У меня болят глаза, голова, ноги. У меня нет сил на прогулки, огрызнулся он, и мне стало жаль его. Как он живет вот так, один в темноте? Сомневаюсь, что Леонард посещал его часто.
Ты проводишь много времени в одиночестве
Так лучше всего. Хотя я не возражаю, когда приходит Леонард.
Я не должна была спрашивать, но спросила:
А Натали навещает тебя? и закусила губу.
Он молчал несколько почти незаметных секунд, потом ответил:
Иногда.
Даже если бы я не слышала, как жестоко Натали отзывается о нем, я догадалась бы, что он лжет.
Редко, уточнил он, но в его глазах читалось отчетливо: «Никогда».
Лицо Колина сморщилось, потом разгладилось. Я не знала, как продолжить наш шаткий разговор, но Колин спросил:
Ты же видела ее?
Да.
Она тебе понравилась? поинтересовался он и едва заметно улыбнулся.
Очень.
Все любят Натали, довольно констатировал Колин, и я поняла, что нащупала первую ниточку к его маленькой, прячущейся в кокон душе. А Наталипродолжил он и сразу стал мрачнее тучи, говорила что-нибудь обо мне?
(«Маленькое чудовище подумай, как справиться с ним»).
Нет, ни
Врешь! перебил он меня на середине слова, дернувшись всем телом от ярости. Я замерла, ожидая взрыва истерики, но он только упал на подушку, зажмурил глаза и захныкал.
Я устал, убирайся, оставь меня в покое, уходи, видеть тебя не хочу.
Я поспешно встала и взяла свою свечу.
До завтра, сказала я мягко, подавляя страх и неприязнь.
Я уже закрывала за собой дверь, когда он потребовал:
Подойди ко мне.
Я приблизилась, двигаясь сквозь свое нежелание как в густом сиропе, задерживающем движения. Колин протянул ко мне левую руку, приподняв ее над одеялом с видимым усилием.
Дотронься, приказал он сквозь зубы, и когда я мысленно повторила это слово, мое сознание завращалось в вихре ужаса. Мое отвращение было столь же мучительно, сколь и необъяснимо, и в подмышках выступили капли холодного пота. Я вдруг вспомнила, какой осторожной я была с ним все время. Лишь бы не сказать что-то, что вызовет его ярость; лишь бы случайно не дотронуться до него.
Полуприкрыв глаза, Колин наблюдал за мной и видел насквозь, каждую мысль в моей голове, вспыхивающую и сгорающую быстро, как спичка. Он испытывал меня, а я не понимала, как, и почему Я зажмурила глаза и дотянулась до его холодных пальцев, сжала их, тонкие, слабые и безжизненные, как побеги увядшего растения. У меня возникло чувство, будто я стою на рельсах перед мчащимся на меня поездом
Достаточно.
Он освободил свою руку, которую, в противодействие самой себе, я стиснула слишком сильно. Я открыла глаза. Ничего плохого со мной не случилось. Но что могло? Ничего. Абсурдно
До завтра, ровно произнес Колин.
До завтра, механически повторила я и вышла, ощущая спиной его пронзительный взгляд. Я думаю, Колин был изумлен не меньше меня.
Свет от свечи в моей руке дрожал на стенах. Я дошла до лестницы и села, почти упала, на верхнюю ступеньку. Непонятная реакция. Я едва не плакала. Мне хотелось убежать прочь из этого дома и не возвращаться. Никогда больше не видеть жуткого ребенка, мистера Леонарда, глупой Марии, гадких и пустых Уотерстоунов, суетливой миссис Пибоди, и даже Натали, хотя насчет Натали я обманывала себя. Ее я хотела увидеть, и особенно в момент, когда ощущала себя неуверенной и слабой.
В поисках спокойствия я спустилась на кухню, где витали запахи корицы и хлеба. Тусклый свет пасмурного дня, льющийся в широкое окно, показался очень ярким. Я постояла возле окна, наблюдая, как по небу медленно ползут серые облака.
Чашку чая и булочку, сказала Миссис Пибоди, кинув на меня внимательный взгляд поверх круглых стекол ее очков. Чтобы привести нервы в порядок.
Да уж, привести нервы в порядок мне сейчас необходимо, согласилась я, подавленно улыбаясь.
Я села за стол и положила ладони на его гладкую деревянную поверхность. Сумеречные события с Колином показались нереальными или случившимися не со мной.
Я вижу, первое занятие прошло успешно, заметила миссис Пибоди, поставив передо мной чашку и тарелку с еще теплой булочкой.
Я молча покачала головой.
Нет так уж, миссис Пибоди.
