Заткнись! зашипел я, и верзила отшатнулся, со всхлипом опёршись на перебитую руку. Не думай, что я забыл! И то, что ты меня продать хотел этим мясникам, тоже помню! продолжил я уже спокойнее. Просто я и вправду считаю, ха (ХАХАХАААА!), что так нельзя.
Брезгливо обтерев стаканчик, я и сам жадно напился, хотя вода была затхлой и какой-то глинистой на вкус. Хряк пристроил поудобнее ногу и приподнявшись спросил:
Ну так? мои слова его, похоже, успокоили, и возвращалась обычная наглость. Чо, бл**ь, делать то будем? Мыслишки есть?
Ты будешь лежать здесь, пока я соберу еды, вещей на обмен и что-нибудь из оружия. Найду, чем перевязать тебе конечности. И пойдём. Здесь оставаться точно нельзя, следующий Звон и мытрупы.
Да-да, точно, бл*! Заляжем в убежище неподалёку, я подлечусь и потом мы ого-го! Соберём новую Свору, будем вдвоём, бл**ь, дела делать! Мы
Нет. Мы пойдём к Хорю.
К Хорю? Туда ж два цикла идти, а-то и три! Ты всё-таки еб***тый в край!
Мне нужно с ним перетереть. Дом там жилой, когда я уйдуодин ты не останешься. Да и на пути есть несколько «подготовленных» помещений, будет где отсидеться и
Да пошёл ты! Мне куда, такому, через город идти?! Мы сделаем, как я, бл**ь, сказ
Или! грубо перебил его я, и Хряк осекся. Я могу просто оставить тебя здесь?
Его огромное, кирпично-красное, лицо побелело. Он всё силился что-то сказать, но в глотке раздавалось только протестующее бульканье.
Я пойду собирать вещи. А ты подумай пока.
Оставив Хряка глотать воздух и обдумывать очевидное отсутствие выбора, я вернулся в общую пещеру. Здесь уже начинало пованивать разложением, а кровь подсохла и стала похожа на нездоровый, багровый грибок, поразивший сам камень. Похоже было даже, что пятно в центре зала стало больше и выбрасывало похожие на грибницу побеги, стелящиеся по ноздреватому камню. Мерзко! Быстро прошвырнувшись по комнаткам и, стараясь не смотреть на тела, я набрал всякой мелочёвки (пара хороших стилетов из осколков стекла, ещё один металлический нож, моток верёвки, флягу побольше) и пошёл в пещерку Хряка. Здесь невыносимо смердело немытым телом и гнильём. Картины недавнего непотребства зыбким маревом наслоились на реальность, когда я вошёл и увидел огромный матрас посередине. Зубы сжались так, что я опять рассёк губы об их острые края. Пришлось опереться о шершавую стену и зажмуриться. Так ведь простовернуться, ворваться, вонзить коготь и зубы (ДА!) в трепыхающееся тело, пока оно не перестанет орать и дёргаться! Он даже кулоном не успеет воспользоваться! (НО ВЕДЬ ТАК ЖЕ НЕЛЬЗЯ, ДАААА???)
Мне потребовалась пара минут, чтобы прийти в себя. Я открыл глаза, видения исчезали, хотя в ушах ещё позвякивал ЕЁ плач. В комнате, густо поросшей светящимся лишайником, тоже порезвились Озарённые, но, видимо из-за того, что тут никого не было, не стали слишком усердствовать. Я нашёл плотную куртку из потёртой замши, изношенные, бессовестно грязные джинсы и высокие ботинки. Видимо это всё Хряк брал у Рейдеров, как свою долю. «Похоже, свин всё-таки рассчитывал похудеть.»: подумал я, когда сменил своё окровавленное рваньё на обновки, которые пришлись почти в пору. Я нашёл так же мятую жестянку (кофе!), несколько банок (похоже, с того самого раза) консервов, брикет чайного гриба, металлическую зажигалку, немного сухарей, бутылочку с керосином, фонарь из металлической сетки и потрескавшийся кожаный мешок, который я и набил под завязку. С удовольствием оставив за спиной болезненные видения и несмолкающий фантомный плач (МЕЛОДИЧНО, РАЗВЕ НЕТ?) я пошёл обратно по коридору, мимо «детской» пещеры из которой теперь доносился храп, и дальше повернул направо, по тонкому, червеобразному ответвлению, которое штопором вело вверх, в каверну, где было ещё несколько «обжитых» пещер. Я не заходил в «нашу» пещерку (хотя мимоходом заметил, что камень в середине, где Звонарь вплавил меня в пол, будто оплыл и пошёл опаловыми разводами в форме человеческого тела), а направился к следующей. Её когда-то занимал Улыбака. «И почему я вспомнил только сейчас?»
