Несмотря на строгие запреты учителей, дети предпочитали играть на переменах не во дворе, а на погосте. Кладбище завораживало. Кладбище пугало. Кладбище манило своей непостижимостью. Чем дальше в лес, тем меньше было оградок, тем больше было плит, ушедших наполовину в землю. На ту часть погоста дети старались не ходить, недолго и провалиться в какую-нибудь могилку. Но Никита однажды набрался храбрости и пошел туда, куда даже взрослые ступать боялись. Правда, и несся оттуда пулей, хотя ничего особенного не увидел. Но почему-то надолго запомнил скромный памятник, на котором было написано: «Здесь покоится прах добрейшего и честнейшего раба Божьего Ивана Петровича Веретенникова, приказчика М. Хохрякова, жившего с 1886 по 1925 гг.».
Никита подошел к школе со стороны кладбища. Щелк! и на экране высветилась колючая проволока с охранниками в странной форме.
Ему опять стало не по себе. Он опустился на стоящую рядом лавочку и, только немного придя в себя, понял, что лавочка эта совершенно новая и стоит на чьей-то свежей могилке. Но сил подняться у него не было
Нехорошие предчувствия охватили Никиту. Жизнь, такая понятная еще час назад, стала вдруг странной и непредсказуемой. Что происходит? И только ли с ним? Или, может, со всеми?
Чья-то прохладная ладонь легла ему на плечо
«Мертвяк!» подумал Никита и от ужаса закрыл глаза.
Вот, приходил на могилку к родителям, услышал он голос учителя физики Юрия Николаевича и облегченно вздохнул. А ты что здесь делаешь?
Я я мне начал Никита.
Пойдем со мной. И все расскажешь.
Ага, шумно выдохнув и чувствуя небольшой прилив сил, Никита поплелся следом.
Учитель подошел к скамейке у школы.
Садись. Бледный, как смерть. Что-то произошло?
На душе у Никиты полегчало: хоть кому-то он сможет рассказать о том непонятном, странном и пугающем, что случилось с ним за последний час.
Н-да, интересная штука, произнес Юрий Николаевич, выслушав его сбивчивый рассказ. Дай-ка мне это чудо техники, хоть в руках подержу. Никита протянул смартфон. Хм, так-так, что тут за фотографии
По окаменевшему лицу учителя он понял, что случилось что-то не очень хорошее. А может, даже плохое. Ну-ка, посмотрим настройки, сказал Юрий Николаевич сдавленным голосом. Та-ак Предупреждение видишь?
Ага
Читал?
Нет.
Смотри. Выделено жирным шрифтом. «Предупреждение владельцам смартфона. Компания оставляет за собой право начать игру с пользователем в любой удобный для нее момент» Та-ак что там дальше? Ага, видишь? Вот здесь: «Если в это время смартфон окажется недостаточно заряженным, то за исход игры компания ответственности не несет».
Что за игра? дрожащим от волнения голосом спросил Никита. На его старомобыкновенном, кнопочном, который Рита почему-то называла «деревянным», телефоне тоже была игра, да не одна, но играть или нет, всегда решал он.
В принципе, ничего особенного, успокоил его учитель, но лицо его оставалось напряженным. Главноеследить, чтобы он всегда был заряжен. Только и всего.
А если игра начнется, еле ворочая языком, спросил Никита.
Начнется, так и сыграешь, сказал Юрий Николаевич. Думаю, что это даже интересно. Я, если честно сказать, завидую тебе белой завистью. Счастливчик! Мне бы такой смартфон! он взглянул на часы. Все, мне надо бежать. Да и у вас вот-вот начнется репетиция.
Юрий Николаевич сунул Никите смартфон, поднялся со скамейки и пошел прочь быстрым шагом.
Никита посмотрел ему вслед. На душе полегчало. Теперь все, что происходило, воспринималось совсем по-другому. Подумаешь, игра начнется! Начнется, так он, Никита, и сыграет. Но тут же вспомнился взгляд учителя, окаменевшее лицо, когда тот рассматривал фотографии Его определенно что-то напугало. Ночто?
В растрепанных непонятных чувствах Никита двинулся к библиотеке. Вот-вот должна начаться репетиция.
Глава 5
Рита обвела глаза толстой черной подводкойи они сделались такими огромными, что она стала похожа на сову, прилепила накладные ресницы, большими темно-синими кругами обозначила веки, на щеки наложила румяна, чтоб оттенить белизну кожи, и, наконец, нанесла на губы блестящую розовую помадукак раз в тон платью. Хороша, ой хороша! Жаль вот только, что в этой дурацкой Берёзовке оценить ее некому.
