В какой-то момент в его сердце пробралась жалость, перманентные переживания и боль других людей, чьи жизни по собственной воле он погубил. Ему припомнились и одиночные стоянки далеко забредших туристов, и стоны боли случайных охотников, и тот маленький полевой лагерь, где работала ещё такая молодая и красивая Лариса, которая ненадолго пленила его душу. Всё это наложилось на боль последних днейпредсмертные агонии умирающей Сони, эпилептический припадок сошедшего с ума Олега и сам Ефрем, как центр ужасных страданий многих душ, нашедших в гиблых лесах бесконечной тайги своё последнее пристанище. Теперь Ефрема переполнял ужас. Дикие инстинкты животного отошли на задний план и обнажили голый, неподдельный страх человека. Человека ужасного, беспощадного и жестокого.
Не было больше никакого гастрономического удовольствия от немного заветрившегося мяса молодого полицейского, не было острого желания и тяги к горячей человеческой крови. Остались только боль, отвращение и тошнота. Как подкошенный, Ефрем упал лицом в тяжёлый, мокрый снег, а высоко над ним хрипло гоготали вороны, и серело бездонное небо поблёкшей весны.
Так ничего и не поймав, вернулся Ефрем поздно, когда пасмурное небо начало блекнуть и расходящиеся тучи у самого горизонта открыли земле последние уходящие лучи оранжевого солнца.
Кое-где на земле снег уже почти растаял, но его маленькая холмистая избушка стояла под снегом всё так же одиноко, маскируясь средь густой растительности берёзки и ольхи под неприметный мшистый холмик внутри общей чащи хвойного леса. И только какая-то неуловимая деталь в этот раз выделяла хижину в этой казавшейся идеальной растительной маскировке. Ефрем быстро понял, что было не такв хижине была открыта дверь, и он, заподозрив что-то неладное, ускорил шаг. Бросив на землю рюкзак с луком, последние метры до дома он преодолел бегом, ворвался в землянку и увидел пустую кровать, в которой не было Олега. Съежившаяся от холода в калачик у потухшей печки Лариса уже слабо и бессильно скулила от холода, пуская на землю тонкую струйку слюны. Её перекошенное лицо с прилипшими жирными волосами впервые вызвало у Ефрема смешанное чувство отвращения и жалости. Он отвернулся и выбежал на улицу, закрыв за собой дверь.
Только уже немного дальше от своей избы Ефрем обнаружил смазанные следы на грязном снегу. Следы вели по направлению к реке, куда, видимо, и пополз Олег. Ефрем побежал по следу, стараясь высматривать продавленные ямки от культей в весенних ягельных островках, проталинах мерзлотных медальонов. Чем ближе к реке подходил Ефрем, тем сильнее было его удивление, что этот обессиленный калека смог преодолеть такое расстояние. Когда шум реки стал слышен отчётливо, и её белёсые волны замелькали меж толстых стволов скрюченных лиственниц, Ефрем побежал со всех ног к месту, где под деревьями, под кучей старого лапника лежала деревянная замаскированная лодка. Лодка была на месте. Ефрем бросился к воде и начал выть. Он упал на берегу и стал снова рыться среди пожухлых кочек прошлогодней травы, пытаясь разглядеть оборвавшийся след Олега. Ничего. Тогда Ефрем вернулся обратно, откинул лапник с лодки, перевернул и вытянул её к воде. Оттолкнувшись подальше веслом, он поплыл вниз по течению, надеясь выследить беглеца среди тёмных берегов. Бурное течение понесло по неспокойным волнам деревянное судно очень быстро, и Ефрем, не успевая рассматривать берега, начал кричать и выть во всю глотку в надежде услышать в ответ среди бушующих волн мутной воды слабый отголосок маленького тельца.
Через километр пути ему встретился подмытый островок из двух сросшихся между собой вековых елей, которые склонились над самой рекой и почти касались воды. Ефрем в темноте заметил их не сразу. Единственное что он почувствовал, это сильный удар и треск ломающегося носа лодки. Сильным течением Ефрема выкинуло на широкий древесный ствол, и он едва смог удержаться, чтобы не перевавлиться через него и не поплыть дальше. Мокрый, продрогший и обессиленный, он пополз вниз по стволу, к вымытому корневищу, у которого уже скопился небольшой намытый островок из растительного торфа, болотистой тины и древесных обломков. Тяжело дыша, Ефрем упал на этот островок, облокотился о корневище дерева, протяжно заскулил, и от досады заколотил кулаками по обломкам ветвей.
