Прекрасный образец творчества охотников за сокровищамиэти строки очень сильно напоминают мне записку каноника Квотермейна из Старого Собора Святого Павла, произнес Деннисстоун, и перевернул лист.
То, что он увидел на следующей странице, как потом он мне об этом частенько сам рассказывал, поразило его настолько сильно, что вряд ли существует такая картина, в этом подлунном мире, или рисунок, способные произвести на него такое же впечатление. Впрочем, хотя рисунка этого больше не существует, а сохранилась лишь только его фотография (которая хранится у меня), то, что он говорит, действительно верно. Рисунок, который я имею ввиду, был сепией конца 17 столетия, с первого взгляда могло показаться, что на нем изображена одна из Библейских сцен; к этому выводу можно прийти посмотрев на архитектуру, изображенную на рисунке (представлена внутренняя часть дворца), фигуры людей изображены в квазиклассическом стиле, который художники, два столетия назад считали наиболее подходящим для изображения Библейских сцен.
Справа, на троне восседал царь, его трон стоял высоко, и чтобы добраться до него, нужно было подняться на 12 ступеней. Над царем нависал балдахин, с каждой стороны от трона сидели львы. Скорее всего, это был Царь Соломон. Царь подался вперед, вытянув руку со скипетром, как бы повелевая; его лицо выражает ужас и отвращение, к тому же, на лице его печать властности и уверенности в собственной силе. Левая часть рисунка выглядит чрезвычайно странной, стоит сказать, что страннее найти сложно. Но, внимание и интерес привлекает именно она.
На дорожке, перед троном, мы видим четырех солдат окруживших припавшую к земле, съежившуюся фигуру, которую я опишу позднее. Пятый солдат лежит мертвым на земле, у него шея свернута набок, а глаза выкатились из орбит. Все четверо солдат, стоявшие вокруг этого существа, смотрят на царя. Чувство страха, которое мы видим на их лицах, становится всё сильнее; кажется, лишь только безраздельная преданность своему повелителю, удерживает их от того, чтобы не сорваться с места и убежать без оглядки. Причиной невероятного ужаса, который, просто-таки, их парализовал является то самое корчащееся и съёжившееся существо, которое они окружили. Я не в силах найти слов, для того чтобы передать то впечатление, которое изображение этой фигуры производит на любого, кто бы ни посмотрел не неё. Помню, как однажды я показал фотографию этого рисунка преподавателю морфологиия должен сказать, что это был человек трезвого рассудка, начисто лишенный всякого воображения. Весь следующий вечер он не мог оставаться один, а впоследствии он мне рассказывал, что после того, как он увидел это, много ночей подряд он боялся темноты и не мог заснуть при погашенном свете. Тем не менее, я, попробую описать главные черты этого чудовища, по крайней мере, те, которые мне удалось заметить. Первое, что бросалось в глаза, это копна грубых спутанных черных волос; присмотревшись, начинаешь замечать, что грубая черная шерсть покрывает все, до безжизненности, худое тело, почти скелет, но, несмотря на жуткую худобу, на костлявом теле заметно выделяются напряженные жилы и мускулы, похожие на тугую скрученную проволоку. Руки темные и бледные, покрытые, так же как и тело, грубой длинной шерстью с ужасными костлявыми пальцами, похожими на когти. Глаза, горящие желтым огнем, имеют иссиня-черные зрачки, они пристально смотрят на царя, сидящего на троне, и в глазах этих пылает ненависть, свойственная лишь только демонампорождениям Ада. Представьте себе паукаптицееда из Южной Америки, но только в человеческом обличии, наделенного почти человеческим разумом, и вы получите хотя бы некоторое представление о том ужасе, который внушало это отвратительное существо. Кому бы я не показал эту фотографию, все говорили одно: Этот рисунок выглядит как живой, как будто его рисовали с натуры.
Как только первое потрясение, тот неодолимый страх, понемногу прошел, Деннисстоун украдкой посмотрел на хозяев, у которых он находился в гостях. Ризничий закрыл глаза руками; а его дочь судорожно перебирала четки, уставившись на распятие, висевшее на стене.
Воцарилась тишина, которую внезапно нарушил Деннисстоун. Эта книга продается? спросил он.
