Кристиан бросился на колени перед любимым другом, потрясенным взором смотря на свой кинжал, который по рукоятку вошел в мускулистое тело животного прямо под сердце.
Лихой, как же так? несчастно выдохнул юноша.
Боясь прикоснуться к раненному зверю, который хрипел в предсмертной агонии, Кристиан не мог дышать от охватившего его ужаса. Капюшон невольно слетел с головы юноши и он, проводя трясущимися ладонями над телом волка, пытался сосредоточиться и как то помочь другу. Лихого, Кристиан спас еще пять лет назад в ледяном лесу, когда волк был еще волчонком. Тогда маленький волчонок замерзал от голода и холода, и напомнил Кристиану его самого, когда он был таким же беззащитным и несчастным, попав к братьям монахам. Кристиан прекрасно помнил, как он сам долгое время обитал в некой сырой темнице, пока его не вызволил оттуда монах Лионель, который приютил его у себя и дал пищу. И именно с таким же несчастным мальчиком, которым он был когда-то, Кристиан ассоциировал волчонка.
Он взял маленького зверя к себе и выходил его. А позже, спросив разрешения у Лионеля, Кристиан оставил волка у себя, и с тех пор Лихой был единственным его другом и постоянно был подле него. И в сей миг это жуткое ранение, казалось Кристиану чудовищно несправедливым. Поскольку его смертоносный клинок предназначался для Светлой девки, а не для его мохнатого друга. Чувствуя, что задыхается от гнева и боли, юноша проворно склонился над раненным хищником. Кристиан осторожно приподняв волка на руках, прижал его к своему лицу, как бы пытаясь передать свою жизненную энергию волку. Кристиан знал, что нож вытаскивать нельзя, так как кровь, хлынувшая из раны немедля погубит Лихого. Юноша даже забыл о девочке и, находясь, как будто не в себе, думал в этот момент только о погибающем друге.
Явственно ощущая, что опасность миновала, Светослава немного отдышалась и выглянула из-за дерева. Никого не было видно. И она отчетливо чувствовала, что угроза, исходившая от высокого монаха, исчезла. Девочка подождала еще немного и тихо ступая, направилась назад, прячась за деревьями и стараясь быть незаметной. Она хотела выяснить, ушел ли Темный? Уже через некоторое время Слава вновь заметила высокого монаха, который находился от нее в нескольких десятках шагов. Он сидел на траве и сжимал в руках недвижимое тело белого волка. Девочка вмиг замерла и спряталась за деревом.
Напряженно и осторожно, через кустарник, Слава начала присматриваться к Темному, пытаясь понять что происходит. Она явственно ощутила, что угрожающий кровожадный настрой Темного монаха испарился и в сей миг он, на ее удивление, превратился в страдающего человека. Его аура изменила свой насыщенный фиолетовый цвет и стала гораздо светлее. Славу невольно охватило чувство жалости к раненному животному, которое спасло ее. Волк был еще жив, и лишь невидимая тонкая нить отделяла его от смерти.
Какое то внутренне непонятное чувство завладело девочкой и она, нахмурившись, вышла из-за дерева и начала медленно приближаться к Темному. Разумом она понимала, что это очень опасно, подходить к Темному теперь но неистовое желание помочь умирающему зверю, все же толкало ее вперед. Боязливо медленно приблизившись к монаху, Слава отметила его непокрытую голову с темно-русыми вихрами и маску, закрывающую все его лицо. Слава подошла невероятно близко к Темному и тихо спросила:
Вы успокоились?
Что? переспросил Темный невероятно юным голосом. Опешив, он инстинктивно поднял лицо на девочку, вперившись в нее непонимающим взором.
Вы более не хотите меня убить? спросила наивно Слава. Она также в упор смотрела в его непонятного цвета глаза, которые сверкали через прорези черной маски и не отводила взгляда. Она заранее знала его отрицательный ответ, ибо чувствовала, что все его существо было подавлено и страдало, а мысли юного Темного совсем не были кровожадными. Смотря в золотые глаза девочки, стоявшей перед ним, Кристиан на хорошем русском выдохнул:
Больно ты нужна, гадкая белка! он вновь перевел взор на волка, который хрипел в предсмертной агонии и прошептал. Он был единственный, кого я любил
Даже мысли о том, что Темный незнакомец смертельно опасен, не могло заглушить в детской жалостливой душе девочки, неистовое желание помочь зверю. И в следующий миг она тихо произнесла:
Я могу помочь.
