Кондратий с факелом в руке подошёл к воротам, ударил мечом по медному гонгу, назвал пароль и крикнул:
Быстрей, государь ждёт!
В глубине крепости зазвучали торопливые команды, грохот запорных крючьев. Небольшие узкие ворота с пронзительным визгом и скрипом открылись.
Антипатр, в нетерпении скакавший перед крепостью по кругу, рванул коня в тёмный зев коридора. Перед царём, освещая факелом дорогу, помчался Кондратий. Впереди распахнулись ещё одни ворота, и за ними на широком дворе у тёмной громадной цитадели, окружённым глубоким рвом, под навесом в свете факелов зашевелились узники тюрьмы. Их руки, ноги, головы были ущемлены деревянными колодками, лишая узников всякого движения.
Во двор сбежались полусонные, растерянные охранники, принеся с собой десятки факелов.
Разгорячённый царь ищущим взглядом скользнул по узникам, властно спросил:
Где пророк?!
Я здесь, откликнулся хриплый голос. Если ты за мной, Антипа, то я рад этой встречи.
Царь, оскорблённый насмешливым тоном Крестителя, яростно ударил коня плетью, поднял его на дыбы и бросил в сторону пророка. Туда в темноту метнулись с факелами надзиратели и охранники. Царь, давя их, сбивая с ног конём, подскакал к Крестителю и отрывисто бросил:
Отрежьте ему голову. Я не желаю слушать поносные слова. Но отрежьте медленно, а я посмотрю на то, как он будет корчиться.
В ответ прозвучал снизу глумливый каркающий смех пророка. Над ним уже встали двое с ножами, глядя на Антипатра. Он сделал палачам знак, чтобы они подождали его приказ. Царь мучился торопливой мыслью: как заставить Крестителя страдать, бояться смерти и молить о пощаде?
Латуш подскакал к Антипатру и тронул его за плечо.
Государь, позволь мне поговорить с этим человеком. И ты увидишь, как он изменит своё поведение. Только прикажи всем удалиться вон со двора, и сам уйди в другой конец.
Хорошо. Я подожду и дам подышать ему несколько минут.
Антипатр отъехал к воротам, а Латуш, взяв у охранника факел, поднёс его к своему лицу, негромко позвал:
Эй, Креститель, узнаёшь ли ты меня?
Снизу прозвучал насмешливый хриплый голос:
Нет.
Астролог спрыгнул с седла на каменный двор, подошёл к узнику, от которого исходил зловонный запах, осветил пророка факелом. Пророк голый в согнутом положении, в сидячей позе, висел с зажатыми в деревянные колодки руками, ногами и головой. Он мог видеть только ноги астролога.
Латуш присел перед ним на корточки.
А теперь ты видишь меня?
Нет. Но если ты хочешь, чтобы я увидел тебя, протри мои глаза. Я от счастья, что скоро окажусь в Царствии Божьим, заплакал.
Латуш снял с пояса кожаную фляжку, брызнул из неё воду на чудовищно распухшее лицо пророка, протёр его глаза платком. Креститель с облегчённым вздохом приподнял голову, посмотрел в умащённое благовонными маслами красивое лицо египтянина.
Да, человек, я где-то видел тебя, но не помню.
Ты не мог забыть меня.
Не помню, откликнулся устало пророк и опустил голову вниз.
Латуш улыбнулся и рывком разорвал свою тунику на груди, поднёс к телу факел.
Вот посмотри сюдауж не знаю, как теперь тебя назвать Видишь этот глубокий шрам на левой стороне груди?
Да.
И неужели он ничего не говорит тебе?
Нет, человек. Я никогда не пытался кого-либо убить, хотя Креститель дёрнулся вперёд. Я действительно помню этот шрам, но я не знаю, кто ты?
Хорошо, я скажу. Это было почти полторы тысячи лет назад
Оставь эту сказку для других, а мне дай воды.
Латуш приподнял голову узника и поднёс к его распухшим губам фляжку.
Вот мы и встретились, пророк. А ведь я однажды говорил тебе, что это произойдёт.
Не вижу в это счастья для себя. Но продолжай, может быть, я узнаю, кто ты такой.
Итак, это было полторы тысячи лет назад в городе, который тогда назывался Нэ или «Стовратые Фивы».
Пророк, хрипло смеясь, перебил астролога:
А кем был я в то время?
Ты был великим визирем царя царей Египта.
Как меня звали?
Иудеи называли тебя «Моисей».
Креститель охнул и ослабел телом.