Среди хозяев была всё та же нерешительность, всё те же колебания. Это он уже видел. Но тут последовал ответ:
Да, конечно, Вы можете её купить.
Сколько Вы за неё просите?
Я бы за неё хотел получить двести пятьдесят франков.
Деннисстоун опешил. Даже у самых отъявленных мерзавцев среди охотников за антиквариатом иногда есть совесть, но Деннисстоун не был таким, и его совесть была гораздо чище, чем у тех, кто гоняется за сокровищами давно минувших эпох.
Дорогой мой человек! твердил он, Ваша книга стоит гораздо дороже, чем 250 франков. Уверяю Васона гораздо ценнее.
Но ответ был неизменным: Мне нужно только 250 франковне более.
Действительно, упустить такой шансэто просто преступление. Чек был выписан, деньги уплачены, удачную сделку, как и положено, скрепили бокалом вина, и ризничий сразу начал преображаться. Он перестал подозрительно озираться по сторонам, выпрямился и как-то даже повеселел, начал смеяться или, скорее, попытался рассмеяться. Да, только, Деннисстоуну уже пора было уходить.
Разрешите мне, месье, проводить Вас до Вашей гостиницы? спросил ризничий.
Ой, да что Вы, не стоит беспокоиться, здесь всего каких-то сто ярдов. Эту дорогу я хорошо запомнил. Ночь, луна, скажите, кто откажется от такой чудесной прогулки?
Ризничий три или четыре раза повторил свое предложение, но неизменно получал всё тот же отказ.
В любом случае, месье, Вы можете в любой момент позвать меня, если, не дай Бог, что-нибудь случится, и советую Вам держаться посередине, уж очень плохая обочина у нашей дороги, да, и сама она ухабистая.
Да, да, конечно, ответил Деннисстоун, которому натерпелось остаться наедине со своей драгоценной книгой и как следует её рассмотреть; после чего вышел в переднюю, держа альбом под мышкой. Здесь его ждала дочь ризничего; со стороны могло показаться, что она подобно Гиезию, боится не упустить свой шанс и хочет получить какую-нибудь мзду от гостя, с которым её отец заключил такую, выгодную для него, сделку.
Монсеньор, посмотрите, у меня для Вас серебряное распятие на цепочке. Не соблаговолите принять её?
Надо же, какая чудесная вещь! ответил Деннисстоун, Он не носил крестика на шее. И, сколько мадемуазель за него просит?
Ничего, монсеньор, мне не нужно ничего. Это мой подарок, от чистого сердца.
Безусловно, тон, которым были произнесены эти и все последующие слова, был искренним, Деннисстоун попытался было отказаться от подарка, но был вынужден уступить под натиском уговоров, и позволил девушке одеть ему цепочку на шею. Выглядело так, словно, он оказал ризничему и его дочери какую-то неоценимую услугу, за которую они и не знают, как отблагодарить. Он покидал их дом с книгой под мышкой, а они стояли на пороге, провожая его, и долго махали ему вслед, пока тот не добрался до дверей своей гостиницы Шапо Руж.
Ужин закончился, Деннисстоун ушел в свою комнату, закрыл замок и остался наедине со своим приобретением. Хозяйка гостиницы проявила к нему особый интерес после того как узнала, что тот побывал в гостях у ризничего и купил у того антикварную книгу. К тому же, ему послышалось, будто ризничий пришел в гостиницу и они с хозяйкой о чем-то шептались в проходе, за дверями парадной столовой; из их разговора он сумел разобрать всего лишь одну фразу«Лучше бы Пьер и Бертран заночевали в гостинице», которую он услышал в конце их разговора.
Всё это время, нарастающее чувство тревоги волной подкатывалось к немувероятно, своего рода, ответная реакция периферической нервной системы после такого удачного торга, подумал он. Но, что бы это ни было, он чувствовал присутствие в комнате кого-то постороннего и, поэтому ему было гораздо спокойнее, когда он сидел спиной к стене. Конечно, всё это мелочи, по сравнению с действительной ценностью такого приобретения. А сейчас он был один в своей комнате. Перед ним лежал альбом каноника Альберика, который теперь принадлежал ему, куда он в любой момент мог заглянуть, если вдруг пожелает найти что-нибудь чудесное.