А, ты уже здесь! Держи! Родриго почти сразу подбежал ко мне и набросил на мою шею тяжеленный фотоаппарат. Да кто ж ими пользуется ещё?
Я прошел в зал и увидел, как настраивают инструменты. Зрители и слушатели собирались в небольшие группы, тесно друг к другутолько по два человека. Желательно, чтобы это были те люди, между которыми потом будет любовная связь. Ну, вы понимаете, постель. Так, мне кажется, куда меньше рисков, что вирус пойдет куда-то дальше этих двух. Остальныена расстоянии двух метров.
Засмотрелся я тут на одного странного парня. Под глазами у него были синяки, и он по очереди проносился между всеми стоящими, нарушая дистанцию. Если он будет и дальше так натягивать капюшон, то порвёт свою толстовку. Что-то предлагает кому-то. Ой, ко мне бежит!
Брат, кайфануть хочешь? спросил он.
Спасибо, но у меня есть приглашение, я друг Родриго, он тут выступает, ответил я бодрым голосом.
Ощущения ярче не хочешь? он как-то странно заулыбался.
О чем ты?
Ну, кайфануть, приятель. Не тупи!
Ой, не-е-ет, спасибо!
Знаю я эти ловушки, нам про них еще в школе рассказывали.
Думаете, он мне предлагал таблетки или порошок? Ой, нет, что вы. Максимум, косячок. С наркотиками у нас тут борются активно. При особенно сильном желании, я даже мог бы сейчас позвонить в полицию и описать этого странного гражданина. Его бы сразу поймали. Жаль, что он не марсианин: тех вообще вяжут за считанные секунды. Я же боюсь пропустить выступление Родриго, мне не до разборок.
А вот и он! Когда мой друг вышел на сцену, весь зал погрузился в тишину. Родриго выглядел весьма уверенно: на нем были грязновато-серые джинсы и черная кожаная куртка, надетая поверх футболки с какой-то дьявольщинойне знаю, я вообще держусь от всего этого подальше.
Подняв вверх фотоаппаратэтот громадный и старинный артефакт, что висел на моей шее, словно удавка, я начал ассистировать Родриго на его пути к славе. Разумеется, мне от этого ничего не будет, никто даже не заплатит. Но я действовал четко по инструкциям: приближал объектив в тот момент, когда его рука начинала выжимать из глянцевой гитары все соки. Да уж, кто сейчас по-настоящему кайфовал, так это Родриго, а не та девчонка, блюющая прямо на пол. Это от того, что у нее, наверное, отравление или мутировавший вирус. Я уверен. Глаза Родриго были закрыты, он играл почти вслепую, и, когда музыка уже лилась в зал и в наши уши, он внезапно запел.
«Моя родная Руни-Джун, покажи мне свой» ой, не тот отрывок, конечно, чтобы вам тут его описывать. Но я и не буду, это Родриго девушке своей посвятил. Знаете, там после этого была еще баллада, которую он сочинял в тот период, когда фанател от танцовщицы из школьной группы поддержки. Признаться, она была хороша, конечно, но никогда не посмотрела бы на такого, как Родриго. Ей подавай уже обеспеченных, готовых бизнесменов. Что странно, потомв один прекрасный весенний вечерее всей группой отымели в туалете колледжа. И Родриго там не было, кстати. Это я услышал от одногруппников в университете.
Сначала Родриго пел долго о любви, и никого из нас это не вставляло, но затем началось мясопесня о чудесной проститутке Лили, у которой вместо ногколёса. И весит она сто пятьдесят килограммов. Хотя бы что-то интересное! Я внимательно следил за публикой: у нас так принято, что если чьи-то чувства задеты, об этом сразу же говорят. Да, кстати, вспоминая этот момент, забегу вперед: на выходе из клуба через десять минут соберутся сраные гуманоиды с плакатами. Там будут лозунги в стиле: «Хотим свободы!», «Равенствонаше требование» или вот еще смешной опус: «Требуем справедливой оплаты труда!». Ха, ещё чего! Да эти твари когда в автобус заходят, каждый нормальный хаасец брезгливо свалит оттуда. Чужаки нам здесь не нужны, но куда их девать? Вся надежда, что сами вымрут как-нибудь, если силы не приложить.
Родриго завел толпу по-полной. Прыгни он, как на старых записях концертов, в целую кучу поднятых рук, его бы вокруг планеты пару раз обнесли. А вот ваш друг, Жорж Монсиньи, начал с этого момента серьезно задумываться.
