Она успокоилась только тогда, когда поняла, что в пустом взгляде Саманты нет ни малейшего проблеска сознания. Женщина не повернула голову, пытаясь посмотреть на Салли. Она по-прежнему смотрела в никуда, только теперь не вверх, а в ее сторону. Черты ее лица оставались безучастными, рот был приоткрыт, из уголка которого тянулась нить слюны.
Время тянулось. Минуты проходили, превращаясь в часы. Девушка следила за временем по часам, висевшим на стене напротив нее. И с каждой прошедшей минутой ее мысли наполнялись воображаемыми ужасами. Она представляла себе, как эти нацистские ублюдки отрезают ее конечности ржавыми пилами, причем эти зверства, конечно же, будут проводиться без анестезии. Боль будет неимоверной, такой, какую она даже представить себе не может.
Ее ужас неуклонно нарастал, пока ей не стало казаться, что она сходит с ума. Заключенной казалось, что она находится здесь уже целую вечность. Салли повернула голову в сторону Саманты.
- Провались, ты, гребаная уродка!почти выкрикнула она.
И рассмеялась.
Да, - подумала она. - Я определенно начинаю сходить с ума.
И снова засмеялась.
Где-то в глубине сознания она понимала, что это страх и неизвестность довели ее до исступления, и ей просто нужно было выпустить пар, что полностью не свихнуться. Салли и сама не знала, почему попала в Tюрьму 13. Она не совершала никаких преступлений, если не считать таких глупостей, как штрафы за превышение скорости и курение травки. Она не была закоренелой преступницей, и ей не место в таком месте. Никто никогда не предъявлял ей никаких обвинений, не было и никакого суда, а все ее попытки добиться справедливости, или хотя бы получения каких-либо объяснений по поводу ее заключения приводили к жестоким побоям.
В Тюрьме 13 это было закономерностью.
Думая об этом сейчас, Салли чувствовала, как в ней снова поднимается старая горечь. Попав в камеру, она стала рабыней Лоры Гриер, и от страха за свою жизнь старалась подавлять свой гнев, ублажая свою злобную сокамерницу. Но теперь эта ярость грозила вырваться наружу. Ее колотило от необходимости выплеснуть ее.
Ей хотелось заорать в голос. Орать и орать, пока не охрипнет.
Но это желание пропало с появлением медсестры в синем халате, которую она уже видела раньше. Та толкала медицинскую тележку с множеством коробок. Следом за ней вошла высокая худая женщина в туфлях на каблуках и в белом лабораторном халате. Под ее лабораторным халатом проглядывалась голубое платье с глубоким вырезом и длиной до колен. Она носила очки в тонкой оправе, а лицо обрамляли короткие вьющиеся каштановые волосы. В правой руке женщины был зажат планшет с зажимом с листом бумаги на нем. Она не отрывала от него взгляда, следуя за медсестрой по проходу между рядами кроватей.
Медсестра остановила тележку у изножья кровати Салли. Открыв верхнюю коробку, она начала перебирать что-то внутри, чего Салли не могла видеть, хотя в ее представлении это били те самые инструменты, которые используют при ампутации. И без того сильно истрепанные нервы Салли полностью начали сдавать, и она едва могла вздохнуть. Врач, или женщина, которую Салли приняла за врача, тоже остановилась у изножья кровати и продолжала изучать лист бумаги, прикрепленный к планшету.
Спустя, казалось, вечность, женщина в лабораторном халате улыбнулась и подошла к изголовью кровати. Она повернула клипборд так, чтобы Салли могла прочитать то, что было написано на листе бумаги. Салли нахмурилась, прочитав один короткий абзац.
- Что? Серьезно?
Женщина в лабораторном халате кивнула.
- Tы жаловалaсь на боль в руке. Правой, верно?
Салли нахмурилась еще больше.
- Хм...
В течение нескольких месяцев она испытывала периодические боли в правой руке. Боль в суставах. Она решила, что это первый симптом артрита. Это раздражало, но не было слишком болезненно. По крайней мере, пока. Она упомянула об этом всего один раз, в столовой во время обеда на прошлой неделе. Охранников или других сотрудников тюрьмы в тот момент не было рядом, так что Салли не понимала, как эта женщина могла знать об этом.
Доктор неодобрительно посмотрела на нее.
- Ответь на вопрос. У тебя были боли в правой руке?
- В левой.
Это была ложь.
Боль была в правой руке. Но Салли была правшой, и ее охватило подозрение, что руку ей собираются ампутировать. А раз так, то она предпочитала лишиться не той руки, без которой не могла бы выполнять элементарные функции.
