Зрители бросились к выходам, освобождая медведю путь. С арены раздались выстрелы пистолетов, заряженных холостыми патронами, защёлкал кнут дрессировщика. Медведь не обратил на это внимания. Он, наконец добравшись до лесника, с урчанием положил ему на колени свою огромную голову и затих. Мужчина ласково чесал зверя за ушами, ласково что-то приговаривая.
По боковым проходам к ним подбежали работники цирка и выстрелили в медведя сразу из двух ружей ампулами с транквилизатором. Зверь вздрогнул и уже через пару минут обмяк. Голова его тяжело склонилась под ноги лесника.
Бесчувственного зверя унесли обратно в клетку и заперли там. Представление продолжилось. С наступлением ночи цирк затих.
Что теперь с ним будет? спросил один из артистов, глядя сквозь прутья клетки на всё ещё спящего медведя.
Придётся его из цирка убирать, пожал плечами дрессировщик. Скорее всего в какой-нибудь зоопарк продадим. Жаль Топтыгу, но ничего не поделаешь.
А медведь спал, и снилась ему тайга
Гаражи
Устало шаркая ботинками по грязной снежной каше на дороге, Максим завернул в свой двор. Ещё издалека он увидел на тротуаре возле дома знакомого мальчишку. Тот жил в соседнем подъезде, его вроде бы звали Пашкой. Мальчик что-то настойчиво и быстро говорил худенькому школьнику возрастом младше года на два. Тот несколько раз отрицательно качнул головой и пошёл к своему подъезду, согнувшись под тяжестью огромного рюкзака. Пашка догнал его и настырно дёрнул за рукав. Мальчик обернулся, что-то резко и грубо выкрикнул и скрылся в подъезде. Когда железная дверь за ним с грохотом захлопнулась, Пашка обиженно шмыгнул носом и развернулся.
Бледная веснушчатая физиономия пацана расцвела от радости при виде проходящего мимо Максима. Можно было подумать, он встретил своего закадычного друга, хотя они едва были знакомы и учились в разных классах. Максим сделал вид, что не заметил парня, он уже почти дошёл до своего подъезда. Однако Пашка подскочил к нему вплотную и заговорщицки прошептал:
Эй, слышь, чего скажу!
Максим, глядя в сторону, попытался пройти мимо. До его крыльца оставалось всего несколько метров. Но настырный пацан быстро забежал вперёд и преградил Максиму дорогу. Тот хмуро посмотрел на Пашку. И чего ему надо? Дать ему в нос, чтоб отстал?
Мама запрещала Максиму дружить с подобными Пашке пацанами, называла их шпаной. Таких в их дворе было немаловечно голодные, они стаей совершали набеги в окрестные продуктовые магазины. Потом во дворе хвастались всем полными шоколада и жвачек карманами. Родители почти у всех них были пьющими и не следили за своими детьми.
Вот и Пашка этот ходил в вечно грязной одежде и часто прогуливал школу.
Максим исподлобья хмуро глянул на пацана и сквозь зубы бросил:
Чего тебе надо?
Ты ведь Максим, да? В третьем «а» учишься?
Ну!
Баранки гну! Пашка визгливо засмеялся своей шутке. Потом уже серьёзно продолжил:
Пойдем-ка со мной, кое-что покажу!
Нет, мне домой надо, уроков много задали, Максим попытался обойти настырного пацана справа, но тот быстро шагнул туда же, загородив ему дорогу к крыльцу.
Чё ты умного из себя корчишь? глаза Пашки зло сузились. Маленько позже домой придёшь, никто и не узнает, родителито на работе. Тут рядом, за соседним домом, гаражи старые знаешь?
Максим заинтересованно уточнил:
Это у лога которые?
Пашка радостно поддакнул:
Ага! Там снегу навалило целые горы. Пошли прыгать по крышам!
Максим ошарашенно спросил:
Зачем? Ноги переломаем. Да и мужики быстро прогонят, ещё и по шее надают.
Пашка дружески хлопнул Максима по плечу и успокоил:
Не ссы! Гаражами давно никто не пользуется, снег не чистят. Из окон тоже некому смотретьвсе же на работе. Пошли давай, Макс, не пожалеешь!
Максим неуверенно протянул:
Не знаю А чего ты один не идёшь?
Да ты что, одному скучно. С тобой мы сможем прыгать наперегонки. Да ты чего, струсил, что ли? Вот пацанам во дворе расскажу, какое ты ссыкло!
