Коммунальная квартира была полна обычной суетой: две соседки ругались из-за белья, которое одна из них повесила сушить на веревку, протянутую поперек коридора, кто-то хотел поскорее попасть в туалет, который был занят другим. Идя мимо соседской двери, Опалин услышал, как рассерженный отец семейства распекает дочь за то, что она потеряла калошу. Потом с кухни прибежала взволнованная соседка и стала жаловаться, что у нее барахлит примус. Она говорила, обращаясь преимущественно к Опалину, и сыпала словами со скоростью пулемета. Наконец, не выдержав, он буркнул: «Я не чиню примусы» и, улучив момент, скрылся в ванной. Соседки, только что ругавшиеся из-за белья, переглянулись и засмеялись.
Зря стараешься, Татка, не выйдет у тебя ничего, обратилась одна из них к хозяйке барахлящего примуса. Ну не ндравишься ты ему!
Чего ты мелешь? вскинулась Татка. Беда у меня!
То у тя примус барахлит, то занавески снять надо, а еще мебель передвинуть, хихикнула вторая соседка, блестя глазами. Ой, Татка, Татка!
Чего Татка? фальшиво горячилась собеседница. Без примуса я что делать буду?
Ну, Степана чинить позовешь, хмыкнул проходивший мимо старый сосед. Братца своего. Нешто откажет? Он же примусами на рынке торгует, все о них знает
В ванной до Опалина донесся из коридора неясный гул голосов, а за ним взрыв смеха, и молодой человек невольно поморщился, чистя зубы. Он давно уже понял, что Татка имеет на него виды, но сам-то он видов на нее не имел, и ловкость, с которой она выдумывала предлоги, чтобы сократить дистанцию между ними, раздражала его. Он не любил задних мыслей, нечестности и извилистых путей, предпочитая в жизни прямоту и надежность. То, что в отношениях они могут быть не всегда уместны, даже не приходило ему в голову.
Он провел рукой по щеке и подумал, что сегодня можно не бриться. Потрогал губу, которая почти зажила, и стал размышлять, не отпустить ли ему усы. Из зеркала на него смотрел серьезный брюнет с крупноватыми чертами лица, губастый и симпатичный. Возле виска пролегал широкий рубец, о происхождении которого Опалин вспоминать не любил. Но тут Татка стала ломиться в ванную, крича, что ей позарез туда нужно, и Иван сбежал.
Он позавтракал в столовой. Оладьи были так хороши, что он задержался и взял вторую порцию. Свободный человек, черт возьми; никто его нигде не ждет. Кроме, может быть, его судьбы.
Трясясь в трамвае, который вез его в Большой Гнездниковский, Опалин дышал на стекло и думал, что делать и как вообще вести себя, когда он столкнется с кем-нибудь из своих. Мысли об этом были обрывочны и внушали ему смутное желание поскорее от них отделаться. Но в здании угрозыска, едва миновав дежурного, Опалин сразу же нарвался на Петровича.
А! Ваня! сердечно вскричал Петрович, как будто не было неприятного разговора в гостиной Сонькиного дома в Одиноком переулке. А я уж звонить тебе хотел. Слушай, тут дело есть для тебя
Меня возвращают на работу? встрепенулся Иван.
Логинов посерьезнел.
Нет. Пока нет. То есть, он прокашлялся, в полном, так сказать, объеме еще нет. Но ты нам нужен. В общем, кому заняться этим делом, как не тебе
Он завел Опалина в кабинет, где они сидели, и объяснил, что есть заявление по факту гибели под трамваем гражданки Евлаховой Галины Аристарховны. Родители ее сомневаются в том, что это был несчастный случай, так что
Ну вот, и для тебя нашлась работенка, объявил Логинов жизнерадостно.
Это что, та самая, из-за кого я в ту ночь опоздал?
Она.
Так я же свидетелем был. Разве я могу
В кабинет вошел Келлер, увидел Опалина, стал желт, как лимон, погонял по скулам желваки и ретировался.
Можешь, подтвердил Петрович, сделав вид, что не заметил немца, как и того, что, уходя, Бруно хлопнул дверью громче обычного, ты незаинтересованное лицо. Ты же не знал ее?
Нет, конечно! нервно вскрикнул Опалин. Слушай, где я могу Дымовицкого найти?
Петрович, который залез в ящик стола, чтобы передать собеседнику имеющиеся бумаги, застыл на месте.
