Здравствуйте! сердечно воскликнула она, обнимая меня.
Здравствуйте, тихо произнесла я, пораженная столь теплым приемом, и застыла с опущенными руками.
Что же вы стоите в дверях! Вы промокли до костей. Проходите. Добро пожаловать в дом, дорогая!
Она взяла меня за руку и втянула внутрь. Безмолвный человек шагнул следом. Дверь захлопнулась за нами, отрезая от дождливого мира.
Меня зовут миссис Пибоди. Марта Пибоди.
Я знала ее имя. Эта женщина написала мне письмо.
А вас зовут Анна Сноу, да, моя дорогая?
Верно. Приятно познакомиться.
Поставьте ваш саквояж здесь. Немой отнесет его в вашу комнату. Немой, возьми у нее шляпку и жакет. Пройдемте поскорее в кухню и сядьте, вы же валитесь с ног. Новое лицо в нашем доме! Как это замечательно! с любопытством разглядывая меня, она подняла повыше лампу, которую держала в руках. Старая керосиновая лампа. Давно я не видела таких. Вы очень молоды, дорогая, сколько вам лет?
Семнадцать.
Семнадцать! Совсем еще девочка. Вам сложно придется с Колином, дорогая, хоть он и младше вас на девять лет. А Натали, кузине мистера Леонарда, исполнилось двадцать шесть.
Мы прошли в просторную, прогретую за день кухню с мощеным каменной плиткой полом.
Садитесь здесь, подождите немного. Вода для умывания еще недостаточно нагрелась. Хотите черничный пирожок?
Спасибо, я не голодна.
Принести вам одеяло? Вы можете простудиться.
Благодарю, не нужно одеяла. Здесь очень тепло. Вы вы моя хозяйка? не выдержав, спросила я.
Она рассмеялась, запрокидывая голову и показывая белые, крепкие зубы.
Что вы! Я экономка. И кухарка. И прачка. Я, Немой и Грэм Джобна нас троих держится этот дом. Мистер Леонард, вот кто ваш хозяин. Да и мастер Колин, миссис Пибоди вздохнула. Он капризный и болезненный ребенок. Странный, добавила она и вдруг воскликнула: Как хорошо все-таки что вы приехали! Мне и поговорить здесь не с кем. Как овдовела, так устроилась сюда. И осталась, не знаю почему. Семь лет прошло Прежде Лусия составляла мне компанию, но с тех пор как она ушла, в этой кухне поговорить можно разве что с эхом
Миссис Пибоди еще долго изливала бы на меня свою тоску, но через десять минут вода, к счастью, нагрелась, после чего миссис Пибоди проводила меня, наполовину мертвую, наполовину спящую, в мою комнату. В пути я отметила только скрипучесть лестницы и общую мрачность обстановки. И мелькнула маленькая черно-белая кошкапоказалась и спряталась.
Это очень странный дом, миссис Пибоди, неожиданно для себя пробормотала я.
Странный дом? эхом повторила миссис Пибоди. И правда: странный дом. За зиму изводят тонны дров, а все равно мы промерзаем до костей. Я и говорю: «Мистер Леонард, а не установить ли нам цивилизованную современную отопительную систему?» А он мне отвечает: «Стоит ли тревожить дом, Пибоди?» Так и сказал: «Тревожить дом». Ох, еще и трубы шумят. Можно ли жить в таком неуюте? Дома таковы, каковы их хозяева.
Я быстро умылась, не способная даже испытать удовольствие от того, что смыла с себя дорожную грязь, так мне хотелось спать. Трубы действительно шумели, и вода из крана, ледяная как смерть, едва текла тоненькой струйкой. Затем я легла под холодное одеяло и сразу уснула.
Глава 2: Кузина Леонарда
Я проснулась будто от щипка, чувствуя себя не вполне хорошо, но все же достаточно отдохнувшей, чтобы пережить предстоящий день. В первую минуту мне показалось, что еще очень, очень рано, затем я поняла, что сумеречно лишь в комнате, а снаружи наверняка уже давно рассвело.
Так и оказалось. Когда я раздвинула шторы, свет дня ворвался в комнату, позабывшую его за вечность полумрака. Из окна я увидела море. Впервые в жизни. Не совсем такое, каким я представляла его себе. Не искрящеся-синее. Непонятного, темного, холодного цвета. Оно зачаровывало. Увлекало из реальности. Не то чтобы оно понравилось мне, но на какое-то время заставило позабыть обо всем, кроме него. Потом я мотнула головой, как будто вытряхивая из нее образ моря, и осмотрела комнату, в которой мне предстояло жить. Все в ней было синими стены, и ковер, и шторы на окне, и кресло, и даже покрывало на кровати. Комната выглядела холодной и необжитой, будто никогда не имела владельца. Мне тоже здесь жить не хотелось
Сколько часов, интересно, идти до станции?
Глупости.
