Злоба Ромы закончилась мгновенно, а на лице высветилось удивление, смешанное с растерянностью. Сам Кочетков Владимир фактически спрашивает у него, Романа Сафонова, как познакомиться с девушкой.
Вовк, ты чё!? Ты их вечерами в клубах пачками снимаешь Я понял! Это шутка, да?
Нет. Он оглядел кафе. Эти в клубах вообще не женщины. Так подстилки. Скучные. Без мозговые. Я вообще сомневаюсь, что у женщины есть мозг.
Как это? А Склодовская-Кюри. выпалил Роман.
Не смешно, Ромик! Я тут неделю назад увидел девушку в Jet Set. Хотел подкатить, но она на меня ноль внимания. Потом в институте пару раз видел. Короче вижу ее часто, а подойти боюсь. Познакомиться хочется, а что сказать эдакова не знаю.
Блин, ты влюбился Подожди, я это должен записать. Роман расплылся в улыбке.
Да не влюбился. Дурь не говори. Она просто особенная. Я ее пару раз окликал, но она даже не оборачивается. Стерва!
Задело за живое. Роман допил лимонад и встал. Ты подойди и представься. Хотя, знаешь! Забудь о ней. Ты об стольких ноги вытер. Он встал, Хотя бы ее не трогай. Ладно, я пошел. У меня кастинг через час.
Эти дуры этого заслужили. Сказал он в спину уходящего приятеля.
Следующие пятнадцать минут Владимир потягивал колу, подливая в нее коньяк из фляжки. Дымил Chesterfield и сидел в Twitter. В очередной раз, отвлекшись от экрана, он увидел в двух шагах от кафе девушку. Ту самую девушку. Она была в узких джинсах и вязаной кофточке. Невысокий каблук ее туфель не прибавлял ей роста, но делал ножку изящней. Сентябрьское солнце блестело на серебряном браслетике ее часов, что украшало картину. Эта брюнеточка была великолепна.
Кочетков встал и торопливо направился к ней. Официант окликнул его, но Владимир не обратил на это внимание. Его мысли были заняты той, которая стояла у края дороги, озираясь по сторонам. По-видимому, она хотела перейти дорогу, но поток машин не стихал. Когда Владимир был от нее в двух шагах и хотел уже что-то сказать, она резко шагнула вперед. Он машинально двинулся за ней.
На середине дороги его что-то ударило слегка в бок. В глазах на время потемнело, но он продолжал идти. Они достигли тротуара. Владимир выдохнул и окликнул:
Девушка, так ходить через дороги не безопасно.
Брюнеточка резко остановилась и обернулась. На Владимира смотрели перламутровые чудные глаза. Кроме этих глаз ему больше не захотелось ничего видеть. Девушка подошла к нему.
Да, она улыбнуласьНе безопасно. Она жестом указала ему за спину.
Владимир обернулся. Посреди дороги стоял «Опель». Вмятина на лобовом стекле поражала внушительностью. Водителя за рулем не было. Он стоял над телом молодого человека распластавшегося на дороге. Вокруг его головы образовалась лужица крови.
Это Это Это же я! Как это? промямлил он и обернулся к брюнетке.
Тебя ведь все должны замечать? Особенно лица женского пола. Это же не уважение. А ты их уважал.
Владимир обернулся на место аварии, а брюнеточка продолжала:
Правильно, а чего нас безмозглых уважать!? Мы ведь ничем это не заслужили. Мы лишь пресмыкающиеся.
Замолчи! Владимиру впервые захотелось заплакать, но никак не выходило. Я не хочу так!
Надо было думать раньше, она протянула ему руку. Пошли, они достаточно от тебя настрадались.
Он взглянул в перламутр ее глаз и обреченно протянул руку.
Контракт
В приемном покое было мертвенно тихо. Медсестричка в дальнем углу листала журнальчик. Посетителей не было. До конца приемного времени оставалось минут десять. Николай нервничал, крутя в руках билет на междугородний автобус. До отъезда оставалось полтора часа. В дверях появилась Оксана. Шла она медленно, казалось, вымеряя каждый шаг. Он поднялся ей навстречу.
Ксюша, привет.
Привет, тебя давно не было видно. Где пропадал?
К бабушке надо было съездить. Снова вот уеду. Он показал билет.
Что, хворает опять?
Нет. Помочь надо. У меня есть время перед сессией. Матери с отцом некогда.
Ясно. Она хотела сесть, но он остановил ее, взяв за руку.