Потные лица запорошила каменная пыль. Двоеширокоплечий парень с длинной косой и серыми глазами, и худой, светловолосый с безумно весёлой усмешкой, пили чай с запахом грибов из обколотых глиняных чашек. Худой, сплюнув прямо на пол, хлопнул сероглазого по спине:
Ну спасибо, Кошак, что помог. Всё, отпускаю тебя к ненаглядной. Ко мне тоже собиралась Пустельга зайти. он фривольно подмигнул. Так что допивай и кыш, кыш!
Они посмеялись. Невесело, Город давил сквозь стены. Кот встал и, глядя под ноги на небольшое, прямоугольное углубление в полу, которое они последние четыре часа выдалбливали ржавыми зубилами, спросил?
И зачем оно? Что прятать собрался, если не секрет?
Ну, вообще секрет. Тебе я верю, иначе сделал бы всё один, прост
Ага. И проработал бы весь вечер. Без Пустельги, ну.
Зараза, твоя, блин, правда! улыбка светловолосого стала ещё шире. Ну, в общем, пока оставлю это под покровом тайны. Но, глаза его вдруг стали серьёзными и будто подёрнулись пеплом, потом Ну, когда я не вернусь. Забери себе, то, что будет лежать здесь, я сейчас крышку присобачу. В общем забери, тебе пригодится
Выходя за дверь, Кот махнул рукой:
Ой, давай разнойся ещё! Я, может, раньше тебя зажмурюсь. Да и когда это всё ещё будет.
Широкоплечий вышел, не оглядываясь. Светловолосый смотрел ему вслед, продолжая улыбаться. Только глаза были испуганными.
Через два цикла, в рейде, Прибой вляпается в Морок
Крышка оказалась густо натёртым каменной пылью куском фанеры. Я еле нащупал её в тёмном помещении (окон не было, а грибы тут почему-то никогда не росли). Вытащил небольшой, тёплый прямоугольник, завёрнутый в кусок мешковины и пошёл обратно. Дойдя до освещённого куска коридора, я развернул мешковину, чтобы посмотреть, что оставил мне старый друг. Это был Мобильник. Старый (Старый? Откуда мне знать, даже что такое мобильник?), кнопочный, тяжёлый кусок серо-оранжевого пластика с наискось треснувшим экраном и узкой, длинной прорезью для зарядки в основании. И я прямо чувствовал угрозу, распространяющуюся от этого, несуразного для Города, предмета. Чувствуя Наитие (у тех, кто живёт в Городе, так бывает. Смотришь на предмет и, будто, знаешь для чего он), я плашмя положил его на ладонь, зарядным разъёмом от себя. И большим пальцем нажал кнопку в середине «джостика». Мобильник слегка дёрнулся, и что-то звякнуло о противоположную стену. В массе мха, наполовину погрузившись в камень, жадно подрагивая, торчал металлический прямоугольник, похожий на бритву для старых станков, у которой все четыре края были острыми. Нервно сглотнув, я ещё пару раз нажал на кнопку. Рядом с первым задрожали в стене ещё две бритвообразные «пули».
Скотина улыбчивая, у тебя был ещё один Артефакт. в восторге прошипел я. Что ж ты с кулоном-то только ходил?
В приступе неожиданной сентиментальности, я погладил серую пластмассу и запихал телефон в рукав куртки, надеясь, что он не выстрелит.
Я вернулся в «детскую», волоча за собой пару палок покрепче и старую простыню, недавно составлявшие навес у входа в комнатушку Мумии. Хряк ещё спал. Не отказывая себе в удовольствии посмаковать его боль, я легонько ткнул его носком ботинка в покалеченную ногу.
Мммаааа! Бл*! он подорвался с криком и тут-же вскрикнул опять, машинально потянувшись к ноге сломанной рукой. Я подождал, пока вопли стихнут (ПУСТЬ КРИЧИТ!) и стал мастерить шины ему на конечности. Хряк сипел, подёргивался, но, в целом, стоически воспринял процедуру.
Ну? я гнусавил, сжимая в зубах угол простыни. Подумал?
Угу, бл***кий ты хер, Кот. Х*ли делать остаётся? Пойду с тобой. Только тебе придётся мне помогать.
А-то я не в курсе. Жаль только, что ты так много жрёшь!
Жирдяй набычился, но ничего не сказал. Понимал, урод, что без меня ему не выжить. Я подставил плечо под его здоровую руку и, кое-как, поднял эту тушу. Меня колотило от омерзения. Язвочки на его лице и шее смердели тухлой рыбой, а волосы с каждым движением роняли мне на шею перхоть и порошу. Она жгла, как щёлочь. «И вот ЭТО трогало мою женщину!». Я чуть не блевал от отвращения и злобы. Пришлось стиснуть зубы и затолкать соблазн мести поглубже. Он свернулся внутри ядовитой змеёй и замер, почти неощутимый, но никуда не исчезнувший. Трясясь и подпрыгивая на одной ноге, от чего мои зубы щелкали, терзая измученный язык, Хряк кое-как мог перемещаться. Так мы доковыляли до центрального проёма (пятно крови-плесени будто ещё разрослось и усиками потянулось по стенам. Из боковых комнат тоже выпростались «побеги»).