Пашка презрительно сплюнул в снег и отошёл, освобождая Максиму дорогу к крыльцу. Тот, чуть помедлив, развернулся и пошёл за ним.
Ряд из десятка гаражей на самом краю глубокого лога и вправду выглядел заброшенным. Ошмётки облупившейся старой краски и ржавчина покрывали их железные стены и двери. Зима нынче было снежная, и сугробы почти в рост подошедших парней образовывали вал вокруг гаражей. На треугольниках крыш тоже белели высокие мягкие шапки. Стояли гаражи не впритык друг к другу, а с небольшими, где в пол метра, а где и в метр, промежутками. Вокруг них и в самом деле не было ни людских следов, ни колеи от автомобильных колёс.
Максим уже пожалел, что сюда пришёл, но теперь отступать было поздно. Он понуро спросил:
А как на них залезть?
Пашка показал на снежный вал у стены крайнего гаража:
Вон там поднимемся. Бульдозер нагрёб снега со всей улицы.
Пацаны быстро поднялись на гору снежных валунов и оказались на крыше первого гаража. Максим скинул тяжёлый рюкзак в снег и восхищённо присвистнул. Перед ним весь огромный лог был как на ладони, сугробы ослепительно блестели в ярком свете солнца. На другой его стороне стояли такие же старые серые пятиэтажки, как и на этой.
Максим перевёл взгляд на ряд крыш перед собой и увидел следы на снегу. Здесь явно кто-то уже прыгал до них. Он хотел спросить Пашку об этом, но тот нетерпеливо дёрнул спутника за рукав:
Ну что, начнём? Кто последний, тот какашка!
Пашка стартовал первым, а Максим, чуть отставая, осторожно начал прыгать следом. Они уже почти достигли последнего гаража в ряду, как вдруг Пашка, чуть притормозив, пропустил Максима вперёд. Тот первым прыгнул на крышу, и внезапно снег под его ногами провалился. Максим, не успев даже крикнуть, скрылся в тёмной дыре.
Пашка, помедлив немного, осторожно шагнул в снег рядом с зияющим провалом в крыше и прислушался. Из темноты раздавалось громкое чавканье, хруст и утробное урчание. Казалось, огромный кот с наслаждением грызёт куриную ножку, пожертвованную ему щедрыми хозяевами.
Пашка осторожно наклонился над дырой и крикнул:
Эй, а уговор? Велик давай!
Через мгновение из темноты показалось колесо с видавшей виды шиной. Пашка, пыхтя, вытянул наверх велосипед. Придирчиво осмотрев его, пацан вздохнул:
Не новый, конечно, но погонять пойдёт.
Пашка нашарил под слоем снега на крыше кусок картона и, закрывая им дыру, крикнул в темноту:
Ты этоснегокат бы порыскал мне или ещё что путное. Я приведу кого-нибудь денька через два. Лады?
Не дожидаясь ответа, Пашка завалил картон снегом. Потом он скинул добытый велосипед с крыши и, уже не торопясь, стал прыгать по гаражам обратно. На последней в ряду крыше он поднял из снега рюкзак Максима и, сильно размахнувшись, закинул его далеко в лог. Убедившись, что рюкзак бесследно исчез в глубоком сугробе, Пашка, довольно насвистывая, спустился по снежному валу.
Подобрав велосипед, пацан пошёл в сторону дома.
Гнилая вода
Страна, напрягая все силы, восстанавливалась от послевоенной разрухи. Чтобы восполнить ряды убитых на фронте, был издан запрет на аборты. Жили трудно, мать работала в библиотеке, отец, вернувшийся с войны в орденах, устроился в следственный изолятор.
Друг за другом родились сын и дочь. В старом неблагоустроенном доме, где у них было две комнаты на втором этаже, воду приходилось носить с колонки, а печь топить дровами. Отец брался за любую подработку, столярничал, да много чего ещё умел делать. И всё же бедствовали сильно, впрочем, вся страна тогда так жила.
В деревне бы земля прокормила, но семья-то жила в городе. По осени мать варила варенье из рябины и с трудом добытого сахара. Ох, и вкусным казалось оно детям, оранжевое, кисло-сладкое, а, главное, полезное. И тут беда пришла в семью: новая беременность. Нежданная, нежеланная, и бежать с ней некудазапрещены же аборты. Плакала мать втайне от мужа и детей, и тяжести таскала, и травы нужные пила, но ребёнок держался в её нутре крепко.
Вот как-то грустная сидела женщина в своей библиотеке, и пришла за книгами к ней старушка. Постояла, посмотрела так внимательно чёрными глазами, и спрашивает: