Лишь потом, привычно запершись в жилом отсеке и стараясь не слушать вопли знакомых голосов за гермодверью, я понял. Понял, что сегодня гермозатвор НИИ был заперт изнутри, и никто не смог бы в него попасть без моего ведома. Но в воздухе уже разливался запах сырого мяса. А я молился, чтобы фиолетовый газ не просочился сквозь гермодверь моего отсека. По коридорам Гигахруща шел Самосбор.
Путник
Звуки за гермодверью стихли уже полчаса назад. Меня разбило мелкой дрожью. Нужно было выходить и идти на работу, но я не мог заставить себя взяться за вентиль. Вчера был самый долгий Самосбор на моей памяти. Он непрерывно бушевал пять часов, из-за чего я так и не смог уснуть, все время просидев перед дверью, подоткнув под нее асбестовые веревки. Не знаю, помогут ли они при возникновении щелей в гермозатворе, но мой руководитель в НИИ посоветовал мне делать так при каждом затяжном Самосборе. А человеку не нужно большего довода, чем призрачная надежда протащить свою жалкую жизнь через еще один день. Только вот навстречу чему? Когда-то люди думали, что идут по жизни навстречу счастливому будущему. Но какие бы легенды не рассказывали в Гигахруще, каких бы мистических и противоестественных тварей тварей Самосбора не представляли себе жители этажей, в одно здесь точно никто не верил. В то, что в темных коридорах все еще осталось будущее. И уж тем более, что оно даже гипотетически может быть счастливым.
Собрав остаток воли в кулак, я провернул вентиль и распахнул дверь. Она пошла гораздо туже, чем обычно. Я наклонился, чтобы осмотреть механизмы и лишь подтвердил свои опасения. Глубокие царапины на двери вели к искореженной дверной петле. Испещренная выбоинами поверхность была покрыта толстым слоем копоти. Ликвидаторы явно постарались над кем-то или чем-то, оставшемся на моей двери после вчерашней ночи. Я вышел в коридор и запер отсек за собой. Из своих комнатушек осторожно вылезали люди. Настороженные, пугливые и скрытные, они озирались вокруг, готовые тотчас сорваться обратно в свои убежища. Словно выжившие после потопа муравьи, несчастные насекомые, оторванные от привычного уклада и смысла существования. Честно говоря, я и сам чувствовал себя не лучше.
Я направился к НИИ. За спиной слышались то облегченные вздохи, то тоскливый вой. Снова фиолетовый туман просочился в чей-то дом. И вновь на стремительно пустеющем этаже стало меньше жителей. Скоро в обезлюдевшие комнаты вернутся ликвидаторы, протянут туда длинные шланги из ЭЖ-395 БЗ и методично начнут затапливать пенобетоном бывшие жилища. Так делали со всеми жилыми отсеками, куда проник Самосбор. Считалось, что там могли остаться Последствия, которые начнут размножаться. Этот широкий термин включал в себя все, что оставалось после бедствий Гигахруща. Споры неизвестных грибов, разные виды слизей, едкая плесень, зародыши тварей и еще многое, что видели в своей жизни лишь ликвидаторы. Поэтому уничтоженные отсеки закрывались пенобетонным саркофагом. А если Последствия все же каким-то образом просачивались наружу, этаж ждала незавидная участь. О залитых бетоном целых этажах и сотнях людей, оказавшихся в ловушке, ходили страшные легенды. Впрочем, как и обо всем, происходящем в стенах бесконечного Гигахруща.
Внучок! незнакомый голос из-за спины вырвал меня из потока мыслей. Будь добр, подскажи, на каком этаже какого строения я нахожусь?
Ко мне подошел запыхавшийся мужчина. Он был стар, его седые волосы торчали в разные стороны, что делало его внешность несколько безумной. За плечами он тащил объемный вещмешок, а в руке сжимал деревянную трость. Совершенно странным было то, что я видел его впервые. Люди в Гигахруще редко навещают чужие этажи.
Этаж ЭЖ-402г строения НБ-121, ответил я.
