Здравствуй, Марк, прошептал я, и дверь за мной закрылась почти беззвучно. Выйди ко мне, пожалуйста.
Темнота сгустилась еще больше, и теперь я не видел уже вообще ничего. Однако зрение мне сейчас было и не нужно. Я чувствовал его присутствие и его тяжелый запах.
Время настало, сказал я, стараясь усмирить рвущееся из груди сердце. Я нашел того, кто сможет помочь.
Очередная ложь, усмехнулась темнота. Даже уже не знаю, кому ты врешь, себе или мне.
Клянусь жизнью твоей дочери, что сегодня все кончится, спокойно сказал я.
Он вцепился мне в горло так быстро, что я не успел бы его остановить, даже если бы и хотел.
Это слишком даже для тебя, прошипел Марк, и его хватка на моем горле стала совершенно ледяной.
Ты знаешь меня лучше, чем кто-нибудь еще, прохрипел я, не стараясь освободиться. Когда я в последний раз клялся?
Никогда, проворчал Марк, разжимая пальцы.
Вот именно, тяжело дыша выдавил я. Он тот, кто нам нужен. Он поможет освободиться.
Надеюсь, ты прав, темнота отдалилась от меня и исчезла, стертая светом дешевой лампочки.
Марк был одет все в ту же застиранную рубашку защитного красного цвета и подслеповато щурился, потирая дряблые от пьянства веки. Мы смотрели друг на друга, словно двое слепцов, пытающихся понять, кто же на самом деле стоит перед ними.
Пойдем со мной, сказал я и, повернувшись к выходу, выключил свет.
* * *
Через полчаса мы снова смотрели с Андреем друг на друга, но на сей раз ему приходилось сверлить взглядом не только меня, но и Марка, сидящего от меня по левую руку.
Удивительно, спокойно сказал Андрей. Я был уверен, что вы лжете мне, но это Может, расскажете, чем я могу помочь в этом случае?
В тот вечер я пришел домой очень поздно, голос Марка пробивался сквозь тишину, словно лодка, плывущая против течения. И я не от любовницы, там, или из бара просто отработал смену и домой к жене и ребенку. Глупо, но даже сейчас немного обидно. Многие думают, будто если задержался, потому что подонок, и случилось страшное, от этого только хуже. А я вот так не думаю. Грязьэто защитная оболочка для души, сквозь нее не пробьются ни слезы, ни крики.
Марк перевел взгляд на Андрея, потом на меня и слегка улыбнулся.
Дверь была закрыта, продолжил он все тем же потусторонним голосом, он ведь не вломился, она впустила его и закрыла за ним дверь, может, даже предложила ему чаю.
Я спрятал руки под стол и согнал с лица всякое подобие выражения. Он не должен был догадаться, что я делаю.
Ее он убил быстро и профессионально, одним ударом, продолжал Марк, пронзая взглядом пустоту, а потом отправился в детскую
Марк потер шею, и лицо его исказилось до неузнаваемости.
Я тогда просто перешагнул через труп жены, теперь он выдавливал слова, будто выжимая кровь из раны, и пошел наверх. Понял, что с ней все кончено, не первый мой труп, знаете ли. Да и потом, меня тянуло наверх, словно кто-то привязал к моей шее веревку и тащил. Тогда я понял, что испытывает человек, приговоренный к повешению. Я открыл дверь в комнату дочери и посмотрел, что он сделал с ней
Марк посмотрел на Андрея и протянул к нему руку, словно стараясь ухватиться за ветку и не утонуть.
На стене у моей девочки висел жуткий дешевый китайский светильник, тяжело дыша продолжал Марк. Маленькое пластиковое солнце, которое светило ультрафиолетом, что ли. Не знаю, чем эта пакость нравилась ей, но она часто включала его и радостно смеялась.
Андрей слегка откинулся в кресле, и лицо его словно застыло. Я же продолжал собирать под столом свой дьявольский конструктор.
Кровь светится под ультрафиолетом, с совершенно сумасшедшей улыбкой сказал Марк. Она сияет и вся комната моей девочки светилась. Пол, потолок и стены и даже окна, не говоря о кровати, на которой она лежала.
Андрей на мгновение прикрыл глаза. Марк очень долго молчал, а потом отвернулся, чтобы закончить свой рассказ.
Будто убили ангела и выпустили ему всю кровь.
Я закончил собирать конструктор и посмотрел на Андрея.
Ну как, док, поможете моему другу? спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно.
