Я разговаривал с ним всего несколько раз перед первым слушанием. На него всегда надевали наручники и приковывали цепью, прежде чем мне давали разрешение поговорить с ним. Это требовалось начальнику тюрьмы. Если честно, я бы не пошёл с ним в комнату наедине, если бы его не приковали. В нём что-то есть. То, как он смотрит на вас холодными, мёртвыми, бесстрастными глазами. Как будто он вообще не чувствует никакой связи. Как будто мы разные виды.
- Я знаю. Я тоже это чувствовал.
- Жутко, правда?
- Да.
- Во всяком случае, я читал его профиль перед своей первой встречей с ним. И, конечно, есть только один способ защитить кого-то подобного. На самом деле нет другого логического оправдания тому, что он сделал. Мы решили выставить всё так, что он был сумасшедшим, психически болен во время своих преступлений. Обычно этот аргумент позволяет убедить присяжных. Я имею в виду, что казнить кого-то, кто болен и ничего не понимает, - это ужасно, верно? Мы просто надеемся, что сможем заставить присяжных найти что-то в обвиняемом, которому они могут посочувствовать. Но я знаю, что это будет долгий путь. Правильно или неправильно было бы казнить этого человека - я не решусь судить, моя работа - убедиться, что он завязал со своими делами и найти способ заставить присяжных пожалеть его. Кроме того, если бы нам удалось выиграть дело, представьте, как это повлияло бы на мою карьеру?
- Я полагаю, вы стали бы очень известным.
- Печально известным. Но в этой профессии - это то же самое. Ну, я думал, Адам поймёт, что безумие было его единственной надеждой, но он этого не сделал. Каждый раз, когда мы встречались, он чертовски отказывался от сотрудничества. «Я не сумасшедший. Я не сумасшедший», - снова и снова твердил он. Этому парню никак не объяснить, что другого пути нет. Никто на планете никогда ему не поверит.
- Кроме, может быть, его отца.
- Ну, он же не судья. Ведь так?
Но вот что меня по-настоящему расстроило. Он сказал мне, что делать. Он сказал мне, что рассказать в суде. Кто здесь профессионал? Я никогда раньше не видел такого большого эго. Он сказал мне, что то, что он делал, было для наивысшего блага человечества. Что цель оправдает средства, когда каждый будет его потомком, а значит, умнее, сильнее, быстрее, лучше. Его защита заключалась в том, что прекращение его резни каким-то образом нарушило естественный порядок вещей, что он был следующим шагом в эволюции человека, и Homo sapiens должен уступить место его потомству. Это был смехотворный аргумент.
В итоге он от меня отказался. Он думал, что сам справится с этим делом, этот дерзкий сукин сын! Я был рад уйти, хотя и мог довести до конца громкое дело, которое могло сделать меня юридической рок-звездой. Он напугал меня до чёртиков. Чем больше я разговаривал с ним, тем больше я начинал понимать, что весь мой аргумент был ложью. Я разговаривал с его психологом. Как же его имя?
- Доктор Томпкинс?
- Да, Томпкинс. Мы оба согласились в том, что Хорровиц не сумасшедший, он злой.
- А как насчёт официального вердикта доктора Томпкинса?
- Это фикция. Вероятно, он написал так, чтобы не выглядеть дураком в сообществе психологов. По правде говоря, Хорровиц - чудовище. Хладнокровный монстр.
- Я начинаю это понимать. Я решил сделать этот проект, надеясь на луч света, на возможность обнадёживающего финала, но, опросив всех этих людей, я понял, что это не так.
- Вы, авторы, всегда настроены оптимистично. Вам всегда нужен идеальный, счастливый конец. Но настоящая жизнь другая, партнёр. Мы, как юристы, изучаем такие дела каждый день. И таких людей, с которыми мы имеем дело изо дня в день. Мы реалисты.
- Думаю, мы можем закончить сейчас. Вы можете что-нибудь ещё добавить?
- Нет. Это всё, что у меня было с этим парнем. Слава Богу!
- Спасибо за уделённое время.
- Постойте. У меня к вам вопрос.
- Да?
- Прежде чем вы вошли в мой офис, я слышал, как вы разговаривали по телефону со своей женой.
- Продолжайте.
- Я так понимаю, что она беременна?
- Да, так и есть. А что?
- Из того, что я уловил из разговора - я не подслушивал, конечно, но просто чтобы уточнить...