Я не мог перестать задаваться вопросом: как мне подойти к тому, чтобы стать великим писателем? Само собой, я понимаю, что для начала, как ни странно, надо просто писать. И я пробовал: даже месяц себе давал на создание величайшего романа современности. Но так вышло, что за две недели не написал и первых десяти страниц. Я набросал очень красивое, как по мне, начало, интригующее. А затем понял, что все как-то начинает идти не туда. Перечитал еще раз и понял, какое же это убожество. И на этом как-то все.
Когда у Родриго заиграла уже восьмая по счету песня, мне стало только хуже. Я видел, что мой друг уже совсем вошёл в кураж: снимая его уже с меньшим энтузиазмом, я наблюдал за этой бешеной энергией, которую он воплощал на сцене. Не зажимался, не боялся перепутать слова в тексте. Пару раз оступился только, но это была мелочь.
Вообще, я боялся таких сюрпризов в своей голове тем вечером. Изначально мне просто хотелось остаться дома и посмотреть что-нибудь интересное по телеку. Я пока штаны надевал, кое-что услышал: оказывается, над верхушкой нашего города есть еще какая-то верхушка, и эта верхушка куда важнее любой из тех, что есть на планете. Так вот, с этой верхушки нам и диктуют, что слушать, а чтосмотреть. И якобы все актеры, певцы и писатели знают об этом и программируют народ. Чему-то страшному поклоняются. Я Родриго об этом не сказал, чтобы тот не волновался. И не сказать, чтобы я сильно верил в это сам: мне никто не звонил и не требовал писать что-то особенное, чтобы людей программировать. В общем, полный бред! Но, согласитесь, затягивает.
Все, что творилось в клубе тем вечером, указывало на атмосферу чего-то грандиозного, а волнение и мандраж от Родриго передавались всем окружающим. В перерывах к нему постоянно в гримерку забегали то менеджер клуба, то какая-то симпатичная блондинка с кофе: ее черты я запомнил особенно четко, чтобы вечерком расслабиться, так сказать. Вы же меня понимаете? А что касается волнения и энергетики, так эти вещи меня брали совсем по-другому. Песни моего друга звучали передо мной так живо и звонко. Даже не верилось, что когда-то все это было лишь у него в голове. Это круто. Но я тут же представил себе нечто совсем другое.
Все эти люди забегают ко мне. Большое подсвеченное зеркало. Я причёсан, одет с иголочки, выгляжу достойно. Вокруг меня носятся и ассистент клуба, и та забавная блондиночка, готовая на большее, чем просто принести стаканчик с кофе. Потому что это я. Выход через считанные минуты. Волнение и небольшая хрипота в голосе: так отрывок моего романа, который будет зачитываться публике, зазвучит ещё лучше. Блаженно растворяясь в этих мыслях, я даже не заметил, как Родриго уже заканчивал свой концерт, благодаря всех, кто пришёли меня, в отдельности («Моему самому лучшему другу Жоржуты для меня как брат»). Ой, как хорошо, что со стороны моя глупая улыбка выглядела так, словно я нахожусь в полном восторге от шоу Родриго.
Мой друг попросил охрану клуба вывести меня на улицу с черного входа. Там я должен был подождать его, поздравить от всего сердца с таким успехом, разделить опьянение подступающей славы, а затем уехать домойв гордом одиночестве. К Родриго зачем-то прицепился менеджер: нужно было срочно решить какие-то вопросы, ответить на пару придирок от журналистов. В общем, какие-то мелочи. Мое внимание в тот момент привлекли звуки, доносившиеся с репетиции из крохотного зала напротив. Вечерняя музыкальная школа, если я правильно помню. Да, именно она там находилась. Сначала я услышал, как настраивались духовые, а вот затем там по-настоящему заиграла музыка. Волшебная музыка.
Эти звуки Это же Дебюсси! Черт побери, да я на сто процентов уверенДебюсси! Я сразу его узнал. И погрузился в транс. Что-то очаровательноенаследие прошлой цивилизации.
Меня сразу же одолела жгучая смесь из чувств, словно все их поместили в огромный блендер, включенный на полную мощность. Я больше не стоял на вонючих задворках неизвестного клуба. Я возносился над городом, большея парил где-то в небесах. Лишь мое земное тело стояло как вкопанноесразу рядом с мусорными баками, что весьма иронично.
Черт, как же это гениально. И как же я далек от всего этого. Жорж Монсиньиполная бездарность.