Из кухни донесся мамин голос:
Ну знаешь ли, пупсик
Так грозно слово «пупсик» еще никогда не звучало. Оно как будто бы было выковано из стали с изрядным добавлением чугуна. Обычно тон матери в разговоре с отцом менялся с нежного на требовательно-суровый где-то на третий или четвертый день ее пребывания в Берёзовке. Соответственно, менялся и «пупсик». Ну а потом пупсик превращался в изверга, исчадие ада, несчастье на всю жизнь И, разумеется, в человека, с которым у нее давно уже нет ничего общего. От отчаяния мать начинала рыдать, заламывать руки, бить посуду и срочно покупать билет в следующее турне. А что ей еще оставалось делать?
Рита приблизилась к кухне. Что случилось? Чем на этот раз отец довел бедную женщину до нервного срыва?
То, что услышала Рита, лишило ее сил. С трудом, по стеночке дойдя до своей комнаты, она взяла пуф, перетащила его в коридор и, совершенно ослабевшая, села, опершись спиной о стену. Стена оказалась очень холодной, но Рита не обращала на это внимания. Фразы падали на нее, как тяжелые камни, и от каждого услышанного слова ей становилось все хуже.
И что, я теперь не смогу съездить даже в Турцию? визжала мать.
Что значит «даже»? послышался усталый голос отца. Теперь, Марина, ты уже вообще никуда не сможешь съездить. По крайней мере, в ближайшие три-пять лет. А может, и вообще никогда!
Бах! разбилась чашка. Бах! разбилась большая тарелка. Рита за многие годы разбирательств родителей легко могла отличить, что разлеталось на осколки.
Ты вообще думаешь, что говоришь? продолжала визжать мать. Как ты представляешь мое пребывание в этой дурацкой Берёзовке? С ума, что ли, сошел?
Марина, пойми, мы разорены! Вчера я продал машину. Сегодня выставил на продажу коттедж! Правда, даже представления не имею, кто его сможет купить Разве что кто-то из приезжих. Так сюда не едет-то никто
Какой коттедж?
Какой-какой? Тот, в котором мы живем!
У Риты закружилась голова, и она вцепилась в ручку туалетной двери.
Бах! В ход пошла тяжелая артиллериявенецианский хрусталь.
Марина, пойми, меня крепко подставил партнер! Я верил ему, как себе
Ну, это ты можешь!
А он оказался подлецом, каких мало!
Вот-вот! Верь больше людям!
Ну а как же без этого?
Подожди, Лень А когда же Москва?
ЧтоМосква?
Мы же хотели переехать в Москву! Этим летом! Лень!
Услышь меня, Марина! почти закричал отец. Не поедем мы в Москву, не поедем! Здесь будем жить! Мы разорены, Марина, пойми ты это!
Ну а ребенок?
Какой ребенок? У тебя есть ребенок? страшно захохотал отец.
Прекрати издеваться! Что теперь с Ритой?
А что с Ритой?
Ну она же мы же в Москву
Рите придется взяться за ум Осваивать школьную программу, догонять класс.
Так у нее же одни пятерки!
Ой, не смеши меня, Марина! Можно подумать, что ты не знаешь, откуда эти пятерки! Не давал бы я на ремонт школы кругленькую сумму каждый год, плюс еще в течение года не подбрасывал бы денежку, быть бы Рите круглой двоечницей. Так что за ум придется нашей дочери взяться так же, как и тебе
Ба-бах! В ход пошла супертяжелая артиллериясудя по всему, мать метнула в отца чугунную сковороду.
Теперь стена стала не просто холодной, она стала ледяной. Но Рите было не до этого. Ее волновали услышанные только что слова.
На негнущихся ногах, оставив пуф посреди коридора, Рита вышла на улицу и побрела на репетицию.
Идти на высоченных шпильках было неудобно, к тому же туфли на самом деле оказались маловаты, и пальцы упирались в носки, а пяткив задники. Но Рита не замечала этого, так же, как не замечала ни распускающихся на тополях нежно-зеленых листочков, ни надвигающейся с запада огромной лиловой тучи. В голове звучали слова: «Мы разорены, Марина, мы разорены», «Значит, Рите придется взяться за ум».