Женщина в лабораторном халате ухмыльнулась.
- Ты полностью уверенa в этом, заключенная?
Салли проглотила комок в горле и кивнула.
- Да, мэм. Да, я уверена.
Женщина улыбнулась.
- Это не та информация, которой я располагаю, но я допускаю, что она может быть ошибочной. Хорошо, тогда мы начнем лечение твоей левой руки.
Она нажала на кнопку на боковой стороне кровати, в результате чего спинка кровати поднялась вверх. Женщина держала палец на кнопке, пока Салли не оказалась в сидячем положении. Салли посмотрела на медсестру, которая оставила свое занятие и теперь натягивала латексные перчатки. Она была моложе доктора и очень симпатичная. Медсестра улыбнулась Салли, что можно было бы расценить как утешение, если бы не свастика на ее чепчике, которую та с гордостью носила.
Врач с размаху ударила планшетом по лицу Салли, заставив ее вскрикнуть от неожиданности и боли. Женщина закричала на нее:
- Смотри на меня!
Салли захныкала.
- Д-да, мэм. Мне оч-е-е-нь жаль.
- Заткнись!
Салли открыла рот, чтобы снова извиниться, но быстро закрыла его.
Женщина кивнула.
- Хорошо. Покорность рекомендуется. Ты слабая и никчемная. Ты согласна?
Салли ничего не сказала. Ей было велено заткнуться.
Женщина закатила глаза.
- Отвечай.
Салли смогла только один раз, дрожа, кивнуть.
- Да, мэм. Я слабая и никчемная.
Медсестра, уже державшая в руках большой шприц, подошла к кровати и вонзила иглу в руку Салли.
Салли вздрогнула и слабо вскрикнула.
Врач улыбнулась.
- Сестра Коллинз вводит тебе мощный местный анестетик. Через некоторое время твоя левая рука полностью онемеет. Это необходимо для того, чтобы ты не сопротивлялась при терапии.
Как и говорила женщина, рука Салли полностью онемела меньше чем через минуту. Ощущение распространилось дальше руки, на плечо, левую сторону груди и спины.
Медсестра выкинула шприц в оранжевое ведро у кровати и вернулась к тележке. Она наклонилась, и достала из одной из коробок большую стеклянную банку, наполненную неприятной на вид зеленой жидкостью. Медсестра, похоже, опасалась содержимого банки: несмотря на плотно закрытую крышку, она осторожно держала ее за ручки. Поставив банку на тележку, она сняла крышку, и токсичный запах, от которого у Салли заслезились глаза, распространился по палате.
Женщина в лабораторном халате сказала:
- Меня зовут доктор Воронова. Я окончила Гарвард одной их лучших и много лет проработала в одном из лучших травматологических центров на Манхэттене. Уверяю тебя, ты в надежных руках.
Салли посмотрела на доктора Воронову.
- Что в этой банке?
- Волшебный, исцеляющий эликсир, - улыбнулась доктор.
Из глаз Салли потекли слезы.
- Правда?
Обменявшись взглядами, доктор Воронова и медсестра Коллинз рассмеялись в ответ на вопрос. Медсестра подкатила тележку к кровати. Расстегнув наручник на левом запястье Салли, она взяла ее слабую руку и поднесла к банке.
Салли начала всхлипывать.
- Пожалуйста, не надо. Пожалуйста...
Доктор Воронова нахмурилась.
- Кажется, ты обманула меня, не так ли? О том, боли в какой руке тебя беспокоят, я имею в виду. Но ничего страшного. Я тебя прощаю. Тише, не надо так громко кричать. Ты все равно скоро бы почувствовала эти ранние артритные боли и в левой руке, так что мы будем лечить их обе.
Салли продолжала рыдать, пока медсестра Коллинз погружала ее пальцы в отвратительную зеленую жидкость. Это было что-то очень едкое, какая-то сильная кислота. Плоть с пальцев сразу начала растворяться при контакте с ней, разбавляя зеленый цвет ярко-красным. Хотя она ничего не чувствовала, она знала, что кости под плотью растворились так же легко.
Глаза медсестры Коллинз расширились от чего-то очень близкого к сексуальному вожделению. Она облизнула губы, опуская руку Салли все глубже в банку. Делала это медленно, дюйм за дюймом, хотя кислота была способна растворить руку гораздо быстрее. Причина этого была проста и очевидна - продлить душевные муки Салли.