Ты голодный, что ли? прищурился правый господин. Левый усмехнулся, обнажив крупные, как у лошади, белые зубы.
Голодный, барин, признался Мишка, судорожно размышляяразговаривать ли с этими странными господами или бежать прочь, пока есть силы? Со вчерашнего дня крошки во рту не было!
Ну что же, Иван Викентьевич, повернулся правый господин к левому. Голодный мальчик. Все, как вы заказывали!
Однако, однако, Владимир Христофорович, закачал головой левый господин. Истинно, в праздник все наши желания исполняются.
Ну так что, Иван Викентьевич, готовы исполнить сказанное?
Я от своих слов, Владимир Христофорович, не отказываюсь!
Мишка сделал еще шаг назад, вспоминаятам, за спиной, есть арка, в которую он может нырнутьи потом бежать, бежать, бежать не оглядываясь, от этих странных и жутких господ с бородками клинышком и в золоченых пенсне. Но стоптанная, не по размеру калоша скользит, выворачиваетсяи Мишка падает навзничь, глухо ударяясь затылком.
Как две тусклые луны над ним появляются лица молодых господ.
Очень голодный мальчик, замечает правый господин.
Великолепно голодный мальчик, поддакивает господин левый.
Мишка смотрит в ясное, заботливо вычищенное небесными дворниками небо, в невероятно белые звезды, которые, наверное, эти же дворники начистили меломчтобы ярче сверкалии молчит.
Мальчик, ты хочешь вкусно поесть? спрашивает правый господин.
«Господи Исусе Христе, думает Мишка. Пусть они ничего дурного со мной не сотворят».
Бесплатно, уточняет левый господин. И еще полтинник получишь.
«Господи Исусе Христе, помилуй мя грешного, в такой-то святой праздниктакое искушение».
Да ладно полтинник, подхватывает правый. Рубль. Рубль хочешь сверху?
«В руки твои препоручаю себя, Господи»
Хочу! говорит Мишка и резко садится. От боли в затылке начинает мутить, перед глазами пляшут разноцветные мушкино он хочет этот рубль, хочет есть, хочет!
Вот и прекрасно, хором смеются молодые господа и поднимают Мишку подмышки.
* * *
В трактире тепло, и Мишка тотчас же соловеет. Он медленно скользит взглядом по висячим лампам, по деревянным столикам, по картинкам на стенекак они называются, оле оли олигра? и чувствует, как его веки наливаются свинцовой тяжестью. Он пытается не клевать носоми вслушивается в то, что ему объясняют молодые господа.
Мы, брат, поспорили, постукивает пальцами по столешнице правый. Ты ничего такого не подумай, спор серьезный и даже я бы сказал, научный.
Естественно-научный! поднимает палец левый, изучая меню.
Мишка кивает, облизывая пересохшие губы. Снег в галошах растаял и ему кажется, что его ноги опущены в холодные лужи.
Так вот, продолжает правый, тыкая левому в меню на какую-то строчку. Остендские, думаю. Ты, как мы понимаем, человек в разносолах не искушенный, корку хлеба за деликатес почитаешь, так?
Мишка опять кивает, не сильно заботясь, о чем идет речь. Его обещали покормить и за это дать рубльбольше его ничего не интересует.
Вот мы и поспорили, сможет ли человек неопытный оценить незнакомое лакомствои съесть его с таким же удовольствием и столько же, сколько человек знающий.
Мишка снова кивает. Еда и рубль, рубль и едавот и все, что ему надо.
И ежели такое произойдет, то будет означать, что человек благородный и человек самого низкого происхождения в кулинарных науках суть одно и то же.
Кивок, кивок, кивок.
Но рубль! уточняет правый. Только в том случае, если съешь все. Так как это исключительно моей волей тебе вознаграждение. А полтинникот Ивана Викентьевича, если сдашься. Усвоил?
Кивок, кивок, кивок. Рубль, конечно же, лучше полтинника. Мишка сделает все, чтобы получить рубль.
Чудесно, левый машет рукой, подзывая полового. Тогда и начнем, пожалуй.
* * *
Мишка пытается прижать к небу упругий комокно тот никак не поддается, словно специально ускользая от языка. Тогда он зажмуриваетсяи судорожно дергая челюстью, пытается проглотить. Это получается лишь с третьей попыткикомок на мгновение застревает у Мишки в горле, заставляя хрипло застонать, а потом проскальзывает в живот.
