На вопрос, который Теодор сам себе задает половину дня, теперь не находится ответа. Какого черта ноги привели его в дом Генри Карлайла, и нельзя ли было засунуть свое любопытство куда-нибудь подальше и зазвать смотрителя в менее пугающее место?
Проклиная себя, Теодор стучит в деревянную раму зеленой же входной двери.
Жаль, Бена задержала учеба и теперь некому будет вытащить задницу Теодора из этой передряги.
В доме раздаются грузные шаги хозяина, дверь открывается и являет взору хмурого Теодора самого Генри.
Мистер Атлас! Спасибо, что согласились прийти. Проходите!
Карлайл довольно улыбается, так что Теодору тоже приходится одарить его ответной ухмылкой. На большее он не способен.
Вы как всегда пунктуальны, отмечает Генри и пропускает его в узкий коридор, залитый теплым комнатным светом. Проходите в гостиную, это вперед и направо. Я пока приготовлю вам чашечку чая, если желаете.
Я не пью чай, отказывается Теодор. Бен в его голове ворчит и пускается в долгие поучительные наставления насчет пользы чая во время дружеской беседы. Но от кофе не откажусь.
Генри кивает и снова улыбается. Порой кажется, что этот человек все делает с удовольствием. Теодор не может его понять.
Разумеется. Покрепче? С сахаром?
Без него, если можно.
Генри уже идет в кухнюбелая дверь в самом конце коридора распахнута, и оттуда тянет ароматом запеченного мяса, когда Теодор добавляет:
Спасибо.
Одобрительно хмыкнув, Карлайл скрывается в кухне и гремит там посудой. «Только бы не растворимый!» думает Теодор, проходя в гостиную. Уставленная мягкими креслами в тон широкому светлому дивану, столиками с торшерами, светло-бирюзовые плафоны которых заставляют серьезно задуматься о любви хозяина дома к зеленому цвету, и залитая закатным светом из широких окон, комната выглядит тесной, под стать дому. Теодор хочет поморщиться, но вместо этого садится на диван и вдруг замирает. Прямо напротив него над каминной полкой висит картина.
Сидящая у пруда рыжеволосая девушка, запрокинув голову, поправляет длинные прямые пряди. Глаза ее закрыты. Вокругкувшинки и зелень, даже изогнутый ствол ивы отдает зеленым. У девушки длинное светло-голубое платье с золотой вышивкой и красные цветы в волосах.
«Офелия у пруда», Джон Уильям Уотерхаус.
Теодор встает и подходит к камину. Картина висит немного выше уровня глаз, чтобы смотреть на нее можно было с дивана или кресел, так что вблизи ему приходится поднять голову. Краска на полотне заметно выцвела серо-зеленой вертикальной полоской, а по краям пошла мелкими трещинами.
Несомненно, это копия, срисованная с оригинала чьей-то умелой рукой. С оригиналом Генри Карлайл не стал бы обращаться столь жестоко.
Но, стоит отметить, картина довольно неплоха.
Вижу, вас заинтересовала леди, прерывает немой монолог голос Генри. Теодор не оборачиваетсяслышит лишь, как позвякивают чашки, и Карлайл подходит к нему.
Хорошая копия, невольно признается Теодор. Его мозолистые пальцы скользят вдоль тонкой золоченой рамы и касаются полотна. Облупившаяся краска приятно трогает кожу.
Оригинал, к сожалению, уже довольно давно никто не видел, вздыхает Генри. Три года назад я слышал, что он находится в частной коллекции у какого-то итальянца. Выставлять его на публику он почему-то не желает.
Могу его понять, усмехается Теодор.
Его взгляд натыкается на инициалы в самом углу картины: «К. К». Это удивляет: копиисты, как правило, не подписывают свои работы столь явно.
Я не знал, что вы поклонник Уотерхауса, Генри, тянет Теодор и оборачивается, встречая смеющиеся глаза Карлайла.
Не я, качает он головой. Моя дочь. Увлекается прерафаэлитами, с тех пор как ей исполнилось тринадцать. Но вас, конечно, сложно победить в любви к Милле и его компании.
Что вы сказали?
Генри спешит объясниться.
Я полагаю, вы самый большой поклонник прерафаэлитов на моей памяти, спорить не стану
Нет, я не об этом, обрывает Теодор. Курьезность ситуации не забавляетпугает. Это написала ваша дочь?
Когда Карлайл кивает, не сдерживая гордой улыбки, Теодор поджимает губы. Он не любит подобный жест, к такому обычно прибегает Бен, когда одолеть Атласа в честном споре у него не выходит. Но сейчас только это может выразить все его раздражение.
Девчонка с именем Клеменс, увлеченная рыжеволосыми женщинами с картин прерафаэлитовсовпадение не из приятных.
Не замечая его угрюмого настроения, Генри пускается в объяснения:
Раньше я считал, что всему виной образы властных женщин с трагическими судьбамину, вы понимаете, максимализм переходного возраста, драмы, крушение идеалов Но Клеменс прошла художественную школу, а потом подалась в искусствоведы. Эту картину она подарила мне после окончания третьего курса, сказала, что писала ее на конкурс. Выиграла.
Теодор возвращается к дивану и грузно садится. На столике перед нимдымящиеся чашки с кофе на маленьких круглых блюдцах. Атлас берет одну и делает большой глоток, обжигая язык. Вкуса не чувствуется.
Он недовольно хмурится, отставляет в сторону чашку. Его излишняя раздражительность всем сегодняшним днем только мешает.
Надеюсь, не слишком крепкий? участливо спрашивает Генри, присаживаясь в кресло рядом. Варил на огне, не люблю новомодные кофеварки.
Это заставляет Теодора улыбнуться.
Вы почти убедили меня в том, что прийти к вам было неплохой идеей, с усмешкой заявляет он. Послевкусие от кофе Генри терпкое, с оттенком миндаля. Зря он переживал: смотритель художественной галереи не может травить свой организм растворимой бурдой.
Что ж тянет Генри. Его голубые глаза лукаво улыбаются, вокруг губ появляются мягкие морщинки. Надеюсь, индейка в винном соусе убедит вас окончательно, мистер Атлас.
Расслабленное тело Теодора наливается свинцом.
Генри, вы пригласили меня поговорить, я не имею намерений
Его прерывает электронный звонок из кухни, и Карлайл, словно спохватившись, весьма резво вскакивает и выходит из комнаты, оставив Теодора изображать негодующую рыбу в одиночестве. Он открывает рот, чтобы прокричать свое твердое «нет» вслед назойливомуи даже вкусный кофе и копия «Офелии у пруда» не смогут этого изменить! смотрителю.
Мистер Карлайл, я не могу остаться! кричит он. Вместо ответа из кухни доносятся грохот и звон посуды.
Что за игры? Теодор с самого начала подозревал, что разговор не сулит ему ничего хорошего. Нужно было дождаться Бена, взять его с собой и оставить на ужин вместо себя.
Вздохнув, Атлас идет на кухню вслед за хозяином дома. И застает Генри за разрезанием большого куска ароматного мяса в специях. Завернутое в фольгу, оно приятно хрустит и лопается под лезвием ножа.
Генри, повторяет Теодор более настойчиво, я не могу остаться, тем более нарушать вашу семейную идиллию.
Нет-нет, в этом все и дело. Моя дочь хочет познакомиться с вами, мистер Атлас.
Генри заканчивает с мясом, ставит блюдо на середину круглого стола, а сам поворачивается к полкам, чтобы взять с них тарелки и столовые приборы. Теодор замирает в дверях, прислонившись плечом к косяку, и не может заставить себя пошевелиться.
Все это хуже некуда.
Клеменс сейчас пишет работу Она заканчивает историю искусств в Эколь дю Лувр, поясняет Генри, ошибочно принимая молчание Теодора за интерес. Я упомянул вас однажды в нашем с ней разговоре, подумал что вы могли бы помочь ей Понимаю, это несколько нагло с моей стороны, да еще и принижает мои собственные познания, добавляет он. Но я увлечен греческой мифологией, вы знаете, а Клеменс интересует ирландский фольклор. И, насколько я помню, вы писали большую работу на эту тему
У Теодора на уме только одно слово. Отвратительно.
Это отвратительное развитие событий.
Генри, если вы полагаете, что я, как ирландец, об истории своей родины знаю немного больше обычного англичанина голос начинает опасно дрожать, недовольство, все это время нарастающее в груди, как снежный ком, теперь булькает где-то в горле, то поверьте, в ирландском фольклоре я понимаю столько же, сколько и вы, а в силу моей раздражительности, скорее всего, еще меньше.