Все трое одновременно выстрелили в голову чекиста. Окровавленные мозги забрызгали Яшкины сапоги.
Вот как этот эпизод описан в секретном отчете НКВД:
«Обзор деятельности ББударной группы по борьбе с бандитизмом.
Зверское убийство с целью мести сотрудника Уголовного отдела МЧК Ведёрникова. Кошельков не умел прощать измены. Узнав, что Ведёрников содействует органам власти в его поимке, Кошельков совместно с несколькими товарищами из своей банды (Емельянов и Мартазин) явились на квартиру Ведёрникова в Малом Ивановском переулке, в присутствии родных последнего устроили над ним суд и, объявив ему смертный приговор, расстреляли здесь же в квартире. Детей и сожительницу не тронули».
ЛЮБОВЬ ДОВЕДЁТ ДО ГРОБА
Беда придёт, когда её совсем не ждёшь.
По какому-то случаю повязали приятелей Кошелькова: Лёшку Картавого и Гришку Кобылью Голову. Прежде чем к стенке поставить, стали их допрашивать, да так, что в камеру идти уже не могли: весь организм отбили, мочились кровью, зубов передних не оставили, сволочи!
Вопрос был один:
Как найти Кошелькова?
Ну, Лёха не выдержал, скорей помереть хотелось, прошамкал кровавым ртом:
Невеста его Ольга Фёдорова, в нумерах на Солянке живёт Может, знает?
Полетели чекисты на Солянку в большой доходный дом, тот самый, в обширных подвалах которого разместились соляные склады. Ворвались в квартиру Фёдоровой. Та на пианино прелюды Листа играет. Редкой красоты девица, с презрением смотрит на чекистов.
Что, пожар? Почему без стука врываетесь?
Те орут, оружием размахивают:
Говори, где Яшка! разбежались по квартире, ищут.
Фёдорову на испуг не возьмёшь, в ответ строгим тоном:
Ах, вам Яков Иванович нужен? Вот и ищите. Тут его, к счастью, нет!
Ты, гражданка Фёдорова, с Яшкой в полюбовной связи состоишь. Ты должна сказать, где он прячется, иначе мы тебя как пособницу
Цыц, гегемоны! Я его сто лет не видела и очень скучаю. Начала зубы заговаривать. В отличие от вашей серости, Яков Иванович очень любит фортепьянную музыку. Недели две назад мы вместе ходили в Большой зал консерватории. Играл профессор Александр Борисович Гольденвейзер. Вот это мастер! Не зря его любил Лев Николаевич Чего рты раззявили, пичужки? А потом мы проводили Гольденвейзера. Он живёт в доме двадцать два, квартира тридцать в Скатертном переулке. Большой доходный дом, вход в глубине двора. Кошельков и Гольденвейзер дружат, вдохновенно сочиняла Ольга.
Один из чекистов, видимо старший, записал адрес пианиста.
Что, там Яшка может прятаться?
Он хитрый, он может!
Спасибо, сходим, проверим!
Кто сапогами наследил? Безобразие! Убирайтесь вон, товарищу Ленину буду жаловаться
Чекисты было двинулись к выходу, как старший спохватился:
Надо всё же обыск провести, протоколы заполнить
Стали шмонать, а в комоде красивым почерком записка от Яшки: «Олечка! Смотался в Вязьму. Свадьба у Сеньки Дырявого. Скучаю. Умираю от бурной страсти. Целую сто тысяч раз!»
Ольгу арестовывать не стали, а установили за её квартирой круглосуточное наблюдение. Интересовались её бандитскими связями.
Ольга Фёдорова Яшка втюрился в неё по уши. Ольгаединственная, неповторимая! На других женщин больше не обращал внимания, хотя многие из них глядели на щедрого красавца с вожделением. Яшка любил повторять полюбившийся афоризм: «Самая бескорыстная любовьэто за деньги!»
С громадными голубыми глазами и сочными губами, Ольга в конце концов станет роковой в жизни отчаянного разбойника Яшки Кошелька.
* * *
В ту же ночь с Лубянки полетела срочная телеграмма коллегам в Вязьму: «Арестовать Кошелькова-Кузнецова тчк Гуляет свадьбе Сеньки кличка Дырявый тчк Очень опасен тчк Склонен к побегу тчк Доставить Москву Лубянку».
В Вязьме гуляли хорошо. Сенька играл на баяне, Яшка душевно пел, остальные подпевали:
Приморили, гады, приморили!
Загубили молодость мою.
Золотые кудри поседели.
Я у края пропасти стою
Песню испортили чекисты, повязали нетрезвого Яшеньку, скрутили ручки белые в блатных наколочках.
