Господин граф встретил его в уютном зале. В камине потрескивали большие благоухающие пихтовые поленья. Мастер ни капли не смутился, когда граф предложил ему глоток крепкого вина. После он узнал о желании графачтобы он создал механического человека, который сможет двигаться и будет рваться с цепи как живой, когда его запрут в подземелье. Граф говорил горячо и взволнованно. Мастер же долго не проронял ни слова, только смотрел по сторонам, а иногда выглядывал в окно, где холмистая дорога, покрытая снегом, устремилась за горизонт. Наконец он неспешно заговорил:
Господин граф, воплощать в жизнь чужие фантазиимое собственное желание. Но боюсь, в данном случае этого лучше не делать.
Почему же?
Прежде всего, исполнение приказа Вашего благородия несет в себе серьезные риски.
Глупая отговорка. Для вас это просто слишком сложно.
Господин граф, во всем, что касается механического искусства, для Примитивуса Хольцбёхера нет слишком сложных задач.
Тогда почему нет?
Я беспокоюсь за его жизнь.
Объяснитесь, пожалуйста.
Видите ли, мы даем этим механизмам импульс к жизни, обманчиво правдоподобный облик и, возможно, даже частичку самой жизни. Но мы не можем дать им наше сердце и нашу способность к состраданию. Они всегда будут твердыми и хладнокровными, как детали, из которых собраны их тела, как дерево и лед. Они жестоки, как любой бездушный предмет. И если разбудить эту жестокость, последствия могут быть самыми ужасными.
Звучит как бред. Я думал, вы более благоразумны.
Весьма опрометчиво недооценивать это удивительное создание. Оно существует между двумя мирамимиром живых и миром мертвых. Если дурно с ним обращаться, оно может восстать и отомстить за себя.
Это все чепуха! Я не отступлюсь.
Мастер еще какое-то время сопротивлялся. Но все уговоры были тщетны. Воля графа должна быть исполнена. Хольцбёхера отослали из замка, чтобы он как можно скорее привез из Брюнна свое оборудование. Услужливые посыльные графа в стремлении угодить господину не только перевезли в замок всю мастерскую, но и всех готовых и наполовину готовых людей-автоматов. И вот эти неподвижные пленники стояли между инструментами мастера во дворе замка. На безжизненных холодных лицах застыло выражение недовольства. И хотя они не могли пошевелить даже пальцем, весь их вид демонстрировал, что они оказались здесь против своей воли.
В просторном, ярко освещенном кабинете напротив спальни графа Хольцбёхер начал свою работу. Хозяин замка не отходил от мастера ни на секунду. Каждый деревянный обрубок, каждая щепка, каждый лоскут полотна вызывал у него бурный интерес. И пока он наблюдал за ходом работы, его воображение уже предвидело ее конец и рисовало перед ним картину живого, чувствующего боль существа, запертого в ужасной темнице под его спальней. В то же время экстаз творения так охватил самого мастера, что он уже и думать забыл о своем предостережении. Через неделю изнурительного труда человек-автомат был готов. Настоящее произведение искусства механики. Совсем как живой стоял он перед графом и своим создателем в полный рост. На восковом лице, тронутом легким румянцем, из стороны в сторону бегали круглые, полные жизни глаза. В них отражался умоляющий крик раненого дикого зверя. Мягкие длинные волосы обволакивали шею и струились вниз по спине. Скрытый от глаз механизм приводил фигуру в движение. Она прошлась по комнате и подняла руки, будто в молитве. Даже в этом страдальческом выражении было столько подлинной жизни, что это ужасало.
Примитивус Хольцбёхер покинул замок, получив щедрое вознаграждение. Но он был мрачен, молчалив и не выражал никакой радости от того, что работа наконец завершена.
