С костями кислота справилась хорошо. Белые фрагменты ребер, рук, ног, таза и позвоночника сияли своим блеском, воняли едким химозным запашком и бальзамическим ароматом прелого мяса, как в мастерской таксидермиста. Страшно выглядело не разъевшееся до конца лицо изуродованного черепа. Череп уже перестал представлять хоть какое-то подобие Женькиного лица. У него впал нос, вытекли глаза, а кожа вспучилась, покрылась струпьями и слезала с кости как детский сопливый лизун. Ефрем снова взял длинную чайную ложку и начал соскребать отставшее от лица мясо в отдельную банку. Когда он это делал, вместе с отскобленными щеками на пол ванной упала Женькина челюсть, узкая и облезлая. Ефрем поднял её и долго всматривался в ровный забор белых зубов, тупые крючки венечных отростков. Большим пальцем он провёл по тыльной стороне нижнего ряда зубов. На пальце осталась отвисшая гармошка побелевших от химии дёсен. Страх исчез, осталось только отвращение. Чтобы хоть как-то его перебороть, Ефрем подставил отпавшую челюсть к черепу и начал шевелить, приговаривая:
Мари-и-ин, я щас в новый бутик зашла, там такие скидки, у меня прям челюсть отпала!
Потом он развернул череп в противоположную сторону и стал отвечать воображаемому собеседнику:
Да, Женька, я там такое бра классное купила, просто отвал башки!
Осознав, что только что поставленная сцена никакой радости у него не вызывает, Ефрем с силой кинул облезлый череп в таз и снова залил его кислотой. Накопленная усталость не давала вырываться наружу почти никаким чувствам и переживаниям.
Пока закрученные банки с холодцом остывали, Ефрем выложил из ванны и протёр все белые кости.
«Отбелить ещё разок не помешает», подумал про себя Ефрем. Весь белый скелет он как конструктор выложил на клеенке в зале. Ефрему лень было собирать в кучу маленькие кубики костяшек и фаланг пальцев, поэтому он просто высыпал их рядом и сел в кресло перед скелетом на полу.
Маленькие косточки ещё можно было раскидать по лесам и рекам, часть незаметно вынести на свалку или просто выкинуть в урну. Что делать с большими костями он понятия не имел, но с наслаждением подумал, насколько теперь освободится его жизненное пространство, когда он соберёт всю эту гору Женькиных шмоток, клубков, пялец и стопок журналов для сраного вязания, которым она никогда не занималась, обольёт это бензином за гаражом и спалит к чертовой матери, чтобы захламленная всяким говном квартира стала хоть немного попросторнее.
Вся эта долгая возня окончательно вбила в голову Ефрема чувство бесконечной тоски и апатии. Он уже было подумал, не лучше ли будет убежать от всего этого куда-то подальше, в дикие дебри тайги, выкопать землянку и жить в ней до конца дней своих, под толстым слоем зелёного мха, стрелять в лесу диких зверей и ловить рыбу. Потом он понял, что все эти мысли нужно поскорее выбросить из своей головы. Депрессия навевается от усталости и долгого отсутствия нормального сна. Ефрем взял себя в руки и снова вернулся к насущному вопросу избавления от тела. Все его остатки нужно было вынести, причём вынести так, чтобы никто, особенно назойливый сосед, даже не видел, что он что-то выносит.
Ефрем почти был уверен, что Аким всегда наблюдает за его семьёй, слишком часто суёт нос не в свои дела, подслушивает их с Женькой разговоры, а может и прямо сейчас стоит у своей стены и пытается понять, что за возня происходит на кухне и в ванной соседа. Вместе с усталостью в голову начала пролезать паранойя.
«Вдруг он что-то слышал той ночью? Тогда почему не позвонил в полицию? Не пошёл в участок, не высказал всем свои подозрения Может, потому что у него нет весомых на то оснований? И где он был вообще в момент убийства?»
Пока Ефрем размышлял, его взгляд остановился на статуэтке Пеликена, которая была притащена женой неизвестно откуда и стояла за стеклом серванта с самого дня их заселения.
Ефрем встал с кресла, перешагнул через кости и достал из серванта это мифическое пузатое божество кремового цвета, повертел его в руках. На постаменте статуэтки имелась наклейка с надписью: «Уэленская косторезная мастерская».
«Значит, кость, подумал Ефрем. Интересно, чем вырезают эти фигурки из кости?»
