Теодор опрокидывает в себя остатки виски, хлопает стеклянным дном стакана о столешницу. Саймон недовольно цокает языком, но Атлас не обращает на него внимания. Его мысли по спирали спускаются все ниже и ниже, прямо в потаенные уголки памяти, в те самые темные бездны, о которых он старался не думать.
Дочь Генри Карлайла не может иметь это лицо.
Черты ее лица растекаются по стенкам граненого стакана вместе с каплями янтарной жидкости, бледно-зеленые глаза тают на дне. Ее тонкие губы приоткрываются и складываются буквой «О».
У нее может быть такое же имя и даже цвет волос и глазмало ли среди миллиардов женщин найдется таких же темноволосых и зеленоглазых? но те же черты лица эта девица иметь категорически не может. Не имеет права.
Ему показалось. Определенно, ему показалось. Мозг слишком устал и добавил к знакомому имени образ, который откопал в пыльных чертогах памяти, вместо того чтобы нарисовать Теодору новый.
Не самая умная мысль, как ни прискорбно, после второго стакана виски становится вполне сносной. Алкоголь все делает проще, запутанные причуды судьбы превращает в повороты, а не узлы на жизненном пути. И Теодор, отдаваясь во власть своему самому преданному другу, расслабляется.
Тогда его наконец находит Бен.
Атлас!
Молодой человек пересекает полупустой бар, сердито топая своими черными лакированными туфлями с чересчур громкими каблуками, и замирает рядом. Теодор залпом допивает третий стакан под озадаченные взгляды Саймона.
Стрэйдланд выкупил нашу «Леди»! шипит Бен, слишком рассерженный, чтобы позволить себе громкие интонации. Когда Бен злится, он всегда переходит на шепот. Ты слышишь меня?
Так вот с какого бала сбежала эта Золушка! Вы были на аукционе? добродушно хмыкает Саймон. Помнится, в прошлом месяце вы клялись, что больше не сунетесь в Как ты там говорил? «Гадюшник чванливой аристократии»?
Это был крайний случай, нехотя стонет Бен. Но все без толку. Мы упустили Уотерхауса!
Вернем.
Железная уверенность Теодора нервному Бену, увы, не передается.
Мы ждали этого случая три месяца, а ты взял и слинял, когда она была почти в наших руках!
За злостью Бена кроется беспокойство, но Теодор, погруженный в свои мысли, не может этого уловить. Он не отвечает, жестом требуя очередной стакан. Бен скрипит зубами от праведного гнева и садится на соседний стул. Ножки грубо царапают дощатый пол, сердитый звук тревожит немногочисленных посетителей, но Бен плюет на правила этикета и даже не оборачивается.
Какого черта, Теодор?
Тот делает вид, что не слышит. Бен вздыхает, силясь не хлопнуть себя по лицу ладонью, и просит у Саймона бокал вина.
Объясни, что ты творишь!
Смакую четвертый по счету стакан однозернового ирландского виски девятилетней выдержки, не меняясь в лице, отвечает Теодор. И, заметь, все еще нахожусь в трезвом уме и твердой памяти.
Неудивительноза твоими плечами десятилетия практики! вспыхивает Бен.
Если в первые минуты после исчезновения Атласа он волновался, то следующий час, проведенный в поисках, лишил его даже толики волнения и оставил лишь злость на вечно угрюмого товарища, понять которого не смог бы никто в этом мире. Теперь он, абсолютно уверенный в своем праве, требует хотя бы самого малого. Ясно как день, что извинений от Теодора не дождешься.
Что это было, а? Ты же сам из кожи вон лез, чтобы заполучить Уотерхауса, полгода его искал! Старик Стрэйдланд аж помолодел на десяток лет, когда забирал нашу «Леди» из рук Карлайла!
Теодор едва заметно морщится, и от Бена это не укрывается. Вот только связать реакцию приятеля с именем Генри он никак не может.
Бен хмурится и принимает из рук Саймона свой бокал. Гладкое стекло тут же потеет в ладонях, прикосновения пальцев неровными овалами отпечатываются на его поверхности.
Молодой человек делает первый глоток и наконец выпускает сгорбленную фигуру Теодора из внимания. Его глаза смотрят вниз, на переплетенные тонкие пальцы рук, лежащие на пепельно-бурой поверхности барной стойки.