Существо-автомат обрядили в лохмотья узника и посадили на цепь. Ключнику подземных комнат было поручено каждый вечер заводить механизм пленника. Теперь по ночам в спальню графа, словно из глубокой преисподней, прорывался лязг цепи. Иллюзия была настолько сильной, что ему даже начало казаться, будто он слышит протяжный стон и срывающийся крик. В эти размытые грезы восторженный истязатель погрузился с головой. Однажды утром фантазия графа снова разбушевалась. Лихорадка прошлой ночи, проведенной в напряженном подслушивании, достигла такой силы, что он вывел своего странного узника во двор замка и начал хлестать его плетью. Уже после первого удара наблюдавшие за этим слуги оторопели от ужаса. Сквозь порвавшуюся рубаху показались красные рубцы, а плеть окрасилась алым, словно она только что опустилась на спину из плоти и крови. Граф расхохотался! Ну конечно, мастер наверняка чем-то намазал его. И это вещество, призванное защитить автомат от разрушительного воздействия сырого подвала, похоже на кровь. Но слуги опасливо поглядывали то на плеть, то на руки господина, чья жестокость не знала границ и кто не боялся превратить плоть живого существа в кровавые ошметки. Глядя на истекающего кровью механического человека, они тряслись от ужаса.
После этой порки лязг цепи, доносившийся в спальню графа, доставил ему еще большее удовольствие. Он начал с упоением вспоминать о временах, когда у безжалостных господ были безграничные права на тела крестьянских девушек. А теперь уже нельзя было добиваться исполнения своих приказов силой. Пришлось сменить принуждение на уговоры, чтобы производить впечатление благородного аристократа. Ему и не требовалось прилагать больших усилий, чтобы разжечь огонь страсти в этих прелестных созданиях. И этот человек, который относился к шарму венских дам с прохладой и высокомерием, бросился в объятья крестьянок, потеряв голову. Крики экстаза в его спальне сливались с лязгом железной цепи и отчаянными стонами, доносящимися из подземелья.
Утром следовала очередная порка, а затем ночь любовных наслаждений и животного ужаса. Ни одна из деревенских девушек не решалась противиться графу. Все извращеннее становились аппетиты господина, все громче были страдальческие крики, слышимые в спальне. Наконец в маленькой деревушке ему уже некого было выбрать. Осталась только одна девушка, которая приносила молоко в замок. Она была невестой ключника Йохана. Приемы графа никак на нее не действовали. Девушка не собиралась потакать его желаниям. Однажды Йохан сам пришел к графу. Заламывая руки и со слезами на глазах, он умолял оставить его невесту в покое. Граф посмотрел на парня в недоумении:
Чего тебе надо?
Всемилостивый, всемилостивый господин! Она ведь моя невеста!
Тогда граф схватился за плеть, которая теперь всегда была при нем, и пинками выставил ключника.
Спустя два дня девушка ему отдалась.
А еще через день ключник снова пришел к графу, который сидел за книгой. Это был тот недолгий час, когда в замке царил покой перед ночными забавами графа. Слабое пламя масляной свечи не позволяло разглядеть лицо ключника. Его скрывала плотная тень. В одной руке он держал маленький фонарь, в другойсвязку ключей.
В чем дело?
Всемилостивый господин, я был в подземелье. Мне кажется кажется это очень странно, то, что с ним происходит. Мне кажется, у него у нее изменилось выражение лица.
Как это?
Оно выглядит теперь совсем по-другому. Господину следует самому увидеть.
Граф встал и захлопнул книгу. Все это внушало ему тревогу и даже легкий страх, но он последовал за слугой. Фонарь слабо освещал узкую тропинку, которая тянулась к темнице между грузными валунами. Лязгнула железная дверь, и граф вошел внутрь. Слуга, стоявший позади, зажег свет. Человек-автомат сидел на выступе стены. Кольца цепи стягивали его запястья и голени.
Теперь видите, всемилостивый господин!
И в самом деле, какая-то отвратительная перемена исказила восковое лицо человека-автомата. Некогда сиявший воск померк и выглядел теперь как дряблая, испещренная морщинами кожа старика. Тяжелые мешки залегли под горящими злобой глазами. Теперь в них не было ничего, кроме ярости. Беспомощность и мольба исчезли без следа. Неутолимый гнев выглядывал из глубины стеклянных зрачков. То было неумолимое, обжигающее неистовство, которое обещало погрузить в самую пучину ужаса.
Граф, желая присмотреться поближе, сделал неуверенный шаг в сторону человека-автомата. В тот же миг вся темница погрузилась во тьму, поглотившую механическую фигуру, и лязгнула входная дверь Послышалось, как поворачивают ключ, а следомликующий, отвратительный смех, быстро удаляющийся от темницы по узкому проходу