Во рту стоит вкус тины, глиныи почему-то мокрых тряпок. Мишку чуть не выворачивает наизнанкуно перед глазами заманчиво маячит рубль, и поэтому он лишь сцепляет зубы и остервенело шмыгает носом. Господи Исусе Христе, помоги. Это был только первый комока во льду лежит еще дюжина без одного: словно загустевшие на морозе чахоточные харчки Грихи Рябого.
Мишку снова передергивает.
Да, брат, ухмыляется правый господин. Это тебе не кислые щи.
Запить бы сипит Мишка.
Запитьхорошее дело, соглашается господин. Как там дорогой моему сердцу Антоша говорил? «От водки пожжет, подерет тебе в горле, а как проглотишь устрицу, в горле чувствуешь сладострастие»?
Именно! кивает левый.
Да, Иван Викентьевич, сла-до-страсти-е!
Однако же, Владимир Христофорович, ежели мне память не изменяет, на питье мы не договаривались! И так поиздержались изрядно!
Ай, шалун, Иван Викентьевич, грозит правый пальцем левому. Чуете, что проигрываете! Ничего, не разорит вас этот маленький спор. Но так и быть, уговор есть уговорпро питье речи не было. Мальчик, кушай так. Вот, из раковинки отпей, живее пойдет.
Мишка запрокидывает голову и вливает из пузатой раковины, в которой когда-то лежал злополучный комок, в рот тягучую прозрачную, отдающую плесенью, жидкость. Становится только хуже. Горло обволакивает болотистой жижей, запах тины начинает щекотать ноздри изнутри. Он зажмуривается, стараясь не думать, что же он есттакое скользкое, омерзительное, странно трепещущее, когда касается языка.
И продолжает вкладывать в рот, дергать челюстью и глотать. Вкладывать в рот, дергать челюстью и глотать. Вкладывать, дергатьи глотать.
Наконец он доедаетесли это можно вообще назвать едойпоследнее.
Правый господин заразительно смеется, левый кривится. Мишке суют в руку рубльи выпроваживают из-за стола.
* * *
Что я ел? Мишка хватает шустрого полового за рукав. Тот оборачивается. Это мальчишка чуть постарше Мишки, черноглазый, востроносый, с обильно напомаженными курчавыми волосами.
Дык вустрицы ж! хихикает, глядя на Мишку. Не признал, что ли?
Мишка мотает головой, прислушиваясь к своему брюху.
Ну брат! половой откровенно смеется над глупым оборванцем, который и сам не понял, что сожрал. Вустрицы, брат, это такое блюдо, которое не всем дается!
Так что это? тихо спрашивает Мишка, чувствуя, как по спине начинают скрести коготки страха. Постное али скоромное? Мясо, рыба, фрукт какой?
Ой, брат! половой всплескивает руками и оглядываетсяне требуется ли он сейчас комуа потом гордо возвещает: Вустрицаэто не мясо, не рыба и не фрукт!
А что? упавшим голосом шепчет Мишка. Неужели человечина?
Хуже, хихикает половой. Это гад такой морской. И едят его смуглое лицо с вострым носиком приближается вплотную к Мишкиной веснушчатой роже. живьем!
Что? Мишка отшатывается и хватается руками за брюхо. Теперь он понимает, что же такое билось и дрожало у него во рту! Безбожное делоесть кого-то живьем!
Половой мстительно усмехается: этот уличный оборванец налопался дорогущих деликатесов, на которые сам половой может только облизываться, ну ничего, теперь эти вустрицы оборвышу горлом встанут!
А еще половой понижает голос до шепота. Они пищат, когда их ешь! Богу своему вустричному молятся, чтобы тот когда-нибудь покарал тех, кто его деток малых живьем лопает. Таких, как ты!
Мишка кричит в ужасе и, зажимая уши руками, бежит прочь. Половой заливисто хохочет ему вследпока не получает подзатыльник от хозяина. И никто не замечает, что за их разговором наблюдает еще одинтретиймолодой человек с бородкойпусть и не настолько щегольскойи в пенснепусть и не позолоченном.
* * *
Мишка плетется по заснеженной улице. Рубль, зажатый в кулаке, жжет как уголек из костра.