Как бы не были быстры кагаские кони, твои люди не успеют налететь на лагерь прежде, чем мои утыкают тебя стрелами точно диковинного дикобраза.
Стремясь выиграть время, нужное для обдумывания ответа, Волчий Пасынок поднял свою пиалу и поднес тонкий фарфоровый ободок к губам, держа его так, чтобы в любую секунду небольшую чашечку можно было метнуть и выбить глаз собеседника. Вино было сладким и одновременно сильно отдавало южными пряностями. Гай не достаточно хорошо разбирался в горячащих кровь напитках, щедро подаренных смертным великим божеством Бухом Ячменные Зерна, чтобы вынести ему приговор хорошее или плохое. На его непритязательный вкус вино было слишком сладким.
- Я больше не член клана. - наконец сказал он. - Более того, любой, кто принесет Кровавому Сугану мою голову, желательно с не запекшейся еще кровью, будет вправе занять не только мое место в клане, но и получить право присутствовать на совете военных вождей, как равный. Это тоже очень много. Может быть, ты желаешь и эту награду, караванщик?
Губы Гая медленно растянулись в кривой неровной улыбке.
Канна еще не очень хорошо умел улыбаться. Он вообще еще не умел очень многое - простое и незначительное для всех остальных людей : не умел смеяться, плакать, лгать, осуждать, завидовать, жалеть... Для него, выращенного в искусственной среде с одним единственным предназначением в жизни - быть верным и смертоносным, все это, включая странную механику причудливого складывания губ, было таким сложным и непонятным.
- Впрочем, сейчас уже вряд ли. В клане все должны думать, что я мертв. И так оно, наверное, к лучшему. Для того, чтобы стать одним из них мне потребовалось несколько месяцев - несколько кровавых месяцев, наполненных сражениями и смертями. Врагом же племени я стал за какую-то долю мгновения.
- Надо полагать, в ту долю мгновения твой меч выскочил из ножен. - миндалевидные глаза шарумца сузились, превратившись в тонике щелочки.
Гай с трудом удержался от того, чтобы не сгримасничать. шарумец определенно говорил о "молнийном мече Кресса" -знаменитом ударе-выхвате Волчьей Гвардии, поражающем противника насмерть еще до начала схватки. В течении двух лет лучшие мастера клинка, собранные в засекреченных казармах-лабараториях Гвардии со всех концов Таннаса обучали юных гвардейцев-оборотней только одному - умению молниеносно выхватывать из ножен меч. Surs dat Cresse ayan! Всего одно движение, слитное и быстрое, как мысль. Движение обгоняющее смерть.
Табиб Осане был более, чем прав, когда сказал, будто меч Гая был способен нанести удар прежде того, как его противник успеет понять, что клинок уже покинул ножны.
- Пожалуй тебе можно верить, тур-атта. - так и не дождавшись ответа медленно проговорил начальник караванной стражи, голосом придавая вес каждому своему слову. - Ты не лжешь. Не умеешь...Я это заметил. Если ты не знаешь, что сказать - просто молчишь, и лицо твое каменеет, превращаясь в маску предвестника смерти. Ты опасный человек, Гай Канна. Очень опасный. Тебе даровано искусство убивать, и ты готов пользоваться им в любой момент, когда только посчитаешь нужным. И ты зависим от этого искусства. Целиком и полностью. Именно поэтому ты пришел к кагасам. Вовсе не из-за добычи, нет.
В памяти Гая возник образ могучего Хагена по прозвищу Бурелом воина из борийского народа, первого и, наверное, единственного настоящего друга оборотня-меченосца во всем этом мире. Когда-то богатырь-бориец чуть не слово в слово произнес то же самое, что только что сказал дородный шарумский караванщик. В груди Волчьего Пасынка закипел жаркий, неуправляемый гнев.