Рука была худая и прохладная. Оксана вообще сильно исхудала за последние три недели. Глаза впали. Кожа поблекла, а волосы потеряли блеск. Николай видел в ее глазах грусть и какое-то безразличие.
Стасик мой вчера был. Весь на нервах. Она отняла руку и на щеках ее появились слезы. Отец звонить каждый час. Я сказала ему, что меня в пятницу выпишут домой. Александр Львович не будет меня оперировать.
Он сделал шаг ближе и обнял ее левой рукой за талию. На лице Оксаны появилось удивления, но она не оттолкнула его. Дрожащей рукой он поправил ей челку и коснулся губами щеки. От его шепота по ее телу побежал озноб:
Ксюш, солнышко. Он поцеловал ее в другую щеку. Все наладится. Все будет у тебя хорошо. Ты Ты поправишься. Вернешься в театр. Букетов будет еще больше, чем раньше. Он отстранился и, взяв ее исхудалые ладошки в руки. Ты же настоящий ангел на сцене. Я не пропускал ни одного спектакля. Ты еще со школы хотела быть актрисой. Он целовал ее пальцы, а она удивленно на него смотрела.
Медсестричка отложила журнал и полностью переключилась на происходящее перед ней. Парень сделал опять шаг вперед и, обняв девушку двумя руками, поцеловал. Она ответила ему, обняв его за шею. С полминуты они были поглощенные поцелуем. Парень страстно прижимал девушку, то и дело, прикасаясь к ее щекам левой или правой рукой. Когда они отступили, друг от друга девушка заплакала и пробормотала сквозь плач:
Коль, он ушел Он отказался от меня Почему?
Николай молча шагнул к ней и обнял. Она плакала, уткнувшись в его ветровку. Похудевшее тело вздрагивало под коротким халатиком:
А ты Ты всегда рядом. Ты всегда рядом Всегда. Бубнила она, а он целовал в щечки, в подсохшие тонки губки и глаза.
Молодые люди! Мне закрывать пора. Грубо оборвала их медсестра.
Ксюш, ладно, иди! Я тебе тут купил. Он сунул в руки ей пакет с фруктами. Иди, тебе отдыхать надо.
Он еще раз поцеловал ее и направился к выходу. Она смотрела ему в след, утираясь рукавом халата.
Николай вышел на улицу и свернул направо в аллею. Закурил. Ветви аллеи сплетались над ним, образовывая подобие арки. Он шел в этом коридоре, дрожа от возбуждения и бессилия. Шаг его был быстр и целеустремлен, как никогда.
Надеюсь, оно этого стоило? услышал он за спиной и, резко остановившись, развернулся на каблуках.
Мужчина средних лет стоял посреди аллеи, перелистывая бумаги в кожаной папке. На нем был летний бежевый костюм тройка и легкие остроносы туфли. Короткая модельная стрижка не очень гармонировала с его трехдневной щетиной. Он извлек из воздуха зажженную сигарету и затянулся.
Ваши бумаги Николай Сергеевич. Сказал мужчина, протягивая вперед гербовое свидетельство. Извиняйте меня, но от канцелярии нам никуда не деться. он усмехнулся.
А, это вы! Николай подошел и взял свидетельство. Я свободен?
Пожалуй, да. Вы не ответили на мой вопрос.
Да стоило!
Вы что-то еще ведь хотите спросить? По глазам вижу.
Да, хочу! Сколько?
Мужчина раскрыл папку и долго листал содержимое.
Вот нашел. Обмен частью судьбы. У вашей Лисковой Оксаны Валерьевны диагностирован рак кишечника. Значит, при равноценном обмене вам осталось две недели, восемнадцать часов и сорок три минуты. Параллельно будет происходить выздоровление Лисковой. Вы собрались к бабушке?
Да!
Там вам будет лучше. Претензий нет? Право на нас редко кто успевает пожаловаться.
Нет. Она точно будет жива?
Не сомневайтесь Николай Сергеевич. Наполеон хотел власти в обмен на вариацию смерти. Вроде бы он к нам претензий не имел.
Ясно. А гарантии будут?
Через неделю вы их получите согласно пункту четвертому нашего договора.
Всего хорошего. Произнес Николай и пошел прочь.
Мужчина в тройке раскрыл перед своим лицом ладонь и на нем появился маленький огненный шарик. В пылающей сфере появилось лицо.
Артур. Сказал мужчина, запишите на меня еще контракт. Да, и я вам должен двух клиентов. Вы были правы. Этот парень оказался редким исключением.