Над головой сгущался мрак. Уже через несколько минут на смену хмурому ветреному дню пришла ясная и тихая ночь. Начало подмораживать. Тучи расступились, обнажив тёмно-синее небо, и через дымку последних уходящих облаков проступила жёлтая полная луна. Её холодные лучи ярко осветили беспокойные воды реки и густые заросли кустов противоположного берега. Где-то там, в переплетениях цепких веточек шиповника, Ефрем увидел обломки своей деревянной лодки. Чуть дальше, в сучках верхушки поваленного дерева, видимо, запуталось какое-то случайно угодившее в реку животное. Его лоснящаяся шерсть мыльно отблёскивала в лунных лучах, придавленное напором воды к самому стволу. Сначала Ефрем подумал, что это молодой подросток-медвежонок. Он приподнялся с намытого островка, взобрался на ствол и аккуратно вышел по нему до середины реки, чтобы лучше рассмотреть, и почти сразу же отпрянул назад. В туше медведя он узнал свою собственную меховую жилетку, которую он сшил прошлой зимой. Из разрезов толстой шкуры торчали бледные отмороженные культи бездыханного, искалеченного тельца.
К своей хижине Ефрем вернулся только под утро. На своих плечах он нёс околевшее маленькое тело. Переодевшись в сухое и накормив Ларису, Ефрем растопил в своей избушке печь, взял ржавую сапёрную лопатку и ножом вырезал на её черенке только два кривых слова: «Олег. Друг». Позже, за своей избушкой, он вбил эту маленькую лопатку у изголовья свежей могилы до самого черенка, немного постоял, потупившись в землю, и пошёл обратно домой, собираться в дорогу.
17
Рюкзак Ефрем набил остатками последней еды для себя и Ларисы, отвязал от бревенчатой избушки её поводок и пошёл куда-то на юго-западтуда, где когда-то был его настоящий родной дом. К первому населённому пункту он вышел только спустя шесть дней. На закате зарево горящих огней бараков и уличных столбов всё ярче освещало сгущающуюся тьму хмурой ночи. С возвышенности этот посёлок с его деревянными домиками, вереницей гаражей и ржавых ангаров казался совсем крошечным и нереальным.
Постояв немного, Ефрем вздохнул, вытащил из-за пояса свой нож и перерезал кожаный ремешок на шее Ларисы.
Ыыы? рассеянными глазами уставилась на него Лариса, совершенно не понимая, что от неё хотят.
Туда, указал Ефрем ей пальцем в сторону посёлка.
Ээээ! будто с претензией боднула головой Лариса и, кажется, совершенно не собиралась никуда убегать.
Туда! уже более грозным басом продолжал настаивать Ефрем.
Эээыыы гхххыыы! замахала кривыми руками Лариса, пуская по подбородку слюни.
Пошла! заревел Ефрем и с досады дал ей под зад крепкого пинка.
Лариса заскулила, отбежала от Ефрема на небольшое расстояние и снова села.
Вон! орал Ефрем, яростно топал по земле и махал в воздухе своими волосатыми кулаками. Когда и это не подействовало, он начал искать под ногами камни, вырывать травянистые кочки и кидать ей в след куски уже немного оттаявшей мягкой земли. Обиженная и совсем растерянная Лариса начала пятиться, нелепо закрываясь обессиленными руками. Когда ей стало ясно, что Ефрем уже больше не хочет её видеть, она протяжно заскулила, развернулась, и неуклюже, в полусогнутом состоянии, побрела в сторону посёлка, и её несчастные стоны ещё долго были слышны во тьме.
Прошло ещё несколько дней. Уставший и истощённый Ефрем подходил к своему городу. Весна уже окончательно вступила в свои права, растопила снег везде, куда могли добраться приятно греющие теплые лучи. По ночам уже почти не морозило, и Ефрем мог дольше отдыхать в лапнике.
Однажды утром он вышел на ту старую и уже изрядно заросшую хвойным молодняком опушку, где когда-то он расстался с Акимом. На месте сторожки он обнаружил следы старого пожарища. Ему это стоило большого труда. Старые обугленные бревна основания вагончика уже изрядно подточили многолетние дожди, а высокий молодняк искусно укрывал следы старого преступления. Ефрем вспоминал своё прошлое с большим сожалением и долей всё более сильного раскаяния. Ему казалось, что тот человек, который всё это сделал, уже давно умер, сгинул где-то далеко в тайге много десятилетий назад, а все видения и мысли прошлого были ему пересказаны кем-то другим, как давно забытая и не совсем правдивая легенда.