Помочь? недовольно выдохнул юноша и вновь поднял к ней лицо. И Слава отчетливо почувствовала его страдание. Девочка инстинктивно ощущала, что в теперешнем состоянии Темный не может причинить никому вреда, потому как сам нуждался в защите и тепле.
Матушка учила меня исцелять животных. Правда я лечила только полевых мышей и одного зяблика, но я думаю, что я могу попробовать помочь вашему волку.
Его зовут Лихой, тихо произнес юноша и, вновь посмотрев на зверя, уже через миг поднялся на ноги с волком на руках и, медленно сделав три шага к девочке, с недоверием спросил. Ты, правда, сможешь?
Да, кивнула уверенно Слава. Только вы должны положить его на землю.
Ладно, кивнул Кристиан и положил хрипящего зверя к ногам девочки.
Слава присела на колени к волку и молниеносно выдернула нож из раны волка. Юноша лишь издал глухой испуганный звук, и Слава, увидев его испуг, остановила Темного жестом и, уверенно взглянув на него, прошептала:
Все будет хорошо.
Она без промедления придвинула свои маленькие ладошки к ране зверя, которая сильно кровоточила, и напряглась, чуть прикрыв глаза. Уже через миг кровь перестала хлестать, а рана прямо на глазах начала затягиваться. Юноша так и стоял над девочкой и расширившимися глазами смотрел за ее действиями. Когда, спустя четверть часа, от раны волка остался лишь кровавый рубец, а волк вдруг открыл глаза, Кристиан пораженно выдохнул:
Ты колдунья?
Нет, ответила Слава. Матушка называет нас целительницами, ведуньями. Ему надо много спать и через пару дней он поправится.
В следующий миг Кристиан резко наклонился к волку и осторожно поднял зверя на руки. Быстро закинув белого мохнатого хищника к себе на плечо и, внимательно посмотрев на девочку, юноша произнес:
Что ж, Светлая ведунья, живи
Он быстро развернулся и почти бегом направился прочь с лесной поляны, где была Слава.
Слава вышла из чащи только спустя полчаса, едва почувствовала, что жуткое состояние страха пропало из ее сознания. А Темные монахи исчезли в ночи так же стремительно, как и появились. Почти бегом девочка, миновав небольшую березовую рощицу, устремилась к колодцу, где рассталась с матушкой. Еще издалека Слава увидела на земле, у дуба, неподвижное тело матери в синем сарафане. Холодея от охватившего ее ужаса, девочка стремительно преодолела расстояние до матушки и проворно склонилась над нею.
Мирослава не двигалась. Иссиня белое лицо ее с кровавыми подтеками на шее выглядело безжизненным. Окровавленные руки и плечи в разодранной белой рубахе, вызвали у девочки болезненный всхлип. Слава упала перед матерью на колени и начала осторожно осматривать неподвижное тело Мирославы, не прикасаясь к матери и проводя по контуру ее тела ладошками. Она пыталась нащупать энергетические выходы энергии. Закусив губу и чувствуя, как от душевной боли у нее сперло в горле и ей трудно дышать, девочка увидела, что все тело матери в многочисленных колющих ранах, словно ее всю изрезали ножом. Через эти раны потоками выходила энергия. Сарафан Мирославы стал бордового цвета, впитав большую часть ее алой крови. Энергия молодой женщины теперь была на исходе, а в ее существе осталась лишь маленькая доля силы. Мира почти не дышала, а ее душа вот-вот должна была покинуть тело.
От охватившего ее отчаяния, из глаз Славы хлынули слезы. Сразу же в головке девочки появились неистовые мысли о том, что она может помочь матушке. Как-никак она только что вылечила волка, и она умеет заживлять раны. Но, до сего дня Слава исцеляла только животных. И ни разу она не лечила людей, так как Мирослава всегда говорила ей, что это не просто, так как для исцеления человека требуется затратить много энергии и сил. Однако в этот миг жизнь горячо любимой матушки висела на волоске.
Не думая более ни минуты, Слава приставила свои маленькие ладошки к самой кровоточивой ране на шее Мирославы и, не прикасаясь к коже, напряженно начала заживлять рану. Кровь остановилась не сразу, но все же вскоре перестала течь, а рана начала очень медленно затягиваться. Почти четверть часа девочка, глотая горькие слезы, перемещала свои ручки по израненному телу матери и заживляла ее глубокие раны.