- Конечно.
- В любом случае, из того, что я уловил из вашего разговора, ваша жена беременна донорской спермой?
- Да. Это правда. Но нам не о чем беспокоиться.
- Вот вы и снова со своим оптимизмом. Вот моя визитка. На случай, если у вас не получится тот счастливый конец сказки.
- Мне это не понадобится.
- Возможно.
(Берёт карточку и разрывает её пополам.)
- Вы ведь сделаете для клиента всё, что угодно?
- Ну...
- До свидания.
(Он выключает диктофон и протягивает руку, чтобы пожать руку адвоката.)
* * *
- Третье интервью с Адамом Хорровицем. Привет, Адам.
- Как продвигается твоё исследование? Ты меня уже раскусил?
- Я признаюсь. Ты до сих пор для меня загадка.
- Это потому, что ты мне не веришь. Как ты можешь поведать миру мою историю, если сомневаешься во всём, что я говорю?
- Это невероятная история, Адам. И твою точку зрения я услышал. Я постараюсь быть непредвзятым. Позволь задать тебе ещё несколько вопросов? Некоторые вещи, которые беспокоят меня в твоей истории.
- Какие, например?
- Твой отец знал, что ты убиваешь людей?
- Я сказал ему. После того, как я убил тех парней в клинике репродуктивной медицины, я рассказал ему всё об этом.
- Что он сказал?
- Он сказал, что я был слишком эмоциональным. Он сказал, что убийство этих парней было эмоциональной реакцией, а не логической. Я завидовал им. Поэтому он сделал то, что делал всегда, когда что-то в моём поведении ему не нравилось. Он меня исправил.
- Исправил тебя?
- Он забрал мои эмоции. Те, которые он считал вредными, непродуктивными. Ненависть. Страх. Зависть. Похоть. Ревность. Жадность. Я этого больше не чувствую. Отец об этом позаботился.
- Как?
- Есть гены, которые определяют наши эмоции так же, как и те, которые определяют наш рост, вес и цвет глаз. Он выделил эти гены так же, как выделил гены симметрии и интеллекта. Затем он изменил их, отбирая те эмоции, которые, по его мнению, были бы полезными, например, смелость и амбиции, и устраняя такие вещи, как страх и сочувствие, которые только мешали бы.
- В это довольно сложно поверить.
- И всё же я здесь. Я живое доказательство того, что его эксперименты работают.
- Это с твоих слов.
- Тем не менее, ты по-прежнему скептически относишься к этому.
- Мне трудно согласиться с тем, что следующим шагом в эволюции человека станет социопат, серийный убийца. Мне трудно согласиться с тем, что кто-то может играть в Бога со своим собственным ребёнком и решать, как он будет выглядеть, действовать и чувствовать.
- Отец - особенный. Он действительно замечательный человек. У него могут быть свои недостатки, но ум и изобретательность к их числу не относятся. Он сделал меня всем, кем сам хотел быть: красивым, спортивным, артистичным, талантливым, гением, лидером.
- Но если то, что ты мне говоришь, правда, то твой отец сделал тебя серийным убийцей. Возможно, тебя бы здесь сейчас не было, если бы твой отец не экспериментировал с тобой. Может быть, если бы он чаще обнимал тебя, водил на бейсбольные матчи, научил бросать футбольный мяч, сказал, какой ты особенный и как сильно он тебя любит, возможно, ты бы не убил всех этих людей.
(Пауза. Кто-то тяжело дышит.)
- Почему ты так со мной разговариваешь? Ты должен брать у меня интервью. А не пытаться настроить меня против отца. Тебе нужны ответы? Так задавай грёбаные вопросы!
- Ты сейчас зол, Адам? Я думал, твой отец избавил тебя от этой негативной эмоции. Возможно, его исправление всё-таки не помогло.
- Всё. Закончим на этом.
- Подожди. Давай поговорим о другом. Расскажи мне о других твоих попытках распространить свою ДНК.
- Другие попытки?
- Ты умный парень. Хорошо выглядишь. Я уверен, что ты не ограничился банками спермы и убийством младенцев. Кроме того, несколько массовых убийств, подобных тому, в результате которого ты оказался здесь, были бы подозрительными. Тебя бы поймали гораздо раньше.
(Долгая пауза. Потом вздох.)
- Ты, конечно, спрашиваешь о женщинах.
- Продолжай.