Объясни, хрипло повторяет Бен, не глядя на собеседника. Тебе придется это сделать, иначе я
Иначечто? хмыкает Теодор. Сочтешь меня сумасшедшим?
Бен косится на него, не поднимая головы, и губы его кривятся в скептичной ухмылке.
Не более, чем обычно.
Теодор неспешно делает свой последний глоток.
С наступлением темноты в маленьком неприметном баре появляются еще несколько посетителей. Подозрительно следящий за молчаливым Теодором и нервным Беном Саймон отходит к другому концу стойки, чтобы обслужить постоянных клиентов. Аккуратная официантка, до этого полностью погруженная в свой смартфон, нехотя идет к одиноко сидящему у окна мужчине лет сорока. Когда Теодор и Бен остаются без внимания посторонних, молодой человек звонко отставляет в сторону пузатый бокал.
Ну и?
Прежде чем удостоиться ответа, ему приходится выждать еще минуту и взглядом просверлить в виске Теодора изрядную дыру.
У Генри Карлайла есть дочь? спрашивает Теодор. Толстостенный стакан в его руке крутится, как волчок.
Серьезно? вспыхивает Бен. Тебя волнует какая-то девица, сорвавшая сделку? Мы отдали «Леди» Стрэйдландуты отдал! А тебя волнует какая-то
Он замирает с приоткрытым ртом, как будто только теперь до него доходит потаенный смысл слов Теодора. Глаза Бена расширяются от удивления.
Погоди, что? У нас увели ценный лот, а тебя интересует девушка? О, это становится интересным
Теодор щелкает языком и косится на беспокойного Бена так, будто видит перед собой надоедливого ребенка. Паттерсон подпрыгивает на стуле, глаза его горят.
Я могу разузнать о ней побольше, хитро улыбается он, едва сдерживая возбуждение, если тебя так взволновала эта особа
Это тебя она взволновала, припечатывает Теодор, уже жалеющий, что раскрыл рот в присутствии своего любознательного друга. Смотри, не выпрыгни из собственных брюк.
Бен издевки не замечает вовсе и оборачивается, выискивая глазами бармена.
Эй, Саймон! Подлей мне еще вина! Кажется, мой одинокий рыцарь нашел себе даму сердца!..
Лицо Саймона удивленно вытягивается. Бен придвигается к барной стойке и барабанит по ней пальцами. Звук отдается в голове Теодора дробьюпять стаканов виски сказались на нем сильнее, чем он полагал.
«Старею», невольно мелькает в его голове, но мысль тут же исчезает под градом противоречивых суждений, к которым он обращается всякий раз, когда организм, кажется, дает слабину.
Глупости. Старость в конечном счете заканчивается смертью, а ему такой радости, увы, не светит. Он никогда не постареет.
Прекрати нести чушь, вполголоса осаживает себя Теодор. Чуткий Бен принимает это на свой счет и тут же пускается в радостные рассуждения:
Брось, когда ты в последний раз смотрел на женщину? Дочь Генри Карлайла, насколько я знаю, недавно закончила университет, и ты со своими паспортными сорока годами будешь, мягко говоря, староват, но я все равно твой порыв одобряю. Шутка ли, Теодор Атлас поинтересовался девушкой! Мне стоит обвести этот день в своем календаре как знаменательную дату, и праздновать каждый год, пока
Пока у тебя язык не отсохнет от чрезмерной болтовни! огрызается Теодор. Слушать воодушевленного на пустом месте Бена становится невыносимо уже после его «погоди, что?», но он терпит, пока ему не начинает казаться, что его голова вот-вот взорвется.
Позволь с тобой не согласиться, цокает Бен, принимая из рук Саймона свой бокал. Его очки, прикрепленные одной дужкой к нагрудному карману пиджака, звонко стукаются о столешницу, но молодой человек не обращает на это никакого внимания.
Сломаешь, говорит Теодор. Сколько очков тебе нужно разбить, чтобы отучиться от этой идиотской привычки?
Ох, не ворчи, отмахивается Бен. Ты хуже старика Стрэйдланда.
Глядя на вино в его бокале, Теодор слегка морщится.
Так в чем дело? в который раз спрашивает Бен, очевидно, полагая, что количество вопросов рано или поздно доведет Теодора до сумасшествия, и тот как на духу выложит перед ним все свои тайны.
Повелся на девицу Генри Карлайла, передразнивает его Атлас.