Глава сорок вторая
Открой мне память! повелительно прохрипел Моисей. Я видел порой, во сне какие-то смутные картины из давнего прошлого, но никогда не придавал им значения.
Ещё бытвоя вторая жизнь мало походит на первую.
А что было в первой?
Кровь и смерть твоих соратников, которых ты обрекал на смерть.
Говори, человек, говори. Я словно у глухой стены и не могу найти вход.
То, что ты увидишь за стеной, тебя не обрадует.
Пускай так, но я хочу знать.
Астролог сел на колодку, из которой торчала голова Крестителя, пригнув того весом своего тела ниже к каменному полу, негромко заговорил, внимательно поглядывая по сторонам:
Вот день и час, когда царь царей, раскрашенный, как Озирис, сидя на высоком троне, что стоял на широкой ладье, медленно проходил по дворцовому каналу, затенённому с двух сторон деревьями, в ту сторону, где его ожидали толпы придворных и посланники далёких царей. Люди, при виде фараона, опускались на колени, считая его воплощением Озириса. Опускались на колени со слезами счастья на глазах и приветствовали владыку. Ты стоял внизу, на палубе ладьи по правую руку царя царей, двадцатилетний красавец и любимец египетских женщин, царя и друг Латуша и страдал от того, что взоры людей были обращены не на тебя, а на раскрашенное ничтожествотак думал ты. По твоему лицу катились слёзы. Ты истово хотел власти. Внимание красивых женщин двора тебя уже не волновало. Я был кормчим на той ладье и видел твои замыслы уничтожить того, кто любил тебя и поднял до себя.
Ладья, сопровождаемая чудесной музыкой, прошла между берегов канала, полных ликующей толпы людей и остановилась в той части парка, куда имели право доступа только родственники царя, тыМоисей, и я астролог.
Мы начали пировать.
Я приблизился к царю и рассказал владыке о твоих мыслях и заметил, как насторожилось у тебя лицо. Ты понял, что я говорил о тебе. Царь, смеясь, принял из корзины сочный плод, поцеловал его и протянул слуге.
Дай МоисеюУспокойся, Латуш. Ему на трон путь закрыт. Народ никогда не возложит урей на голову иудея. Царь вновь улыбнулся визирю, то есть, тебе, и сказал: Стань его сокровенным другом. И удержи его руку, если он захочет убить меня.
Владыка, ты его подозреваешь?
Нет, я его люблю. Но в последний годс того дня, как ты появился при дворемои кравчие, которые пробовали моё вино, стали куда-то исчезать.
Царь, весело мигая мне глазами, откинулся на подушки и, хлопая в ладоши, сказал:
Их кто-то отравил, как собак. Последний издох сегодня утром.
Царь поднял своё лицо к небу и, сильно распахнув наполовину беззубый, огромный рот, оглушительно расхохотался. Я ушёл к тебе за маленький столик. Ты осторожно крутил в руках подарок царя и обильно потел. Было душно. Опахала слуг нагоняли на нас горячий воздух, что приходил с ливийских гор и пустынь.
Моисей, окликнул я тебя, позволь мне быть твоим доверенным другом.
Ты вздрогнул, сжал пальцами абрикос, брезгливым жестом отбросил раздавленный плод и улыбнулся.
Мы давно друзья, Латуш.
Тогда, визирь, могу ли я спросить тебя кое о чём?
Говори, с деланным равнодушием ответил ты, обращая улыбку в сторону царя, который внимательно следил за нами.
Был ли ты, Моисей, прошлой ночью в иудейском квартале у купца Варнавы?
Ты бросил на меня стремительный, ненавидящий взгляд и, вздрагивающим голосом жестоко сказал:
Мне ли, великому визирю, болтаться по ночам и говорить с купцами?
Выходит, что имя Варнавы тебе неизвестно?
Конечно, нет.
Я указал взглядом на одно из богатых украшений, что висели на твоей широкой груди. Украшение представляло собой обычную золотую пластину, без каких-либо знаков и рисунков. Я мягко заговорил:
На оборотной стороне этой пластины начертаны египетскими знаками двенадцать имён. И первое из нихВарнава. А ниже следует: «Мы двенадцать сыновей семени Израиля выбрали тебя, Моисей, своим царём. Повелевай нами»
По лицу твоему скользнула растерянность, но уже в следующий миг, опомнившисьведь царь, любопытствуя, весь подался вперёд, пытаясь понять, о чём мы говорилиты растянул в улыбке губы и сильно сжал их, чтобы они не дрожали. Потными пальцами ты схватил золотую пластину и ответил: