, стараясь не смотреть ни вверх, ни вниз, чтобы не видеть под ногами безумный горизонт и друг-друга, а потомнепроглядное, с красным бельмом луны, небо. Тени отстали, для них сила тяжести, почему-то, осталась прежней, хотя они всё равно старались ползти, насаживая чёрные тела на жадно скрипевшую, прогибающуюся проволоку. А мы продолжали идти, оставляя за спинами затихающий плач, накручивая сумасшедшие петли в воздухе и помечая стены клочками одежды и кожи. Мне было легчетолстая куртка спасала, а на Хоре была только кожаная жилетка, и он весь был покрыт кровью пополам со ржавчиной, но справлялся. Наконец, коридор, полный боли, пошёл вниз. Следуя за снова меняющейся силой тяжести, я описал спираль по внутренней стороне туннеля и пошёл рядом с Хорём. У него в руках действительно был взведённый арбалет, тетивой которому служила верёвка из моих волос, смазанная чем-то маслянистым. Стрела была кое-как заточенным куском тонкой арматуры, с повязанной на острие вонючей тряпкой. В ответ на мой вопросительный взгляд, Хорь, отдуваясь, пробормотал:
Что смотришь? Я знаешь, сколько его делал? Пока деревяшки нашёл достаточно крепкие. Да и на тетиву, ну тут уж ты мне помог, да. Зато стрела летит быстрее пули, а тряпка хорошо горит. Пропитка же
Туннель плавно принял горизонтальное положение и в разрывах проволоки снова, к моему облегчению, замаячила мостовая. Путь вёл за угол, вдоль истрескавшейся стены здания с, на удивление, застеклёнными окнами. К ним, изнутри, прижимались какие-то бледные, искривлённые рожи и жадные ладони. Я постарался не смотреть в ту сторону, в постоянно меняющихся гримасах мне чудились знакомые лица мёртвых друзей. Вместо этого я оглянулся и осмотрев доступную взгляду часть улицы понял, что от дома Хоря мы отдалились всего на пару кварталовдевяносто процентов пути бессмысленно извивалось в воздухе. Из-за поворота потянуло холодным, бесконечно терпеливым ожиданием. И бесконечно ненасытным голодом.
Приготовься. Хорь вопросительно посмотрел на меня. Там что-то Или кто-то есть.
Меняла встряхнулся, испуганный взгляд стал злым и цепким, и поднял арбалет. Мы повернули за угол. Коридор выводил на платформу, протянувшуюся вдоль боковой стены здания. Чёрно-белая выкрошившаяся плитка на полу, по бокам и сверхуметаллическая сетка. И бьющий по психике диссонанс: коридор шёл по длине дома метров двадцать и заканчивался ведущей вниз, на тротуар лестницей, но внутри казался стремящимся в бесконечность, а лестница была где-то далеко-далеко. И наверху лестницы стоял Расколотый.
Внушающая дрожь фигура, почему-то, не смотря на расстояние, видимая крайне отчётливо не была особо страшной. Голый, чёрный, гладкий человеческий силуэт, похожий на трёхметровый манекен, без всяких признаков пола. На голове, справа, висел крупный кусок маскиудивлённый, огромный глаз и кусок щеки с уголком красных губ. Ещё один плавно проплывал по плечу, а третий примостился на бедре. Порождение кошмара ждало.
Я хотел было сунуться обратно и уже потянул Хоря за плечо, как вдруг за спиной раздался скрежет. Туннель за нами начал волнообразно сокращаться, сжимаясь, как кишечник. В нашем направлении неслась усеянная щипами стена колючей проволоки. Ругнувшись, я дёрнул замершего Хоря вперёд, и мы приземлились на платформу, чтобы, повернувшись, увидеть, что туннель исчез, а вместо него нам перекрывает путь всё та же ржавая сетка.
Кот? А, Кот? Давай его убьём, а? по подбородку менялы потекла слюна. Пусть только поближе подойдёт.
