Доброе утречко, Павел Мироныч! раздался от дверей бодрый голос Льва Милеевича Лапочкина.
Однако вид помощник дознавателя имел несвежий.
Вы плохо себя чувствуете? взглянул исподлобья на Лапочкина следователь.
Никак нет, господин Тернов.
Лапочкин уселся на стул перед столом начальника и отирал платком, зажатым в левой руке, испарину со лба. В правой руке он держал листки бумаги.
Что у вас там? нетерпеливо спросил Тернов. Давайте бумаги сюда. Что это?
Рапорты наших агентов, ответил, протягивая листки через стол, помощник, успел пробежать глазом. Есть кое-что и подозрительное. Обратите внимание, в чайную к Немытаеву вчера поздно вечером приходили Аграфена, соседка Ардалиона, и кузнец Пурыгин, долго беседовали.
Что ж здесь подозрительного? рассеянно спросил Тернов, переворачивая листок. Наверное, о поминках с хозяином беседовали, смерть Хрянова обсуждали.
И то верно, философски откликнулся Лапочкин. Только в отчетце сказано, кузнец какой-то пакет сунул костюмерше. Под столом, тайком.
И что?
Агент проследил за Горячкиной. Она стояла перед дверью Ардалиона. Долго рассматривала опечатанную дверь. Не собралась ли проникнуть в квартиру?
Совсем ты меня запутал, Лев Милеевич, сказал с досадой Тернов. Что еще?
И еще есть. Аграфена-то, на ночь глядя, отправилась через весь город пешком. И куда б вы думали? В приют для бездомных кошек. Там, оказывается, заседает этот самый Союз либеральных ветеринаров.
И что же она там делала?
Павел Миронович старался скрыть нарастающее возбуждение. В мозгу его проносились безумные картины ночного разврата ветеринаров. Тем, наверное, актрисы не по кармануа вот костюмерши
Павел Мироныч, Лапочкин понизил голос и оглянулся на дверь, дело-то политическое. Союз ветеринаровлиберальный! Кузнец с «Сименса» тоже может в антиправительственной ячейке состоять, еще с пятого года. Может, Аграфенасвязная? А Ардалион убит за то, что пронюхал об их замыслах и сообщил в Думу, Милюкову?
А почему именно Милюкову? не понял Тернов. Логичней было быПуришкевичу. Пуришкеич либералов не любит.
Нет, Павел Мироныч, логичнейМилюкову! Он может всю мировую общественность поднять! Кроме того, Милюков в фаворе у самого Коцюбинского!
Тернов, пытаясь осознать глубину выводов своего мудрого помощника, от напряжения свел брови.
А о каких гнусных замыслах вы говорите, Лев Милеевич?
Лапочкин почесал затылок, прищурился, как бы раздумывая, говорить ли уж молодому начальнику всю правду до конца или повременить?
Знаете, что вызывает у меня наибольшее подозрение? наконец спросил он интригующе.
Что?
А вот именно этонестандартность маскировки!
Маскировки?
С одной стороныбезобидные бантики. А с другойсоюз либеральных ветеринаров с «сименсовскими» кузнецами, обогащенный опытом театрального костюмера. Весьма неожиданно: никто ни в чем предосудительном не заподозрит!
Тернов недоверчиво уставился на своего помощника.
Не слишком ли вы усложняете версию? наконец изрек он. По-моему, схема чрезмерно замысловатая. По такой схеме любой замысел трудно осуществим.
Ошибаетесь, Павел Мироныч! Лапочкин вскочил. Я сегодня всю ночь голову ломал. Мы обязаны предотвратить самый страшный из замыслов негодяев. Ардалионлишь первая, случайная жертва. Агнец, так сказать, принесенный на заклание у алтаря свободы.
Прошу вас, Лев Милеевич, друг мой, не изъясняйтесь красиво! взмолился Тернов. Он уже начинал злиться, ему казалось, что помощник специально каждый раз не договаривает самое главное, чтобы начальник лишний раз убедился, что незрел еще для своего служебного кресла.
Я ведь вчера, Павел Мироныч, посетил меблированные комнаты госпожи Будановой, сказал помощник со значением.
Ну и что? Что вы там накопали?
