Не думаю, что ей будет здесь худос открытыми-то окнами. Наш уход ничего принципиально не меняет. Что с нами, что без насей все одно.
Да, твоя правда.
И ее шансы выжить растут, если мы вернемся к ней, разобравшись со Снеговичем. Потому что если Снегович разберется с нами, ни для нее, ни для Донни не остается
Если Донни существует,криво улыбнувшись, перебила Кэт.
Да. Ты улавливаешь суть.
Моя рубашка нашлась под приборной доской. Я взял ее, встряхнул, расправляя, и проверил карман.
Зажигалка на месте.
Что ж, значит, либо мы сожжем мир, либо мир сожжет нас.
Все у нас будет хорошо,сказал я и надел рубашку. Ощущения былибудто я залез в тепловой мешок. Но без рубашки, надо полагать, солнце пропечет меня еще сильнее. Так что я без промедлений застегнулся на пару-тройку пуговиц.
Ну как, готова?спросил я Кэт.
Она кивнула.
Ну тогдапогнали.
38
Мы вышли по разные борта машины, обапригнувшись, обане спеша. Жара пустыни встретила нас подобно опаляющему дыханию лесного пожара.
Оставим двери открытыми?предложила Кэт, перекрикивая ветер.У Пэгги будет больше воздуха!
Я кивнул, оставил свою дверь открытой, более тогопошел к задней двери на своей стороне и открыл ее. Ручка изрядно накалиласьпочти как сковородка на плите. Подув на пальцы, я пошел к багажнику.
Посмотрел на закрытую крышку.
Даже не верится, что его там нет,сказала Кэт.
Да. Хорошо, что он не там.
Прихрамывая, она зашагала ко мне. Ветер разбрасывал волосы Кэт, приобретшие в сиянии солнца цвет соломы, в стороны и раздувал ее рубашку, подобно парусу. Кэт успела даже загореть, а от капелек пота ее кожа блестела, как умасленная. Беговые бутсы канули, но белые носки на ней все еще были.
Точно не хочешь остаться в машине?спросила она.
Если мы там останемся, нам несдобровать. Так чтонет, не хочу.
Просто я сейчас, по-моему, загорюсь.
По тебе не скажешь.
Она усмехнулась.
В этом-то и беда.
Как твои пятки?
Прижариваются помаленьку.
Сейчас я добуду тебе босоножки Пегги. Она в них не нуждается.
Она в них будет нуждаться, Сэм, когда придет в себя.
Когда и если Тебе они сейчас нужнее.
Кэт покривила губы, будто не одобрив идею, но протестовать не стала.
Я быстренько обошел ее. Ручка пассажирской дверцы встретила меня болезненным солнечным бликомпрямо по глазами я, отвернувшись в сторону, пробормотал ругательство.
Я открою,отодвинула меня Кэт.А ты лови Пегги. Мы же не хотим ее вышвырнуть из машины, надеюсь? Только немного обворуем.
Все еще хлопая глазами, я присел у двери и вытянул руки. Кэт попробовала ручку пальцем, обернула руку в подол рубашки как в перчатку и распахнула дверь. Я поймал Пегги аккурат под ребра и запихнул обратно в салон, хоть она и всячески старалась выпасть головой вниз на горячий песок.
Ее платье задралось совсем уж безбожнодо самых бедер. И да, босоножек на ее ногах как-то не наблюдалось.
Я присел на корточки у открытой двери. Участок пола под сиденьем Пегги, погруженный в тень, казался какой-то непроглядной Сумеречной Зонойпосле слепящего света солнца. Не доверяя глазам, я запустил внутрь руку. Босоножек там не было. Ворсистое покрытие было теплым и влажнымможет, от пролитого пива, а может, от пролитой крови. Все, что я мог нашаритьостатки пивной упаковки, разбросанные гайки, рассыпавшиеся орехи и мятые жестянки.
Разве ее тапки не там?спросила Кэт.
Наверное, слетели после столкновения.
Рука наткнулась на одну целую жестянку, правда, лежащую на боку. Я все же поднял ее и потрясна всякий случай. Пустая, а как иначе.
Может, Снегович их стырил.
Я вот их у него не приметил. Может, он бросил их в сумку.
Что он вообще нам оставил?
Немногое. Иничего стоящего. Хотя погоди! Один есть!я ухватил босоножку и бросил ее через плечо. Кэт поймала.
Спасибо.
Если здесь одна, где-то должна быть и вторая.
И я нашел еееще раз внимательно обшарив целлофановый ком, служивший некогда пивной упаковкой. Схватив находку, я медленно встал, кряхтя от напряжения и болей во всем теле. Солнечный свет жестоко ударил по глазам еще разок, и пришлось вдобавок крепко зажмуриться.