Нет, мыменя отвлекло странное ощущение в правой ноге. Болезненное. Нога уже по голень провалилась в чёрную плитку. Обе ноги Хоря стояли на белых и проваливаться никуда не собирались, как и моя левая. Но чёрная была будто вязкая слизь. Я дёрнул ногу, она не поддавалась. Пришлось опуститься на колено (на белую!) и разрезать шнурки на ботинке. Нога, наконец, высвободилась, а ботинок продолжил медленно погружался, пока совсем не исчез.
Хорь смотрел на медленно двинувшуюся к нам тварь и тошнотворно ковырял языком дыру в губе. Его фенечки из пивных банок, будто позвякивали в предвкушении.
Нет! я наконец избавился и от второго ботинка, чтобы было удобнее бежать. Мы не будем рисковать. Он не спешит, так что просто уйдём.
Куда?! его ненависть была насквозь гнилой(ЭКСТАТИЧЕСКОЙ) и безумной(ВКУСНОЙ). Мы отрезаны! Пути назад нет!
Сейчас будет. я размотал кулон и бросил полумесяц в сетку за нашими спинами, рассчитывая вырезать из неё кусок. Расколотый в отдалении, будто издеваясь, медленно опустился на колени и приложил ладонь к полу, ласково поглаживая выкрошившийся кафель. Коридор позади, уже раскрывший нам путь к отступлению, с болезненным скрипом вытянулся метров на десять, а плитки под ногами тошнотворно зарябили, с каждым мгновением меняя цвет с белого на чёрный и обратно. В разном темпе, без какого бы то ни было определённого ритма. Кроме маленького белоснежного островка под нашими ногами.
Ты видишь?! ВИДИШЬ?! Он издевается! Ему и не надо спешить! Помоги мне уже! У нас один шанс!
Нога Хоря врезалась мне под ребро и я, завороженный чёрно-белым бешеным танцем, наконец пришёл в себя и встал рядом, приготовив подвеску и телефон. Кошмар смешно дёргаясь, будто марионетка, двигался в нашу сторону. Это гипнотизировало. Вот Хорь, засмотревшись, тоже начал неловко подёргиваться, стрела арбалета заплясала из стороны в сторону. В мои колени и локти будто вживили по маленькому моторчику. Суставы ныли, им хотелось (ТАНЦЕВАТЬ) гнуться из стороны в сторону (НА КРИЧАЩЕМ ВЕТРУ). В голове шумели голоса. Они снова нашёптывали мне все-все-все секреты. Нужно было только закрыть глаза, и тогда я бы услышал.
Тьма за сомкнутыми веками была успокаивающей, но что-то отвлекло моё внимание. Какой-то бьющийся клубок черноты, почти неразличимый здесь. Я потянулся к нему и меня затрясло. Все эмоции, что я (СЪЕЛ) чувствовал в последнее время в себе и других, будто обрушились на сознание водопадом. Негодование Своры, ужас Хряка, тоска Комара, страдание и жажда Жвачки, злоба Хоря, стыд и зарождающееся (ПОНИМАНИЕ) безумие Лисы Всё это заглушило голоса и вернуло меня в реальность. Через тело будто пропустили ток. Бодрит(ДАААА).
Я открыл глаза. Расколотый уже преодолел половину коридора, а Хорь дёргался сломанной куклой, чудом не выронив из арбалета стрелу. На оклик он никак не отреагировал, продолжал корчиться и улыбаться, закрыв глаза. Тогда я выстрелил в Расколотого. Телефон привычно выплюнул острую бритву, и она бесследно утонула в чёрной груди. Кошмар на мгновение замер, и с ним замерло всё: еле заметно сокращающийся переход, пляска цветов под ногами И Хорь. Но только на мгновение. Расколотый лениво почесал грудь и снова пошёл вперёд, и всё вернулось. Но Хоря уже отпустило.
Бл*, бл*, бл*! он выудил из штанов зажигалку и, несколько раз чиркнув, запалил смоченную какой-то дрянью тряпку. Ярко вспыхнувший огонь уставился прямо в грудь Расколотому. Тут не увернёшься, гнида.