А накопал я там немало интересного, не смог скрыть самодовольства Лапочкин. Во-первых, там крутился шафер Тоцкий. А из отчета нашего агента следует, что этот субчик, Тоцкий, был на заседании либералов-ветеринаров. По описанию сходится. Во-вторых, осмотрел я апартаменты несчастной невестымадемуазель Толмазовой. Повсюду красные бантики. Девушка-то, похоже, неравнодушна к учению социалистов. Есть и еще кое-что. На ночь глядя явился к мадемуазель Толмазовой еще один подозрительный молодчикжурналист Самсон Шалопаев из «Флирта».
Вот тут-то ничего удивительного нет, возразил Тернов, его, верно, госпожа Май направила, хочет предложить безутешной невесте другую кандидатуру для брака.
Если бы! хитро прищурился Лапочкин. Юнец-то явился не с предложением, а с презервативом в кармане! А презерватив-то был тоже с красным бантиком!
Возмутительно! неискренне строго сказал Тернов, пронзенный мыслью, что его Лялечке такая пикантная мелочь весьма бы понравилась. И где нынешняя молодежь только добывает такую гадость?
Сказал, что на выставке женских гигиенических средств в Пассаже. Лапочкин нагнул голову, чтобы скрыть невольную улыбку. Вообще-то я думаю, что в этой шайке такой опознавательный знак: маленький красный бантик. Для конспирации. Конспирация, знаете ли, большой выдержки и самообладания требует. Не всем дано. Несчастный юноша, Самсон, был деморализован вконец: еще бы, обнаружил при всех склонность к блуду на идейной почве. Даже уверял меня, что у него начались галлюцинации.
Пытался запутать следствие?
Может, и так. Во всяком случае, бормотал, что по оконному карнизу ходят гуськом мышки с красными бантиками на шее. И каждая из них в юбочке.
Притворялся пьяным?
Лапочкин выдержал паузу.
Может, и так. Но меня не проведешь. Я, конечно, сделал вид, что ему поверил. Но ночью у меня в сознании все соединилосьветеринары-либералы, костюмерша, кузнец и мышки.
А при чем здесь Ардалион Хрянов? в нетерпении стукнул ладонью по столешнице Тернов.
Я уже закончил, Павел Мироныч, кротко сказал Лапочкин. Ардалион был убит, поскольку проник в суть замысла с бантиками. Мадемуазель Толмазова приручала мышек. Мадемуазель Горячкина шила им юбочки. Кузнец Пурыгин делал на заводе клетки, для мышек и для кошек. Либеральные ветеринары под покровом ночи заражали приютских кошек какой-нибудь гнусной болезнью.
Тернов непроизвольно выдохнул:
Сифилис?
Возможно. Или проказа.
Зачем? Брови следователя поползли вверх.
Вот здесь-то мы подошли к самому главному, Павел Мироныч, Лапочкин тяжело вздохнул. Думаю, шайка хотела запустить зараженных мышей в Государственную Думу!
Тернов в изумлении открыл рот.
Они же ручные, начал втолковывать начальнику Лев Милеевич, да в юбочках, да в бантиках. Людей не боятся. Депутаты, конечно, брали бы их в руки, играли бы с ними в ходе прений. Ну и понимаете, какие последствия? Лапочкин понизил голос до шепота:Все депутаты вскоре оказались бы в лепрозории!
Тернов наконец закрыл рот.
Чушь, решительно отмел он версию подчиненного. Мышек быстро пожрали бы кошки, их в Государственной Думе развели полчища.
Но тогда сифилисом или проказой заразились бы кошки Государственной Думы, печально сказал Лапочкин. А они во время прений на колени депутатам вскакивают! Все равноэпидемии не миновать!
Где же выход? недоуменно спросил испуганный Тернов.
Лапочкин встал, прошелся из одного угла кабинета в другой, затем снова сел.
Выход злодеи продумали! И еще как! Представляете, в Думе начинается эпидемия, одного за другим наших политических светил отправляют в лепрозорий. С каждым днем редеют ряды государственных умов! И тут группа либеральных проходимцев, то есть ветеринаров, объявляет через прессу, что она в состоянии спасти интеллектуальную элиту Российской империи! Еще не заболевшие депутаты, дрожа от ужаса, собираются на внеочередное заседание. Приезжает сам Государь! Принимается решение: на место погибших законодателей кооптировать спасителей! Дать им руководящие посты! Продвинуть Россию в сторону цивилизованного мира!
И как же, как же это сделать? Тернов в нетерпении наклонился к помощнику.