Я указал на гравийную дорожку, ведущую к домику, где мистер Томас писал свои книги о Роаноке.
Он здесь, сказал я.
12
Он шел прямо к нам, что меня совершенно не удивило. Многих мертвыхне всех, но многихпоначалу тянет к живым, как ночных мотыльков тянет на свет лампы. Я сам понимаю, что это не слишком удачное сравнение, но не знаю, как объяснить лучше. Даже если бы я не знал, что он умер, то все равно сразу бы понял, что он уже мертвый. Понял бы только по его наряду. На улице было прохладно, а мистер Томас шел к нам в легкой белой футболке, мешковатых шортах и плетеных сандалиях на босу ногу (мама называет такие сандалии обувкой, как у Иисуса). И на нем было еще кое-что. Нечто странное: желтый матерчатый пояс с приколотой к нему розеткой из синей ленты.
Краем уха я слышал, как Лиз говорит маме, что здесь никого нет и что я притворяюсь. Но меня совершенно не волновало, что думает Лиз. Я вырвал руку из маминой руки и пошел навстречу мистеру Томасу. Он остановился.
Добрый день, мистер Томас, сказал я. Меня зовут Джейми Конклин. Я сын Тии. Мы с вами не знакомы.
Ой, да ладно, сказала Лиз у меня за спиной.
Помолчи, шикнула на нее мама, но, видимо, скептицизм Лиз оказался заразным, потому что мама спросила, точно ли я уверен, что вижу мистера Томаса.
Я не стал ей отвечать. Мне было любопытно, что это за пояс у мистера Томаса. В котором он вышел к нам. В котором он умер.
Я сидел у себя в кабинете, сказал он. Этот пояс я надеваю всегда, когда сажусь за работу. Это мой талисман.
А что это за синяя лента?
Приз за победу на окружном конкурсе правописания среди шестиклассников. Я был лучшим среди всех участников из двадцати школ. На конкурсе штата я проиграл, но меня наградили за победу на региональном этапе. Мама сшила мне пояс и приколола к нему ленту.
С моей точки зрения, это было как-то странно, до сих пор носить пояс с наградой, полученной в шестом классе, то есть для мистера Томасацелую вечность назад, но он говорил об этом спокойно, без всякой неловкости или смущения. Иногда мертвые способны любитьпомните, я вам рассказывал, как миссис Беркетт поцеловала мистера Беркетта в щеку? иногда способны ненавидеть (о чем я узнал позже), но большинство других чувств и эмоций, кажется, умирает вместе с человеком. По-моему, даже любовь после смерти тускнеет и теряет силу. Мне неприятно это говорить, но ненависть проявляется ярче и держится дольше. Я думаю, что призраки (в отличие от просто мертвых)это мертвые, сохранившие в себе ненависть. Живые люди боятся призраков, потому что они действительно страшные.
Я обернулся к маме и Лиз.
Мам, ты знала, что мистер Томас носит пояс, когда пишет книги?
Она широко распахнула глаза.
Он говорил об этом в интервью для «Салона» лет пять-шесть назад. Он сейчас на нем?
Ага. Желтый пояс с синей лентой. Это награда
За победу на конкурсе правописания! Когда он давал интервью, еще рассмеялся и назвал это «глупой причудой».
Может быть, сказал мистер Томас. Но у многих писателей есть свои глупые причуды и суеверия. В этом смысле мы точно как бейсболисты, Джимми. Да и кто станет спорить с автором девяти крепких бестселлеров по версии «Нью-Йорк таймс»?
Я не Джимми, а Джейми, поправил я.
Ты рассказывала Чемпиону об этом интервью. Наверняка так и было, Ти, вмешалась Лиз. Или он сам прочитал. Он прекрасно читает. Он знал, вот и все. И он
Заткнись, сердито оборвала ее мама. Лиз подняла руки, словно сдаваясь.
Мама подошла ко мне и встала рядом, глядя на гравийную дорожку, для нееабсолютно пустую. Мистер Томас стоял прямо перед ней, запустив руки в карманы своих мешковатых шорт. Шорты держались на честном слове, и я очень надеялся, что мистер Томас не будет слишком уж сильно давить на карманы, потому что, как мне показалось, трусов под шортами не было.
Скажи ему все, что я просила сказать!
