Я
Она попробовала что-то выговорить (быть может, как в каком-нибудь сопливом кино, разрыдаться и начать молить о прощении и пощаде, ведь когда ты связан и находишься черт знает где, дела твои скверны!), но и это также было женщине не по силам. По крайней мере, пока что. В горло словно насыпали сухих опилок, облили их маслом, а затем бессовестно подожгли. Рядом с черной мыслью, родившейся в унисон с долетевшим к ее ушам женским голосом, в мозгу Светланы появилось также и вполне себе естественное умозаключение о том, что за паршивый стакан воды она бы сейчас даже душу дьяволу продала.
Лежи, лежи, вновь этот противный женский голос, а затемчьи-то шаги невдалеке. Не шевелись. Ты связана (и то надежно! мальчики, уж не сомневайся, позаботились об этом!), а потому, если будешь дергаться, сделаешь себе только хуже. В один прекрасный момент леска, что, словно гитарная струна, тянется у тебя под грудью, наконец, прорежет ткань сорочки (кстати, милочка, цвет этот тебе совершенно не идет!) и тогда будет очень больно. Просто-таки адски больно! Вспомнишь даже умершую много лет назад бабушку, и попросишь ее (вне всяких сомнений, заходясь в истерике) забрать тебя к себе. Усекла?
Со Светланой еще никто и никогда не вел беседу столь грубо, напористо и, чего уж там греха таить, откровенно (почти, что, мать его, «по душам»!), а потому она лишь только прикрыла на мгновение веки. Этот мимолетный жест (сияние, не покидай меня!) должен был сойти сейчас за утвердительный ответ.
Что ж, говорившая рядом женщина тяжело выдохнула. И вновь к ноздрям Светланы добрался вдруг запах сигарет. А вот теперь, наконец, поговорим.
Чьи-то руки тут же развернули находящуюся в незавидном положении, связанную женщину на бок, и теперь она смогла увидеть, что находится в небольшой, явно видавшей виды комнатке, где царит беспорядок, а заправляет тут всем довольно-таки смазливая особа в облегающих джинсах, синей свободной безрукавке, с туго забранными в конский хвост на затылке волосами. Светлана смутно соображала, но вроде бы до прихода тьмы, когда она еще сидела в авто с «шашечками» и пыталась понять, что же все-таки происходит с теми людьми, которые принялись вдруг бессовестно колотить друг друга несколько в стороне от дороги, эта самая особа находилась рядом.
Таксистка.
Вижу, память понемногу возвращается к тебе, женщина с конским хвостом на затылке подошла к единственному небольшому металлическому стулу, что высился в углу, после чего аккуратно на него опустилась. Это не может не радовать. Знаешь, золотце, у меня порою настолько скучная работа (едешь и едешь, едешь и едешь), что время от времени в голову невольно закрадывается мысль о том, чтобы убить кого-то. Так сказать, выпустить пар. Сбросить напряжение. Ты понимаешь, о чем это я тебе сейчас тут толкую, моя хорошая?
В голове Светланы в этот самый момент царил полнейший кавардак (даже слово «хаос», обычно применимое в подобных случаях, не взбрело ей в мозг!), а потому единственным, что в полной мере дошло-таки до сознания, оказались слова «работа» и «убить».
Она сначала жалобно застонала, после чего прикрыла глаза. Совсем на короткое мгновение, ведь их вдруг отчего-то начало неистово жечь, словно огнем. Не боялась того, что свет исчезнетсияние за это время почти наверняка не сможет далеко уйти, а потому жизнь продолжается. Пока что, во всяком случае.
Позволь тебе кое-что рассказать, золотце, голос таксистки (странно, что на лице и теле женщины абсолютно не было сейчас никаких увечий и ран, ведь тот громила, что было духу, лупил и лупил ее, словно это именно она была виновата во всех его бедах и неурядицах!) звучал ровно, несколько приглушенно и, в общем-то, весьма склонял к тому, чтобы ему внимали. Мне в равной степени наплевать как на тебя, так и на твоего сраного мужичонку, который принялся пялиться на мой задок еще когда мы только-только отъехали от вашего дома. Думаю, если бы тебя не оказалось рядом, он бы даже попросил приостановить где-нибудь на пустыре (быть может, все на том же выезде на Завьялова), стащил бы штаны и продемонстрировал мне свой инструмент, который, как мне почему-то кажется, у негокурам на смех. Это ясно?
