Она не пойдёт. Она не дура.
Хе-хе-хе-хеееснова неизвестно от чего очень хитро засмеялась из угла Лариса, перекинувшись с обглоданного черепка снова на плаценту.
Силы надо. Силы! сказал Ефрем, скинул в погреб всё мясо и начал рубить топором на крепком столе икру Олега.
Олег стиснул зубы до боли в висках. Его мучали фантомные боли. Ему всё казалось, что Ефрем рубит его по живому, и культи горели жарким пламенем. Когда по избушке начал распространяться запах жареного мяса, скворчащего на толстой от копоти и пригоревшего жира чугунной сковороде, Олег не выдержал. Его начало тошнить. Всё тело его содрогалось от тошноты, и только недавно съеденный суп рвался наружу, обдавая своим напором стену у кровати. Ефрем испугался. Он убрал мясо с печи, поставил сковороду на стол у кровати, подбежал к Олегу и аккуратно придержал ему голову, пока его мучали рвотные рефлексы.
Хорошо Ничегопричитал тот, обнимая Олега и гладя его по слипшимся волосам на голове. Больше не больно Больше не плохо Тебе тяжело Мне тяжело. Не страшно. Не страшно. Я думал, что страшно. Мне было страшно. Потом Это так вкусно, так хорошо Попробуй. Будет хорошо.
Хватит Уйдибормотал Олег. Я больше не могу.
Раз! Один раз! Рази хорошо
Олег подавился застрявшим в горле комом, замотал головой и закашлялся.
Раз! Раз! И хорошо! Нетя буду оленя ловить. Зайцов. Лося принесу. Но попробуй! На! Вкусна! он подхватил немного подостывшее мясо со сковороды, разжал рукой Олегу рот и вложил в него кусок недожаренной икры. Один раз Вкусна
Эээээээ! закричала сидящая в углу прожорливая Лариса, кинулась к сковороде, но её остановил ошейник на короткой цепи. Ааааа!
Олег кашлял и мотал головой, не успевая ещё ничего сказать. Он начал давиться и чувствовал, как новая порция рвотных масс рвётся наружу.
Медиум Жарка медиумуверял его Ефрем, вспоминая давнишние годы своей жизни в городе. Сочно.
Ылгырл брл, ээээ! кричала рвавшаяся Лариса, пуская по подбородку тягучие, длинные струнки слюней.
Нет? совал Ефрем обратно в рот Олегу вырвавшийся вместе с рвотой кусок мяса. Нет? раздосадовано повторил он и отступил от Олега.
Нетслабо отзывался Олег, тяжело дыша после борьбы с Ефремом, которая отнимала у него множество сил. Пожалуйста Нет
Друг Дру-у-у-угзамычал Ефрем, будто чем-то озарённый. Он поставил сковороду на печь, а сам снова ненадолго исчез в погребе, копаясь в своих запасах, затем снова сел на кровать.
Муксун Муксун? Чир?
Олег повернул голову на зов Ефрема и увидел в его руках толстый, слипшийся пласт серебристой речной рыбы.
Ублюдокзадрожал Олег и отвернулся.
Хариус. Варю?
Данехотя ответил Олег.
12
По ночам Олег не мог сомкнуть глаз от пережитого ужаса. Стоило только закрыть глаза, как перед ним вставала сцена с мёртвым младенцем, когда его ещё живого и только появившегося на свет засовывают в ведро с кипящей водой, а затем едят его мозг прямо из черепа, выскабливая серое вещество ложечкой. Во рту до сих пор был тошнотный, призрачный вкус человеческого мясаЛёвиного и его собственного. Олег всё лежал и совершенно не представлял, как вообще можно жить с подобными видениями, которые будут преследовать его до конца жизни.
Когда Олег не спал, он всё думал о том, что могло пойти не таккак жизнь обошлась с ним настолько жестоко и несправедливо? Слушая храпящего сбоку Ефрема, он снова и снова начинал трястись от злобы и думал о том, как можно отомстить.
Ефрем был совершенно помешан и безумен. Олега ужасали его жестокость и безмерный садизм. Но удивляло одновременно и то, как он открыто, приветливо и по-доброму себя ведётухаживает за Олегом, готовит ему есть, заботится о нём как сиделка о старой родственнице, ловит животных ему на еду и кормит Ларису. Пускай он часто об этом забывает, но её вой заставляет его это делать с регулярной периодичностью.