Мама хотела, чтобы я сказал мистеру Томасу, что он должен нам помочь, иначе тонкий финансовый лед, по которому мы ходим уже больше года, сломается прямо под нами и мы утонем в море долгов. И что агентство теряет клиентов, потому что некоторые из маминых авторов знают, что все очень плохо, и агентство, возможно, придется закрыть. Крысы, бегущие с тонущего корабля, так назвала их мама однажды вечером, когда мы с ней были вдвоем и она допивала четвертый бокал вина.
Но я не стал заморачиваться со всей этой пустой болтовней. Мертвые должны отвечать на вопросыпо крайней мере, пока не исчезнут совсеми должны говорить правду. Так что я сразу перешел к делу:
Мама хочет узнать, о чем будет книга «Тайна Роанока». Она хочет узнать весь сюжет. Вы уже знаете весь сюжет, мистер Томас?
Конечно. Он засунул руки еще глубже в карманы, так что стала видна тонкая полоска волос, идущая вниз от пупка. Я не хотел это видеть, но видел. Я никогда не сажусь за книгу, не продумав сюжет от начала и до конца.
И вы все держите в голове?
Приходится. А как иначе? Любые записи можно украсть. Выложить в Интернет. Испортить сюрприз.
Если бы он был живым, это прозвучало бы как паранойя. Но, будучи мертвым, он лишь констатировал факт. То, что он сам считал фактом. И кстати, в его словах был резон. В Интернете полно всяких троллей, которые вечно выкладывают на всеобщее обозрение чужие секреты: от скучных политических тайн до действительно важных вещей типа того, что должно произойти в финале очередного сезона «За гранью».
Лиз отошла от нас с мамой, уселась на скамейку рядом с бассейном и, положив ногу на ногу, закурила сигарету. Она, очевидно, решила, что пусть сумасшедшие заправляют в дурдоме. Я подумал, что так даже лучше. У Лиз было немало плюсов, но конкретно в тот день она только мешала.
Мама хочет, чтобы вы рассказали мне все, что будет в последней книге о Роаноке, сказал я мистеру Томасу. Я перескажу ей, и она напишет книгу сама. Она скажет издателю, что вы успели прислать ей почти всю книгу вместе с подробными указаниями, как надо закончить последние две-три главы.
При жизни он взвыл бы волком, услышав подобное предложение: что кто-то другой допишет его книгу; в жизни мистера Томаса не было ничего важнее работы, и он относился к ней очень ревниво. Но то, что осталось от прежнего мистера Томаса, лежало сейчас где-то в морге, одетое в мешковатые шорты цвета хаки и желтый матерчатый пояс, которые были на нем в момент смерти за рабочим столом. Тот мистер Томас, который говорил со мной, уже не настолько ревниво хранил свои тайны.
Он спросил только одно:
А она сможет?
По дороге к Брусчатому коттеджу мама уверила меня (и Лиз), что запросто сможет написать за него книгу. Риджис Томас настойчиво требовал, чтобы редактор не трогал ни единого слова в его сочинениях, но мама всегда редактировала его книги, не ставя его в известностьеще с тех времен, когда дядя Гарри был в здравом уме и стоял у руля. Иногда мамины правки были довольно серьезными, но мистер Томас их не замечал во всяком случае, он ни разу не возмутился. Если кто-то и мог идеально скопировать стиль Риджиса Томаса, то как раз моя мама. Проблема была не в стиле. Проблема была в сюжете.
Да, она сможет, сказал я, не вдаваясь в подробности, потому что так было проще.
Кто эта женщина? спросил мистер Томас, указав пальцем на Лиз.
Это мамина подруга. Ее зовут Лиз Даттон.
Лиз быстро глянула в мою сторону и закурила еще одну сигарету.
Твоя мама с ней трахается? спросил мистер Томас.
Да, скорее всего.
Я так и подумал. Это видно по тому, как они друг на друга смотрят.
Что он сказал? встревоженно спросила мама.
Он спросил про вас с Лиз, близкие ли вы подруги, ответил я. Получилось как-то совсем криво, но ничего другого мне в голову не пришло. Так вы нам расскажете «Тайну Роанока»? обратился я к мистеру Томасу. Я имею в виду, всю книгу, не только саму тайну.
Да.
Он говорит «да», сказал я маме, и она тут же достала из сумки свой телефон и маленький кассетный диктофон. Чтобы не пропустить ни единого слова.
Скажи ему, пусть расскажет как можно подробнее.
Мама просит, чтобы вы
Я ее слышу, перебил меня мистер Томас. Я мертвый, а не глухой.