Все шло по-другому, когда мама была жива. Как-то ей удавалось вкусно кормить нас всю зиму, и даже весной в погребе еще хватало мяса. Мне до мамы ох как далеко, и Лу не дает мне об этом забыть, да и папа тоже: он, конечно, такого не говорит, как Лу, но по его лицу, когда он садится за стол, сразу видно: он вовсе не любитель каждодневной каши.
Зато Дженни Хаббард против каши нисколько не возражала. Ждала терпеливо, глаза большие, серьезные, пока я посыпала кленовым сахаром то, что Лу оставила в миске. Миску я протянула Дженни, Томми положила немного из горшка. Ровно столько, чтобы папе осталось вдоволь.
Эбби отхлебнула глоток чая, потом глянула на меня поверх ободка чашки.
Ты еще не говорила с папой?
Я покачала головой. Я стояла за спиной Лу, пытаясь расчесать ее волосы. Кос из них не заплетешь, кончики едва доставали ей до подбородка. Лу отхватила себе волосы мамиными портновскими ножницами после Рождества после того как наш брат Лоутон ушел из дома.
А собираешься поговорить? настаивала Эбби.
Поговорить о чем? спросила Бет.
Не твое дело. Доедай, велела я.
О чем, Мэтт? О чем поговорить?
Бет, если бы Мэтти хотела, она бы тебе сказала, вмешалась Лу.
Тебе она тоже не говорила.
Еще как говорила.
Мэтти, почему ты Лу сказала, а мне нет? заныла Бет.
Потому что ты сума дырявая, в тебя что ни поклади сразу разболтаешь.
Новый раунд препирательств. Нервы у меня уже стерлись налысо.
Положи, Лу, а не поклади, сказала я. Бет, перестань нюнить!
Мэтт, ты уже выбрала слово дня? сменила тему Эбби. Наш миротворец. Тихая, ласковая. Больше всех нас похожа на маму.
Ой, Мэтти! Можно я выберу? Можно я? заверещала Бет.
Она сползла со стула и побежала в гостиную. Там, от греха подальше, я хранила свой драгоценный словарь вместе с книгами, которые брала у Чарли Экклера и мисс Уилкокс, с мамиными «Любимыми томами американской классики» (издание Уэверли) и несколькими старыми номерами «Журнала Петерсона», которые подарила нам тетя Джози, потому что, как сказано в колонке редактора, это «одно из немногих изданий, пригодных для семей, где растут дочери».
Бет, словарь несешь ты, а слово пусть выбирает Лу! крикнула я вслед.
Не ложи мне под нос свой словарь, я в детских играх не участвую! фыркнула Лу.
Не клади, Лу! Не клади! рявкнула я. Небрежное обращение Лу со словами злит меня больше, чем ее грязный язык, замурзанный комбинезон и притащенный в дом навоз вместе взятые.
Бет вернулась к столу, неся словарь так бережно, словно он из чистого золота. Да и весит он как золотой.
Выбирай слово, предложила я. Лу не хочет.
Бет осторожно пролистала несколько страниц вперед, потом назад, потом ткнула указательным пальцем в строку на левой странице разворота:
Раз Раз-два Раз-два-садовый? спросила она.
Такого слова, мне кажется, нет. Скажи по слогам, попросила я.
Раз-до-са-дó-ван-ный.
Раздосáдованный, поправила я. Томми, что это значит?
Томми заглянул в словарь:
Огорченный, раздраженный, готовый всп вспыхнуть гневом, зачитал он. Недовольный, сердитый. Злой.
Замечательное слово, правда? сказала я. Раздосадованный, повторила я, с удовольствием чувствуя, как рычит в самом его начале «р». Новое слово. Полное неисследованных возможностей. Безупречная жемчужина, которую можно так и этак покатать на ладони, а потом спрятать и хранить. Твоя очередь, Дженни. Составишь предложение с этим словом?
Дженни прикусила губу:
Оно значит «сердитый»? спросила она.
Я кивнула.
Дженни нахмурилась, соображая, и сказала:
Мама была раздосадованная и бросила в меня сковородкой, потому что я сшибла ее бутылку с виски.
Она бросила в тебя сковородкой? вытаращила глаза Бет. Зачем она так сделала?
Потому что была не в духе, пояснила Эбби.
Потому что напилась, уточнила Дженни, слизывая кашу с ложки.
Дженни Хаббард всего шесть, но в Северных Лесах сезон роста короткий: детям, как кукурузе, лучше поторопиться, иначе могут не вырасти вовсе.