Лучше обычного, это было одновременно и возражение, и одобрение. Вы бледны, но не более, чем утром. И вы не убежали от мастера Колина в слезах, как часто поступали девушки, бывшие до вас.
Я сделала глоток чая и надкусила булочку, хоть есть мне совсем не хотелось.
Очень вкусно, миссис Пибоди. А много было девушек до меня?
Шесть. Беатрис, Виктория, Эмили, Каролина и я всегда забываю ее имя Летиция. И Агнесс.
Я не удержалась от вздоха. Добавится ли к этому списку изгнанных мое имя?
Дольше всех продержалась Агнесс. Нрав у нее был стальной. Они столкнулись с мастером Колином как два мечакто кого разобьет. Беатрис была глуповата и, я подозреваю, выпивала уж слишком подозрительно блестели ее глаза по вечерам. И чаю, если уходила пить его в свою комнату, никогда не наливала больше половины чашки. Видать, у нее было, чего добавить. Виктория с первого дня начала плакать, как ей все здесь не нравится, и на третий попросила расчет. Мисс Натали издевалась над ней каждый раз, как видела, и даже крикнула что-то обидное ей вслед, когда Немой увозил ее. У Каролины были белые волосы и синие глаза. Она была похожа на куклу и почти всегда молчала. Эмили все время пила чай. Выпила наш месячный запас за неделю, прежде чем я спохватилась. Она была странная. Отвечала невпопад и украла три ложки. И если бы господские, серебряные, а то самые простые. Зачем? Летиция про Летицию я что-то вообще ничего не помню. Пару дней слонялась тут, как призрак. Мне иногда мерещилось, что она сквозь стены ходит.
Слова миссис Пибоди летели и летели, как стружки на лесопилке. Мне уже наскучило слушать про моих предшественниц. Само упоминание о них тревожило меня. Мне казалось, они оставили после себя невидимые тропы, притягивающие меня, и самый протоптанный из этих путей уводил наружу, в никуда, как будто покидая этот дом, девушки просто исчезали. Нелепые мысли. И пугающие. Может быть, для меня было бы даже лучше, если бы в случае изгнания я прекратила свое существование. Дом Леонарда единственное пристанище, которое у меня есть на текущий момент. Что, если мне не удастся сразу найти новую работу? Когда я представляла себя, одну, ночью, без денег, на незнакомой улице, где каждый может меня обидеть, на меня накатывали волны ужаса. Как бы плохо мне ни было здесь, я должна держаться.
Колиночень необычный ребенок, миссис Пибоди, пробормотала я.
И жестокий не так ли?
Мне бы не хотелось так думать.
О, моя дорогая, когда вы повзрослеете, вы поймете, что все дети жестоки. Но жестокость некоторых из них превышает допустимый уровень. Вот моя дочь с тех пор, как она уехала, хоть бы раз написала мне. Она что же, думает, если она вышла замуж за своего полудикого художника и сбежала с ним в Австралию, так можно совсем позабыть о матери?
Я уверена, она помнит о вас, миссис Пибоди, рассеянно возразила я. Брови миссис Пибоди были сердито сдвинуты. Отодвинув чувство вины, я попросила: Пожалуйста, расскажите мне о Колине. Где его родители?
Миссис Пибоди хотелось поговорить о дочери. Но она только пробормотала что-то о том, что даже Лусия относилась к ней лучше, чем дочь, родная кровь, и начала:
Когда я устроилась в этот дом после смерти мужа; негодяйка Магнолия звала меня жить к своим кенгуру, но я все еще была очень сердита на нее и даже слышать не хотела мастер Колин был совсем младенец, а уже сирота. Неудачные роды Грустноникогда не видеть мать. Может, поэтому он такой, бедняжка?
Я едва помнила свою маму. Она умерла от туберкулеза, когда мне только исполнилось пять.
А его отец?
Погиб. Странным и жутким образом, миссис Пибоди выдержала паузу, но я молчала, и она неохотно продолжила: После смерти хозяина главным в доме стал мистер Леонард. Кто бы мог ожидать, что мистер Леонард возьмет на себя заботу о мастере Колине он ведь вроде не очень-то заботливый, по натуре своей, мистер Леонард. Вечно размышляет о своем. Но к мастеру Колину есть у него странная привязанность. А мастер Колин же очень болен он всегда был слабеньким. И у него аллергия почти на все. То ему нельзя, это нельзя, да он ничего и не хочетворотит нос, чего ни принесешь. Питался бы одним шпинатом. Он однажды у нас чуть не умер, съев два апельсина. И болеет каждую зиму. В прошлую его так схватило, что я с ним распрощалась раз в пятнадцатый, и уж была уверена, что на этот раз точно не зря.