Я села на кровать и попыталась думать разумно (я всегда говорю себе, когда мне плохо: «Подумай об этом еще раз, но подумай разумно»). Я не ребенок. Папа умер. И уже нельзя, как прежде, просто дождаться его возвращения, чтобы все стало хорошо. Я должна сама о себе заботиться. Пусть я молода и неопытна, но раз меня наняли на эту работу, то, значит, посчитали, что я могу с ней справиться. И справлюсь. Я должна отбросить все сомнения раз и навсегда. Где бы я была сейчас, если бы на мое объявление не откликнулись столь неожиданно скоро? Я должна перестать бояться, я вполне в безопасности в этом домевдали от папиных кредиторов. Нет никаких предчувствий. Есть моя неуверенность.
Я умылась ледяной водой под протестующее гудение труб, оделась и причесалась. В дверь постучалась миссис Пибоди.
Так я и знала, что вы уже проснулись, моя дорогая, сказала она.
Боюсь, я спала слишком долго, повинилась я.
Господа встают поздно, так что вы не опаздываете. Мистер Леонард выразил желание, чтобы вы поднялись к завтраку, она взяла меня за руку. Не нервничайте.
«Мистер Леонард» странное обращение, миссис Пибоди. Стоит ли мне его использовать?
О, мы давно привыкли. Мистер Леонард вообще большой эксцентрик, вы скоро поймете. В этом доме все не как полагается.
Спустя полчаса миссис Пибоди проводила меня в столовую.
О чем я вам и говорила, прокомментировала миссис Пибоди кромешную тьму в коридоре. Даже электричества нет. Но вы привыкните. Просто всегда берите с собой лампу.
В столовой все уже собрались за длинным, накрытым красной скатертью столом. Казалось, они очутились здесь неведомым, волшебным образом и в любое мгновенье могут исчезнуть, растаяв в воздухе, как призраки. На меня обрушился приступ мучительной застенчивости. Лучше бы мне провалиться сквозь пол, чем стоять здесь вот так, перед этими людьми, рассматривающими меня
Здравствуйте, очень неуверенно поздоровалась я, на деревянных ногах проходя к столу.
Здравствуйте, откликнулся только один человек, поднимаясь со своего места. Улыбнувшись, он обогнул стол и любезно выдвинул мне стул.
Спасибо, пролепетала я, раздосадованная собственной робостью. Я посмотрела на поприветствовавшего меня, догадавшись, что он и есть хозяин дома, и сразу опустила глаза. Лет тридцати на вид, он был высок, строен, даже худощав. У него было красивое бледное лицо с впалыми щеками и короткие темно-русые волосы.
Уотерстоуны, Мария, представил он мне сидящих за столом. И я, Леонард. Анна, новая учительница Колина, пояснил он для всех.
Они будто не слышали. Уотерстоун-младший с безразличным видом помешал серебряной ложечкой кофе.
Я села, осторожно осматриваясь. Столовая поразила меня унылой пышностью обстановки, усугубленной нелепым гигантизмом мебели и общей атмосферой заброшенности. Плотно сомкнутые шторы лишили солнечные лучи шанса проникнуть внутрь. Беспорядочно расставленные на столе и предметах мебели тусклые лампы и оплывшие свечи сражались с темнотой без особого успеха. Нет, мне была решительно непонятна странная неприязнь жителей Дома на берегу к свету, и, пожалуй, она уже начинала меня угнетать.
Есть мне не хотелось, но я ела из вежливости, не ощущая вкуса еды. Леонард единственный проявлял оживление, иногда что-то говорил сидящим за столом, спрашивал меня о чем-то, но я не помню ни его вопросов, ни своих ответов. Уотерстоуны изредка подавали реплики, почему-то с утомленными интонациями, обращаясь либо друг к другу, либо к Леонарду, игнорируя меня и Марию. Раз я ощутила оценивающий взгляд Уотерстоуна-младшего, однако он сразу отвернулся с презрительной усмешкой под тонкими усиками, очевидно, сочтя, что его внимания я не заслуживаю.
Блекловолосые и блеклоглазые, Уотерстоуны сразу вызвали во мне неприятное тягостное чувство тогда я не созналась себе, но позже, в одиночестве своей комнаты, вынуждена была признать, что это отвращение. Мне не хотелось начинать свою жизнь в доме со столь тягостного чувства к кому-либо но это было отвращение. Насчет Марии я только равнодушно отметила, что она довольно-таки красива, с ее темными волосами и глазами, пухлыми яркими губами, если не учитывать общую апатичность лица, портящую ее. На ней было алое платье, чересчур декольтированное для нашей моды. Мария едва ли заметила меня. Ее блестящие глаза с широкими бездонными зрачками казались стеклянными и постоянно застывали, устремившись в одну точку. В течение завтрака она не произнесла ни слова и сонно ковыряла свой омлет, так и не проглотив ни кусочка. Только раз к ней обратился Леонард. Мария не отреагировала, что Леонард воспринял как само собой разумеющееся, из чего я заключила, что выключенность из реальности типична для нее.