Одна из вновь пущенных нападающими стрел угодила в Табиба Осане, но вместо того, чтобы с лета ударить шарумца в закрытое чешуями кольчуги плечо, отлетела в сторону, словно бы отброшенная встречным ударом невидимого кулака. Гай вопросительно посмотрел на начальника караванной стражи. Он и раньше успел ощутить магическое защитное поле вокруг Табиба - когда, используя Руну осматривал останки погибшего онокгольского каравана, но не обратил тогда на это особого внимания. Мало ли каких защитных амулетов, оберегов и талисманов, по дешевке купленных у бродячих магов и шарлатанов не таскают на себе люди.
- Защитное заклинание. - на всякий случай пояснил Табиб Осане, не отрывая напряженного взгляда от накатывающейся волны разбойников. - Хорошая штука. Лучшая защита от шальных стрел.
- Не думаю. - сказал Гай.
У него было свое суждение на этот счет. Всякие защитные заклинания, согласно никем не установленному, но существующему в природе закону компенсации неизбежно имели двойственную природу. Оберегая от стрел, дротиков и брошенных ножей, они не позволяли тому, на кого наложено заклинание в свою очередь воспользоваться луком или иным метательным оружием и незримо, но вполне реально увеличивали опасность смерти от любого другого оружия, которое держит рука. Кроме того подобные заклинания, частично поглощая отраженную энергию накапливали обратную силу и со временем вовсе зеркализировались , начиная наоборот - притягивать стрелы. Конечно, это в том случае, если заклинания не подновлялись от случая к случаю. А стоили они, надо сказать весьма недешево. И, наконец, одним из недостатков заклинания-оберега было то, что последнее делает человека весьма приметным для всякой нежити, нечисти, чудовищ и демонов, восприимчивых к волшбе.
Тем временем лучники Табиба Осане натянули тетивы луков и выпустили стрелы по новой, собрав еще более богатый урожай жертв. Третий и четвертый залп пришлось давать уже почти в упор, после чего большинство отбросило свои луки и пращи и взялось за короткие легкие мечи и сабли.
Налетев на повозки плотная толпа разбойников разбилась, словно волна об утес, обтекая ощетинившийся караван кругом. Несколько особо ретивых, попытавшихся прорваться внутрь с наскока, отчаянно корчась, повисли на копьях бамбатов и кхурбийцев. Один из бабарийских метисов - огромный наголо обритый детина с кожей цвета старого пергамента, широченной грудью и могучей мускулатурой кузнеца-молотобойца весело осклабился. Сорвав с седла грабителя-северянина, насквозь пробитого длинным бронзовым наконечником пики, он поднял его над головой и перекинул через себя. С глухим ударом несчастный ударился о плотно сбитый песок в нескольких шагах от Гая и Табиба Осане. Изо рта выплеснулся сгусток крови, который был тут же впитанной жадной до влаги, сухой пустыней. Онокгол Улук вытянулся в седле и милосердным ударом копья добил умирающего.
Какое-то время ожесточенный бой велся вдоль всей внешней линии оборонительного круга безо всякого успеха для нападающих, пока, наконец, одному ловкому церсу - стремительному и эластичному, словно ртутный шарик человеко-ящеру - все же не удалось с победным шипением прорваться внутрь. Щелканьем своих тонких, но многочисленных игольчатых зубов и ударами короткой даффской пики с широким и длинным наконечником, церс принялся распугивать лошадей, которые, сдвинувшись с места увеличили разрыв меж повозками. За свою отвагу и ловкость дерзкий разбойник был сполна награжден сокрушительным ударом онокгольской сабли, легко расколовшей легкий ажурный череп полуящера. Но дело было уже сделано - в обороне появилась первая брешь.