Элли садится на табуретку, подхватывает сиденье и, осторожно перебирая ногами, идёт к кухонному окну. Она оказывается у него и начинает слышать звуки того страшного мира.
Я знаю, как ветер поднимает занавески, из-под них пробивается электрический свет злобных ведьм и драконов. Я знаю, как бьют мечом и молотом по стенам нашим защитным, они оглушают, и после них под занавесами может быть мокро. Мама сказала этослёзы её, ведь она нас защищала. Но я читала в книгах когда-то, что есть много непослушных детейзначит, и другие дети бывают в опасности и их тоже нужно спасать, но где они? Могут ли стать наши стены их защитою? Иногда я слышала отблеск огняподжигали подножия нашего дома и заставляли вдыхать гарь. Я плакала, но мать приходила и мокрыми тряпками обвешивала занавесы. Так было много раз, но мы не горели, тогда, возможно, там горели другиеи им нужны другие стены. Мать защищала меня, но в защите нуждались другие! голос Элли становится громче. Девочка встаёт на цыпочки. Одной рукой она проводит по мрачным занавесками, а второй держится за стул. Прошло так много лет и опасностей, мы остались живы, наши стены сильны и ничему не по чём их снести, может, пора другим дать приют? Наши стены так сильны, может, пора открыть занавесы и заколоть всё зло, что рвёт раз за разом мою мать, что поджигает чужие стены и заставляет меня плакать? Я знаю, как ветер поднимает занавески, а под ними свет. И иногда я слышу из-под оставленных щелей крик людейих там много, а я всё здесь.
На лестничной площадке становится шумно. Элли резко одёргивает руку и поспешно со стулом добирается до гостиной, чтобы там дождаться маму. Мама заходит, улыбается, у неё снова порвано пальто, как и много лет назад, Элли подходит к женщине и целует её руки, но в этот раз она не останавливает взгляд на лице матери, а уводит Мать замечает печаль дочурки:
Милая девочка, ты меня дождалась. Я принесла из того мира клубнику, ты ведь любишь её?
Не люблю. Я люблю лишь тебя, мамочка!
И каждый раз, отныне, когда уходит мать, девочка пробирается к окнам. И слушает. Пару раз она оступалась, оказывалась на полу и не держала ладонь на стуледевочка начинала плакать и звать маму, но затем, видя, как никто и ничто не желало её похитить, она успокаивалась. Вставала. И шла к окну.
И уже через пару месяцев она находилась у окна без своего стула.
Вчера они было теплее, говорит Элли, проводя ладонями по занавесками. Я давно хотела и думала об этом. Нет, Элли. Мама запретила открывать их: иначе сердце сойдёт с ума, а кожа покроется волдырями. Но ты уже непослушная дочь, Элли! Ты ступила на пол и стала Рапунцель, девушка ухватилась за край занавески и, как делала мама, слегка отодвинула занавеску влево. Затем ещё немного. И солнечный свет лучом пробил кухню. Замирает Элли: смотрит за вражеским лучом глаз, как по ним летят пылинки, готовые погубить с дыханием. А ладони становится теплее. Это глаза злых и кровожадных драконов? Но мне тепло. Впервые телу стало так тепло, это не так, как с одеялом. Глаза Элли зажигаются, а изо рта слышится несмелый смех. Это глазану и что же? Пусть смотрит. А мне станет тепло, и буду я так полная тепла, что, обняв маму, я подарю ей его.
Элли крутится у окна и не старается смотреть в глубину его, чтоб ещё больше не искушать душу. Одна рука держит занавеску и наполняется теплом, как и часть плеча.
Слышится шум на лестничной площадке. Элли задёргивает занавеску и бежит к стулу. С трудом успевает.
Мать входит, дожидается поцелуя. Элли спрыгивает со стула и несётся к матери. Она берёт руку матери и хочет уже чмокнуть руку, как женщина отдёргивает от себя дочь. Она резко хватает тоненькую руку:
И почему? кричит женщина. Я тебя защищала, оберегала, а ты? Твои руки согреты не мной, на них я вижу следты покорилась оку, и оно сожгло твою кожу. Я вижу всё, моё сердце предчувствовало муку. А ты вонзила в меня кол! Предала! женщина напирает вперёд, пока дочь пытается вытянуть свою руку. Элли встряхивают. Она падает на пол, но её продолжают тянуть вверх мамины руки.
Мама, не надо. Я больше не буду! Прости неразумную дочь. Я опечалила тебя.