Твоя мама пьет виски? спросила Бет. Мамы не должны пить виски.
Пошли, Бет, а то опоздаем, сказала Эбби и потянула ее за руку.
Ты идешь, Мэтти? спросила Бет.
Чуть позже.
Книги собраны. Корзинки с ланчем тоже. Эбби прикрикнула на Лу и Бет, чтобы те скорее надевали пальто. Томми и Дженни доедали в молчании. Дверь захлопнулась. Наступила тишина. Впервые за утро. И тут:
Мэтт?! Выйди на минуту ко мне.
Что случилось, Лу? У меня дел по горло.
Иди сюда!
Я выглянула в хозяйственную пристройку. Лу стояла на пороге, в руках удочка Лоутона.
Лу, что ты задумала?
Не могу больше кашу трескать, сказала она. Ухватила меня за ухо, притянула мое лицо к своему и поцеловала в щеку. Быстро, резко, крепко. Я почуяла ее запах древесного дыма, коров и живицы хвойной смолы, которую она вечно жевала. Дверь снова хлопнула и Лу как не бывало.
Другие сестры, как и я, уродились в мать. Карие глаза, темные волосы. Лу удалась в папу. И Лоутон тоже. Угольно-черные волосы, голубые глаза. Лу и ведет себя как папа: все время злится. С тех пор как умерла мама. И с тех пор как Лоутон ушел из дома.
Когда я вернулась в кухню, Томми выскребывал ложкой свою миску с такой силой, что чуть краску не содрал. Я-то, пока с ними возилась, свою кашу лишь поковыряла.
Доедай мою, Том, предложила я, пододвигая к нему миску. Я не голодна, а чтоб пропадала зря жалко.
Я заткнула раковину, влила в нее из чайника горячую воду, разбавила холодной из крана и принялась мыть посуду.
Где остальные твои братья-сестры?
Сюзи и Билли пошли к Уиверу. Миртон и Клара ищут работу в отеле.
А малыш? спросила я.
Сюзи с собой прихватила.
Мама плохо себя чувствует сегодня?
Не соглашается вылазить с-под кровати. Говорит, боится ветра и больше не может его слышать. Томми поглядел в миску, потом на меня. Как думаешь, Мэтт, она рехнулась? Думаешь, совет ее заберет?
Эмми Хаббард, конечно же, сумасшедшая, и я была почти уверена, что рано или поздно совет округа и вправду ее заберет. Раз или два ее уже пытались забрать. Но я не могла сказать такое Томми. Ему всего двенадцать лет. Пока я соображала, как же ответить как найти слова, которые не были бы ложью, но и чистой правдой тоже не были бы, я подумала, что настоящее безумие совсем не такое, как в книгах. Это не мисс Хэвишем, которая сидит в своей полуразвалившейся усадьбе, величественная и злобная. И не как в «Джейн Эйр», где жена Рочестера неистовствует в мансарде, вопит и бьется в припадке, пугая прислугу. Когда человека покидает рассудок, остаются не старинные замки, паутина и серебряные подсвечники, а грязные простыни, прокисшее молоко и собачье дерьмо на полу. Остается Эмми, которая прячется под кроватью, плачет там и поет, пока ее дети пытаются сварить суп из семенного картофеля.
Знаешь, Том, сказала я наконец, иногда я и сама рада бы залезть под кровать.
Когда такое было, Мэтт? Не представляю, чтобы ты заползла под кровать.
В конце февраля. За два дня намело четыре фута, помнишь? Сверх трех, что уже были. Надуло на крыльцо, дверь не открывалась. В пристройку тоже попасть не могли. Папе пришлось протиснуться в кухонное окно. Ветер завывал, и мне хотелось только забиться куда-нибудь и больше не вылезать. Так почти с каждым бывает время от времени. Твоя мама просто ведет себя так, как ей хочется. Вот и вся разница. Я зайду к ней перед школой. Может, у меня найдется банка яблочного пюре и немного кленового сахара. Как ты думаешь, ей понравится?
Конечно, понравится! Она будет рада. Спасибо, Мэтти!
Я отправила Томми и Дженни в школу. Хоть бы к тому времени, как я доберусь до Хаббардов, мама Уивера была уже там. Она куда лучше умеет выманивать Эмми из-под кровати, чем я. Я домыла посуду, поглядывая при этом в окно, высматривая среди голых деревьев и коричневых полей рядом с залысинами снега желтые всполохи: если в апреле появится ужовник, скоро уже и весна. Мне так надоели холод и снег, а теперь дождь и слякоть.