Ефрем посмотрел на скелет жены и взял в руки плечевую кость. Она была ещё сырой, пористой у оснований, но в центре крепкой и гладкой, сияя своей белизной. Ефрем достал нож и стал скрести по кости кончиком лезвия, нацарапав на нём слово «хуй».
«Нет, очень долго и сложно, подумал он. Может, позвонить в эту мастерскую и спросить, не закупают ли они кости для своих поделок? И что, если послать им по почте ящик костей и на всякий случай указать другой адресат отправителя?». Поразмыслив над этим, Ефрем понял, что и такой вариант не пройдётна почте необходимо оставлять свои паспортные данные.
6
Послеобеденный полдень выдался на редкость тёплым для этой ранней весны. На улице уже чирикали первые весенние птицы, яркое солнце не морозило, а слегка согревало, подтапливая свисшие с крыши снежные шапки.
Аким сидел на порожках дома, смоктал губами сигарету и вдумчиво смотрел на сараи внутреннего двора, такие же покосившиеся и прогнившие как и сам дом, в котором он проживал. Звук хлопнувшей двери подъезда его испугал. Он подскочил от испуга и уставился на выходящего на улицу Ефрема с большим походным рюкзаком за спиной.
Здорово, сосед! протянул Аким руку Ефрему, как-то хитро сощурил глаза и покосился на большой рюкзак за спиной. Не рановато ли для похода?
Привет, нехотя отозвался сосед. В самый раз. Погода хорошая.
И всё же, куда путь держишь? не унимался Аким.
А ты чего не на работе?
Так у меня отпуск, уже два дня как Ну так это, куда путь держишь?
Да на лыжах пойду, стараясь сохранять непринуждённость, отвечал Ефрем.
А рюкзак такой большой зачем?
Рюкзак? Ааа, этот рюкзак Это так балласт. Просидишь зиму в четырёх стенах, а потом стариком себя ощущаешь. А рюкзак с грузом надел, совершил марш-бросок по лесам и снова школьные годы почувствовал.
Вот это ты здорово придумал! потёр руками Аким. А напрошусь-ка я с тобою вместе-то, на лыжи!
Сиди дома, Аким, я далеко еду. Быть может, даже с ночёвкой останусь.
Так ты палатку взял? И молчишь?
Что мне говорить?
Как это «что»? удивился Аким. Бери палатку, старый друг, встаём на лыжи и айда в лес за приключениями!
Не дожидаясь ответа соседа, Аким кинулся к своему гаражу и стал откидывать ногами снег от покосившихся заметённых ворот. Его душу переполняла эйфория и восторженность от такой замечательной возможности вновь наладить теплые отношения со старым товарищем.
Ефрем сильно насторожился от такой активности соседа. Он вообще не понимал, почему Аким проявляет к нему такой интерес и снова начал что-то подозревать. Хотелось послать куда подальше эту назойливую муху и молча убежать, но такое поведение, скорее всего, вызовет у Акима ещё больше подозрений.
Растерявшись от подобного внезапного поворота событий, Ефрем выругался про себя и пошёл открывать свой гараж. Пока Аким копался у себя, Ефрем поставил на пол рюкзак, протиснулся между машиной и захламленными стенами своего гаража, добрался до антресолей старого серванта, сдул пыль с коробки своих лыжных ботинок и вытащил деревянные лыжи и палки из перекладин прохудившейся крыши наверху. Вспомнив про рюкзак, Ефрем уж хотел незаметно вытащить из него банки с маринованным салом и действительно положить на их место палатку, но крик готового к поездке соседа вспугнул его, и он оставил эту затею. Раздраженный Ефрем выкинул с гаража лыжи с палками, неохотно переобулся, снова закинул за плечи свой тяжёлый рюкзак и закрыл ворота.
Пока мужчины покидали черту города и вышли на лыжню, ведущую в сторону сплошной зеленой стены таёжного леса, Ефрем уже успел десять раз пожалеть, что не дал в Акиму в морду. Тяжеленный рюкзак с каждым шагом всё сильнее придавливал его к земле. Он не рассчитывал на такую тёплую погоду сегодня, и обильно потел под толстыми слоями термобелья, свитера и зимней куртки. От усталости приходилось останавливаться всё чаще, делая долгие перекуры и перевалы на отдых.
Что, сосед, хватку совсем потерял, а? ещё только больше раздражал резкий Аким. Обленился за зиму, мышцы совсем расслабились?