Ты!.. Маленькая глупая дура, воет мать в лицо дочери. По детским щекам текут слёзы. Вторая ладонь женщины поднимается и проходится по серой щёчке. Я должна оградить тебя от дурного влияния ока драконов. Каждый день выхожу, воюю с соседними тварями, пока твою душу, здесь, похищают дьяволы. Закрой же свой рот, милая Элли, или хочешь, чтоб они пришли за тобой? крик превращается в шёпот. Хныкающей дочери мать показывает палец у сомкнутого рта. Ты думаешь солнце светит всем, что его тепло не опасно? Ты родилась такой слабой и наивной. Не убереглаи оно пожгло тебя. Ты моя нежность, ну почему ты не слушаешь мать свою? Я вынуждена идти туда, чтоб прокормить тебя.
Мамочка, я больше не буду.
Они безжалостны и только ждут, когда такие как ты заглянут за занавесы.
А как же ты? Кто научил тебя туда идти?
Я была сильна, я не подкупна, я не покоряюсь солнцу и слову. А тыдурна и навечно будешь оберегаться здесь, или не помнишь, что случилось со златокосой и слепой девицей? Матушку не послушала и умерла на розах.
А что такое розы, мама?
Ах, твоё сердце привязано, как мне его уберечь!? мать садится на колени к дочери и берёт в свои ладони личико Элли. Заглядывает в нежные красные глаза. Как мне тебя защитить, пока вокруг бушуют войны, злоба и предательство? Мы связаныя сразу почуяла тебя в опасности-и-и. Мы связаныты была рождена из меня. Ты так хотела знать солнце и дала себя разить, посмотри на кожуоно опасно для тебя. Слушай меня, свою маму, лишь я могу защитить тебя. Лишь я твою душу способна уберечь. Ни солнцу, не демонам, никому не отдам, ты будешь здесь и будешь навсегда.
Действие III
Мать уходит за дверь. После неё в гостиной остаётся Элли. Она сидит в кресле, её рука связана плотной верёвкой, что была привязана к батарее. Больше чем на метр от кресла Элли не могла уйти.
Элли сидит и смотрит в стеклянный шкаф, в котором находится хрустальная посуда. Преломляется её отражениевидит Элли себя, сложенную в несколько частей. А на щеке горит синий ожог. Переводит девица взгляд с хрусталя да стекла в коридор, а оттудана кухню, где окно было заколочено досками и имелась лишь щель, через которую только мать могла смотреть.
Что там дальше, кроме света ока драконов? Льётся ли лава, летают дьяволы и смотрят на меня? Я была непослушна: мать хотела сберечь меня. Оно хотела, что б я поняла, как поступают дьяволы, поэтому поцеловала меня жёстко, но почему я хочу оказаться там, за деревянным занавесом? Почему будто сердце плачет. Почему слёзы продолжают стекать по щекам, если я должна быть счастливой? Я в безопасности, и больше солнце не обожжёт меня. Вот таково имя дракона, что поджидает меня? Солнце. Солнце светит каждый день. Солнце даёт тепло, обманывая им, чтоб душу украсть. И снова я одна. Мама идёт биться с ним, чтоб Солнца не стало. И тогда оно перестанет светит и будет мне не опасно, но почему? Будто сердце плачет, а я хочу туда? Я. Хочу. Туда, Элли дёргает рукой, верёвка не рвётся. Элли опускает голову. Я не хочуэто всё обман. Происки дьяволов!
Элли считает, сколько минут нет матери. Луч Солнца, из щели, становится всё меньше. Элли включает торшер и берёт в книге отобранную мамой книгу. Она начинает читать вслух, по слогам.
В од-ной стра-не жи-ла ко-ро-ле-ва, пропуск, и бы-ла у неё дочь. Од-наж-ды зла-я ведь-ма, и снова пропуск. Пропуск. Пропуск! девочка скребёт по жёлтым листам пальчиком. Какой смысл читать, если всё пропуск? Мама на каждой странице оставляет линии, вычёркивает ими слова. Что за ними? Ещё один занавес, что не даёт узнать форму Солнца. Раньше не задавалась вопросами, считала, что так надо. Но помню её, как в ночи стучала мама молотком. Она забивала занавес досками, но вся комната ночью, пока доски не стали стеной, была озарена электрическим светом. Мама не погибла, свет не обжёг. В полной ночи свет электрический! Я хотела встать на цыпочки, но не успела. Так что там за чертой? Какой свет, какой был монстр? Почему на множестве слов мать приставляла к концу буквы «а» и зачёркивала «и»? Комод был, стена была, солнце былов чём различие слов, если для каждого буква своя? Ещё одна стена, за который следует перелезть. Ещё одна стена. Если я стану сильней, смогу ли долг матери облегчить? Тогда мы обе будем биться с оком драконов и никто не будет её одежду рвать? Я буду храброй дочерью её.