Поразительно, Андрей потер лоб. Я слышал о таких случаях, но самому видеть не приходилось.
Психолог осмотрел стол, за которым сидели только мы с ним, и покачал головой.
Давно вы беседуете с вашим застрелившимся другом? спросил он, сочувственно улыбаясь. И как давно говорите за него?
В моих ушах зазвенело в последний раз. Все то время, что я потратил на поиски, этот проклятый звон не давал мне спать как следует. Когда в помещении стреляют, удар по ушам такой сильный, что звон в нихэто самое безобидное. Ну а когда на ваших глазах ваш друг пускает себе пулю в голову, и вы каждую ночь видите его в залитой кровью рубашке, звон может стать и хроническим.
Я вытащил пистолет, на который навинчивал глушитель под столом и направил ствол на Андрея.
Никакого больше звона в ушах, чувствуя себя довольно глупо, сказал я. Я не говорил, что мой друг застрелился.
Рома, Рома, Андрей ласково улыбнулся. А если я скажу, что знаю вашу историю из газет, это поможет?
Вряд ли, я пожал плечами. Ты ведь этого не скажешь, верно? Ты скажешь мне то, что я хочу услышать?
Что-нибудь серо-банальное типа «зачем»? Андрей брезгливо пожал плечами. Раз уж у тебя хватило ума организовать этот разговор, значит, можешь и сам догадаться.
Я молча смотрел на него, и эту игру в гляделки он проиграл.
Я ведь был «железным ангелом», как и ты, тихо сказал Андрей, даже не делая попыток пошевелиться. Вот только если после нашей небесной жизни ты отправился по пути бытовухи, то я продолжил то, для чего мы стали железными.
Начал убивать и доводить до самоубийства своих товарищей по оружию? стиснув зубы, прошипел я. Их жен, подружек детей?
Не просто убивать, сказал Андрей, и в глазах его зажегся дьявольский огонек. Убивать жестоко и безжалостно, долго пытать, прежде чем убить. Мученики ведь попадают в рай, верно? Этому нас учил наш полковой священник. Ну так вот эту сделку я и заключил. Отдал свою душу за то, чтобы мои товарищи и самые дорогие их люди попали прямиком в рай.
Я смотрел на него в немом ужасе. Даже не знаю, как описать те эмоции, что я испытал. Попробуйте представить, что перед вами оскаливший зубы бешеный пес, который уже готов вцепиться вам в глотку. Представили? Вот только мой пес сидел и молча сверлил меня глазами.
С моей смертью все не закончится, презрительно глядя на мой пистолет, сказал Андрей, и в его словах была такая сила убежденности, что я под ее напором чуть было не прикрыл глаза. Ты можешь сейчас спустить курок, но после этого все станет только хуже. Помнишь ту яму, на краю которой мы стояли и стреляли в визжащую и копошащуюся на дне человеческую массу, чтобы отработать плату, полученную нами за тонну человечины? Помнишь ту выжившую женщину, которую ты отпустил, поддавшись глупой сентиментальности? И тогда, когда ты стрелял и когда не делал этого, внутри тебя уже ничего не изменилось, так как безднаэто просто темнота, которая никогда не меняется.
После этих слов воцарилась совершенно мертвая тишина. Я перестал, кажется, слышать даже тиканье его проклятых часов.
В одном ты прав, спокойно сказал я, чувствуя, как постепенно на меня снисходит умиротворение, на твоей смерти все не закончится. Но за отнятую жизнь можно расплатиться только своей собственной жизнью. Любая другая плата не будет справедливой. И может, ты прав и в другом, все станет еще хуже, но знаешь я рискну.
Не говоря больше ни слова, я выстрелил ему в голову.
* * *
И вот теперь мы вернулись к тому, с чего я начал. Я смотрел на спящую жену и дочь Андрея и размышлял о том, что убить их будет правильно. Даже если бы умер один Марк и его семья, лишить моего незадачливого психолога его семьи было бы абсолютно справедливо. В конце концов, если уж встал на путь правосудия, то вершить его нужно до тех пор, пока фемида не сорвет с глаз повязку и не убежит прочь, заходясь диким криком.
Всего минуту назад я убил Андрея, пустив пулю в зеркало, напротив которого медитировал около года, стараясь обрести душевное равновесие после всех этих смертей моих бывших собратьев и их семей. Кто же знал, что все это время я на самом-то деле искал их убийцу, чтобы сегодня, наконец, поиски увенчались успехом.