А зачем он тебе?
Посоветоваться. Я слышал, он Стрелка ловил.
Он уже не наш, сказал Логинов решительно, вкладывая в эту короткую фразу какой-то особенный смысл, словно отсекающий Дымовицкого от их среды.
Какая разница? Мне только поговорить.
Петрович поглядел на его нетерпеливое лицо, вздохнул, оторвал полоску бумаги от газеты и нацарапал на ней адрес.
Вот Держи.
Спасибо, поблагодарил Опалин, прочитав адрес. Это Верхние торговые ряды, что ли?
Угу, Логинов кашлянул. Ты на кремации будешь?
Кремация была в некотором роде идеей фикс тогдашней власти, поссорившейся с церковью и наступающей на все, чем церковь занималась ранее, включая то, что относилось к области смерти. Кремация против традиционного погребения с привлечением всех средств пропаганды, от популярных брошюрок до стишков продажных куплетистов в «Вечерней Москве»; но успехи, прямо скажем, были не слишком выдающиеся хотя бы по той причине, что на всю страну имелось лишь несколько крематориев. Кроме того, кремация порождала порой двусмысленные ситуации, как, например, с Лениным, которого нельзя было хоронить по-христиански и в то же время было неудобно сжигать с точки зрения политической. Разумеется, в тот миг Опалин не размышлял обо всех этих тонкостях. Он был молод, полон жизни, и его инстинктивно отталкивало все, что слишком навязчиво напоминало о смерти. Он не любил кладбища, похороны, траурные одежды и надгробные речи. Логинов увидел, как вытянулось его лицо, и угадал ответ до того, как он был произнесен.
Я не Ты же сам поручил мне Я лучше пойду
Он взял из рук Петровича тоненькую папку, в которой находились все материалы дела, и шагнул к двери.
Постой, сказал Логинов ему вслед. Опалин нехотя остановился и обернулся. Отец этой девушки в Моссовете работает. Будь с ним вежлив и Ну и вообще.
Девушки? машинально переспросил Иван.
Ей семнадцать было.
Он вспомнил улицу, утопающую в тумане, встречный трамвай, ползущий по рельсам, платок на голове вагоновожатой, месиво под колесами, и в ушах его вновь зазвучал слабый вскрик:
А-ах!
Последнее, что она произнесла в жизни.
Постой, начал Опалин, почему ее родители считают, что это не несчастный случай? У них есть причины?
Не знаю. Поговори с ними.
Он открыл было рот, чтобы сказать, что собирается вообще-то ловить Стрелка и ему серьезно мешает это дело, которое зачем-то свалили на него. Ясно же, что ситуация безнадежная. Вечер, туман, он сам был на месте происшествия и пытался найти свидетелей и что? Никого же не нашел. Сам сидел в вагоне и ни черта не видел, а вагоновожатая
Ты с вагоновожатой говорил? спросил Опалин.
Нет.
Иван смотрел на собеседника исподлобья и сам не заметил, как совершенно по-детски начал дуться. Ему не нравилось дело, которое выпрыгнуло из недавнего прошлого и рухнуло на него без предупреждения. Он нутром чуял, что из расследования ничего не выйдет, и более того что от него вообще ничего не ждут, что ему дали поручение для галочки, для успокоения несчастных родителей, один из которых к тому же занимает высокий пост. Внутренне Опалин бунтовал. Но он не имел права отказываться, и Петрович знал это.
Если они хотят свалить все на вагоновожатую и испортить ей жизнь, проговорил Иван, вздернув подбородок и неприятно напирая на каждое слово, я им не помощник.
Ваня, не пыли, устало попросил Логинов. Выясни все для начала. Мало ли какая там ситуация Может, у девушки враги были. Или у ее папаши
Да туман был, туман, неожиданно разозлился Опалин, и вечер! Зазевалась и попала под колеса, обычное дело
А если нет? спросил Петрович.
В кабинет без стука вошел Валя Назаров, по привычке наклонив голову. Заметив Опалина, агент приблизился к нему и протянул руку, которую Иван пожал, чувствуя, как его заполняет благодарность. Потому что Назаров даже не колебался, подойти к нему сейчас или нет. А кое-кто из тех, кого Иван видел сегодня в здании, колебался, а еще кто-то и вовсе делал вид, что не заметил его.