Светлана вновь лишь только покорно прикрыла веки. Сердце в груди стучало настолько неистово (противно отдаваясь при этом в ушах!), что, казалось, оно прямо сейчас выскочит через глотку наружу и забрызгает все вокруг теплой кровью. Черт возьми, достанется даже неприглядным с виду обоям с изображением паровозика!
Вот и славно, потому как я сейчас не намерена повторять дважды, таксистка закинула ногу на ногу, после чего уложила руки ладонями на коленках. Все, что можно было, мы с ребятами вычистили, женщина говорила сейчас настолько спокойно и непринужденно (по крайней мере, так показалось самой Светлане), будто речь ее касалась какой-нибудь ближайшей распродажи нижнего белья у тети Зины на рынке или же, в крайнем случае, цен на проклятый бензин. А теперь вот у нас возникла дилемма. Совсем незначительная, никак не больше того комка нервов, что три недели назад появился в твоем животе, но о котором ты пока еще не знаешь.
Теперь таксистка уселась ровно, словно прилежная ученица в кабинете директора, но потом отчего-то все же выгнула спину, как пантера. Должно быть, сказывалась сидячая работа.
Убить или не убить, вот в чем вопрос! едва ли не вскричала тоном гамлетовской Офелии женщина и Светлана тотчас же подскочила на матраце. Ответубить, но не сегодня
Глаза извозчицы тут же налились злобой, и, словно бы в довершение ко всему прочему, в какой-то момент времени в них явственно начала блуждать еще и плохо сокрытая ярость. К ней, как верный слуга, примешалось отвращение.
Помню, показывали однажды кино про следователей, как ни странно, все эти перемены абсолютно не мешали таксистке и дальше быть (или, по крайней мере, казаться!) «почти любезной». Так вот в нем этот вопрос звучал несколько иначе. Хочешь узнать, как? Пить или не пить, вот в чем вопрос!
Она ловко подмигнула Светлане, после чего какое-то время залихватски посмеялась и даже принялась с увлечением корчить той различные рожицы. Вот я, должно быть, какая-нибудь старая, известная доброй половине мира поэтесса, раздумывающая над очередной строфой, которая потом, быть может, покорит сердца миллионов и даже войдет в школьные учебники по литературе. А теперь я, пожалуй, какой-нибудь известный ученый, который в процессе размышления над извечными вопросами без конца теребит ладонью подбородок (почти наверняка на нем щетина), и для коего остается все меньше и меньше времени до самого важного в его жизни открытия. К примеру, открытием этим станет четкий и вполне себе внятный ответ на безобидный вроде бы вопрос «Как понять женщину?». Или же, допустим, мыслитель копнет еще глубже и сначала выведет, а затем и докажет на собственном примере формулу любви, следуя которой человечество в ближайшие несколько веков будет жить исключительно счастливо и много улыбаться. Ну, вы понимаете, какие-нибудь там «смешайте вместе два человека», затем «добавьте к ним щепотку терпения», после «омойте их волосы в бальзаме из доверия», и, наконец, «приготовьте им любовный напиток, для которого возьмите чистый стакан, несколько капель уважения друг другу, столовую ложку чувства юмора» и так далее.
Светлане на миг показалось, будто таксисткав общем-то, та еще актриса. Собственно, а чего тут странного? Они с мужем убедились в этом сполна.
Яона вновь попыталась озвучить хотя бы что-нибудь из того, что, словно на карусели, кружило сейчас у нее в мозгу (понемногу чувства возвращались в тело, да и свет вокруг также в достаточной степени способствовал размышлениям и рассуждениям), но и в этот раз также ничего не получилось.
В чем тут может быть все дело?
Таксистка, кончив свои детские забавы (а, быть может, просто лишь отложив их «на потом»), сразу же подобралась.
Золотце, не трать силы почем зря, губы ее разошлись в улыбке. Как показалось Светлане, во взгляде женщины теперь не было и намека на прежние отвращение и ярость. Должна также сказать сейчас, что в твоей кровияд. Знаешь ли, доктор Шевцов (он, кстати, с минуты на минуту буде здесь!) во время моего прошлого к нему визита пребывал в просто-таки чудеснейшем расположении духа (наконец-то его клинике дали патент на проведения опытов с ДНК человека, представляешь?) и вместо обычной дозы дал мне сверху еще две. Строго-настрого, правда, приказал не перегибать палку (черт его знает, что именно может колотиться в том проклятом шприце, ведь так?), но, как я вижу, все вполне нормально. Минут через тридцать (если ты, золотце, к тому моменту, разумеется, еще будешь жива) сможешь даже сказать свое первое слово. Сомневаюсь, конечно, что им, как в старые добрые времена, окажется слово «мама», но