«А Лариса? Что такого ужасного и непоправимого могло случиться в её жизни, в её сознании, что она навеки так и осталась безумной сумасшедшей? Её ум настолько помешался, что теперь она стала больше животным, нежели человеком». Олег начинал бояться, что и его разум постигнет та же участь, что он окончательно сойдёт с ума, если не найдёт способа заглушить эти образы. Ему было больно смотреть на поедаемые Ефремом его собственные конечности, руки и ногикак физически, так и моральнонестерпимо больно и губительно для сознания.
И всё же, характер Ефрема напомнил Олегу образ доброго сельского обывателя, который днём на работе забивает по сотне свиных голов, а вечером приходит домой, весело играет со своими детьми и поит молоком беспризорных котят. «Только тут вместо свиней люди, которых он воспринимает исключительно как продукт питания. Берегись. Он сумасшедший. Он опасен» мелькали в голове у Олега мысли, и он снова раскис. «А что если он не ест меня и Ларису только потому, что у него ещё есть запасы человечины, а нас он держит только как живые консервы? И если польза Ларисы в том, что она готовит ему вкусных детей, то что могу предложить ему я? Общение Только общение. Разговоры через силу, даже если тошно и страшно. Если он не врал, что ему не хватает общения и друзей, то это сможет на какое-то время спасти мою жизнь, пока нас не найдут спасатели. А там Бедная Соня. Если она меня не примет, я её пойму. Я начну жить сначала. Ведь сейчас научились делать хорошие протезы, с которыми люди чувствуют себя полноценно. Надо только выжить», подумал Олег и снова тихонько заплакал.
Человеческого мяса Ефрем Олегу больше не предлагал, а кормил его ухой из запасённой рыбы, похлёбкой из сушёных грибов, иногда ходил на охоту и приносил оттуда стреляных птиц и зайцев. Сам Ефрем мяса животных почти не ел, иногда только рыбу, но в основном доедал части Олега и большое мускулистое тело Лёвы. По вечерам, когда в тайгу окончательно пришла зима, и метель выла за одиноким, почти занесённым окном, Ефрем сидел у коптящей лучины и строгал за столом какие-то непонятные поделки из высушенных лиственничных чурок.
О! однажды произнёс он радостно и показал свои готовые труды последних нескольких дней. Перед Олегом легли несколько странных парных костылей. У основания они напоминали глубокие выемки-чаши с дырами по краям и с продетыми в них длинными кожаными тесёмками. Ножки этих чаш конусно сужались у основания подобно тонким копытцам диких коз. Одна пара таких костылей была длиннее другой. Ефрем взял короткую пару этих чаш, просунул в них культи Олеговых ног и туго примотал к ним эти подобия протезов сначала тряпьём, затем затянул кожаными ремешками. Вторую пару, более узкую и длинную, он прибинтовал к культям рук. В итоге длина ножных протезов была почти одной длины с протезами рук.
Как я буду в этом ходить? раздраженно спрашивал Олег. Нахуя мне такие длинные палки на руках?
Тогда Ефрем аккуратно поднял туловище Олега, поставил его на четвереньки на пол и слегка подтолкнул. Олег сделал несколько шагов, стараясь перебирать парами рук и ног, но быстро в них запутался и наверняка бы свалился, если бы радостный Ефрем не поддержал его. Он аккуратно поставил Олега снова и подтолкнул легонько сзади, как бы предлагая пройтись ещё раз.
Я не буду так ходить! не выдержал Олег. Я тебе не собака!
Как бы Ефрем не старался, Олег кричал, просил его отпустить и отчаянно не хотел становиться на четвереньки.
Ты капризный, досадно покачал головой Ефрем, вздохнул и посадил Олега обратно на кровать.
На следующий день Ефрем выпилил Олегу новую пару ручных протезов из древесных сучков, которые были тонки, отдалённо напоминали немного согнутые в локтях изгибы рук и заканчивались на конце раздвоенными рогатинами пальцев. Беспросветная тоска Олега немного рассеялась после того, как он почувствовал хоть какое-то подобие контроля над своим телом и мог хотя бы ограниченно, но передвигаться по избушке и делать какие-то простые дела в доме. Надежда Олега окрепла, хотя и была всё ещё смутная и непонятная. Это была надежда неизвестно на что, но она была, и она придавала сил. С такими хлипкими и уродливыми ходулями нечего было и думать о побеге и спасении. Где-то в глубине души он всё же наделся дожить с Ефремом до весны, а после, уличив момент во время его отсутствия, достать лодку и плыть вниз по течению реки в надежде, что рано или поздно она вынесет его к какому-нибудь населённому людьми берегу, где он сможет позвать на помощь. Эта мысль немного приободрила Олега, и теперь его единственной целью было только однодожить до весны, потихоньку упражняясь в ходьбе на примитивных деревянных костылях.