Теперь знаменитого разбойника конвоировали в Москву.
Жениха, невесту и остальных гостей трогать не сталине было приказа. Это стало ошибкой чекистов. Они забыли: настоящие воры друзей в беде не бросают!
Яшка хладнокровно рассуждал: «Хорошо, что спящего не замочили! Впереди короткое следствие, быстрый суд и расстрел. Жаль, что Ольгу больше не увижу!»
НЕ ЗАБУДУ ЭНГЕЛЬСА ДО ГРОБА
На Лубянке получили срочную телеграмму: «Кошельков арестован завтра доставим Булавин.»
Восторгу не было предела. Товарищ Дзержинский о замечательной виктории тут же сообщил Владимиру Ильичу. На радостях Мартынов с П̀етерсом выпили крепко.
Ранним утром задержанного Яшку с завязанными на спине руками втолкнули в купе. Сопровождали его три человекачекист из Москвы Булавин и два широкоплечих солдата местного гарнизона.
У Булавина наградной пистолет с вожделенной накладной пластиной«За беспощадную борьбу с контрреволюцией. Дзержинский». Помахал перед носом Яшки:
Не шалить! Стреляю без предупреждения!
А солдатыребята простые, незамысловатые, глядели на Яшку с сочувствием.
Яшка не дурак, вёл себя как херувим, крыльев с перьями только не хватало. Невероятно, даже по матушке не выражался, хоть без этого речь ему тяжело давалась. Хвалил Ленина, Троцкого, любимую партию большевиков, чекистов и Советскую власть.
Я ведь за неё, родную, за Советскую власть всю каторгу прошёл, страдал за народ. Боролся с этими, как их, с узурпаторами. Большевик я с пятнадцати годов, сам товарищ Троцкий в партию принимал, руку мне жал. Книгу свою подарилне помню как называется, надписал: дескать, верному товарищу по борьбе Якову Кошелькову Выпили с ним по такому случаю.
Солдаты слушали, раззявив рты. Булавин недоверчиво спросил:
С самим Львом Давидовичем? В пятнадцать лет?
С ним, сердечным! И товарищ Ленин подошёл, видать тоже выпить захотел. Мы ему нацедили. Ильич выдул полстакана, крякнул и огурцом закусил. Простой он человек, Ильич. У него о народе сердце болит. Мы пили за мировую революцию и Третий Интернационал.
Подкованный в политике Булавин удивился:
Так его, Третьего, тогда ещё не было! Назначен съезд на нынешний март девятнадцатого года.
А товарищ Ленин далеко вперёд глядит, предвидит. У него на левой груди наколкапортрет Карла Маркса, а справа Надя Крупская. На спине наколка: «Не забуду Энгельса до гроба!» Он мне показал, после того как выпил. А что я в партии с пятнадцати годов Как сказать? Жизнь меня рано в оборот взяла, сиротой бездомным до всего доходил. Я в шесть лет курить начал, а в десять выпивать. С горя! Очень царские сатрапы меня удручали. Да-с! И батьку моего отправили на каторгу в Сибирь как сподвижника Дзержинского. Они вместе сражались против деспотии. Погиб отец в Питере, когда Смольный брал. Его Керенский застрелил. Стрельнул батьке прямо в глаз. Я обиды терпел от фабрикантов и мирового капитала. И вот теперь, безвинного, на пролетарский суд влекут Руки мои затекли, горьких слёз утереть нечем.
Булавин расчувствовался, приказал солдатам:
Руки развяжите, он жертва царского режима Отец, значит, сподвижник
А нам, Яков Иванович, говорили, что вы грабитель! робко сказал один из солдат.
Яшка решительно взмахнул отёкшей рукой:
Так это буржуазия клевещет! Да, порой отберу что-нибудь у кровососов и тут же бедным людям раздам. Всё до копейки, себе и полушки не оставлю, так-то, братцы мои!
ХЛЕБ НАСУЩНЫЙ
Поезд остановился в Александрове. Издали раздался знакомый зычный голос:
Самый свежий, из чистой муки! Кому хлеба? Ещё почти горячий! Вам, господа военные, хлебца надоть? Васька Заяц держал на груди лоток. Вокруг распространялся вкусный запах.
Яшка подумал: «Ну, молодец! Как успел?» Состроил жалостливую морду:
Позвольте, господа-товарищи, хлебушка купить, и на вашу долю, служивые, буханочку возьму! Вы, поди, совсем не емши
Разрешили. С интересом смотрели: откуда у арестанта деньги? При шмоне всё до копейки, кажется, забрали.