Ее темных очков там нет?спросила Кэт.
Я покачал головой.
А ведь они бы тебе пригодились. Попробуй сыскать.
НуПожав плечами, я обернулся. Кэт положила руку мне на плечо, чтобы не упасть, нагнулась и сунула правую ногу во второй тапочек Пегги. Левую она уже обула.
Дай-ка я поищу,сказала она.
Я уступил ей дорогу, и она, сгорбившись, нырнула в салон. Как и я, вслепую принялась шарить по полу.
Орешков хочешь?поинтересовалась она.
Нет, спасибо.
А они ведь хорошие,добавила она, помолчав немного.Вымокли малость только.
На пол уронив еду, не тяни ее ко рту, на полумикробы, а от них хворобы,выдал я назидательно.
То, что быстро мы поднялито, считай, и не роняли,парировала Кэт.Ну да, быстро это не про наш случай и, черт, они все в крови Пегги. Не будем вампирствовать, ты прав.
От соленого пить потянет,хмыкнул я.
Опять же, согласна. А очков тут нет.
Обойдусь, Кэт, пошли.
Распрямившись, Кэт бросила последний взгляд на Пегги, поправила ей платье и похлопала по ноге.
Держись, девчонка,сказала она тихо.Хорошо? С тобой все будет в порядке.Она отступила, повернулась ко мне.Как думаешь, эту дверь тоже оставить?
Не стоит, пожалуй. Если она резко очнется или будет ворочатьсявыпадет, как пить дать.
Кивнув, Кэт захлопнула дверь.
Мы зашагали прочь от машины. Я шел первым, прокладывая путь. Впрочем, быстро обнаружилось, что Кэт не спешит следовать мне шаг в шаг. Она, вроде как, запутывала следвытаптывая извилистые маршруты в нескольких ярдах от меня. И это тоже была хорошая работа, и я был благодарен ей за нееведь ей-то не меньше досталось в аварии, чем мне, а жара кругом стояла нещадная и каждый шаг давался с трудом.
Мой мозг, казалось, пульсировал. Шея болела. Руки болели тоже. Спина задревенела. Ныли мышцы ногхоть бы не свело. Во рту было сухо, но по телу градом стекал пот. Капли со лба попадали в глаза, и приходилось смаргивать через раз. Одежда прилипла к телу второй кожей.
Мне на спину будто повесили второго меня.
И вряд ли Кэт было сейчас лучше. Но она делала все, чтобы Снегович не вышел на нас, если ему вздумается сюда вернуться.
Вдобавок ко всему, путь по бугристому подъему давался ей куда лучше, чем мне. И совсем скоро она порядочно меня опережала.
Делая передышку, я смотрел, как она перескакивает с одного валуна на другой, повыше, размахивая руками для равновесия и придерживая рубашку, треплемую ветром. Убедившись, что не свалится через секунду, она, присев на каменнный выступ, сначала поискала следующую безопасную позицию, потомпосмотрела на меня сверху.
Не поспеваешь?крикнула она.
Все нормально! Я нагоню.
Ты в порядке?
В порядке настолько, насколько позволяет недавняя автокатастрофа.
Главноене упади.
Постараюсь.
Я подожду тебя здесь.
Замерев на краю скалы, она положила руки на бедра и стала выжидать моего восхождения. Я потихоньку вскарабкивался следом, нодовольно медленно. В конце концов, мы удалились уже на достаточно безопасное расстояние от автомобиля. Если Снегович вдруг нагрянет сюда, он доберется до нас нескоро.
Впрочем, боли не были единственной причиной, по которой я не спешил. Я наслаждался видомон все же был хорош. И потому взбирался я медленно, поднимаясь все ближе и ближе к Кэт и наслаждаясь, как классно выглядит она там, наверхуруки на поясе, большие пальцыв шлевках забрызганных краской некогда-джинсов, рубашка полощется на ветру.
Даже со своих жалких позиций я вдруг возжелал стать великим художником, заиметь холст, краски и все время этого мира, и запечатлеть Кэт, задумчиво стоящей на валуне посреди опаленной жарким солнцем пустыни.
Эх, да был бы у меня хотя бы фотоаппарат
Но, хоть и фотоаппарата у меня не было, разочарование вдруг покинуло меняя понял, что ум мой навсегда сохранит эту картину, и образ этот будет принадлежать лишь мне. То будет мой личный, тайный образ, который никто никогда не увидит и не возжелает украсть, который никогда не будет разрушен огнем или водой, который останется только со мнойи на всю жизнь.