Ох-х, спасибо. Не нашел у вас табличку, чтобы сориентироваться. Что же, значит я еще не дошел.
А куда путь держите? вежливо поинтересовался я, чтобы не сойти за отъявленного социофоба.
Преимущественно, прямо, усмехнулся старик. Иногда, правда, приходится подниматься выше. А вообще я иду до конца Гигахруща. Иногда подсказываю дорогу до места, в которое человеку хочется попасть больше всего на свете!
И мне подскажете?
Подскажу, внезапно посерьезнел Путник. Но только когда сам будешь знать, куда ты по-настоящему хочешь.
На этих словах мне все стало понятно. Очередной несчастный, надышавшийся за жизнь Последствиями. Такие к старости частенько съезжают с катушек. Я глянул на наручные часы, у меня было несколько лишних минут. Так что можно было и подыграть новому знакомому.
А как дойти до конца Хруща, если он бесконечен?
Откуда такая уверенность, внучок? старик хитро посмотрел на меня из-под своих кустистых бровей.
Все это знают, пожал я плечами.
Все так думают , а не знают наверняка. Договорились так думать. Приняли на веру, как когда-то условились, что Земля плоская.
Что за «земля»? непонимающе спросил я. Старик явно был не в себе и нес какую-то околесицу.
Ай, не бери в голову. В общем, если уж никто не горит идеей исследовать наш противоречивый антиутопичный дом, то пусть уж хотя бы я этим займусь.
Я ничего не понял из того, что пытался донести до меня старик. Хотя он, кажется, считал свою несвязную речь вполне последовательной. Пора было заканчивать бессмысленный разговор с сумасшедшим.
Ну, что же, ладно. Успехов вам и все такое.
Спасибо, нечасто на этажах услышишь доброе слово. Даже сказанное с такой иронией. Тебя, кстати, зовут-то как?
Эдуард. А вас?
А меня уже давненько не иначе, как Путником кличут. Раньше многие меня под фамилией Конюхов знали, но это было давно и, честно говоря очень далеко отсюда.
В другом строении, понимающе кивнул я.
Дальше, глаза Путника стали очень грустными. Гораздо дальше Но ладно, чего ж грустить о былом. Мой поход продолжается. Если вдруг буду нужен, зови, не стесняйся. Я много, чего знаю о Хруще. До встречи, Эдуард!
С этими словами Путник развернулся и бодрым шагом, никак не вяжущимся с его старческой внешностью, двинулся по коридору. Вскоре он скрылся за поворотом, а гулкий стук его трости окончательно затих. Я пожал плечами и направился к НИИ. Оставалась минута до начала рабочего дня.
Инцидент
В НИИ было неожиданно пусто. Кресло Валерия Сергеевича, моего научного руководителя, сиротливо стояло у стены в том же положении, что и вчера. За всю свою карьеру я ни разу не приходил в лабораторию первым, мой наставник был известен на этаже своей абсолютной пунктуальностью. Такая вот стереотипичная черта советского ученого.
Я осмотрел его рабочее место. Записи о проведенных экспериментах педантично были сложены в аккуратную стопку, халат, идеально выглаженный в начале недели, висел на вешалке, а кружка, в которой он разводил водой дефицитный кофейный концентрат, сверкала чистотой. В помещение НИИ никто не заходил со вчерашнего дня. Это было очень странно. Повинуясь смутному беспокойству, я поспешил к жилому отсеку, в котором жил мой наставник.
Валерий Сергеевич был мне больше, чем научрук. Именно ему я обязан тем, что не пошел работать на ЭЖ-395 БЗ, едва мне исполнилось 16. Все мои сверстники ушли производить бетон, столь необходимый ликвидаторам, но меня всегда больше тянуло к учебникам. Валерий Сергеевич был другом моего отца, еще с молодости. Так что меня без лишних разговоров взяли под крыло, выдали стопку советских учебников по общей и неорганической химии и посадили на обучение. Поначалу я завидовал своим друзьям по этажу, которым за работу на БЗ (бетонзаводеприм.), назначили отдельные пайки, пока я сидел с книжками на шее у родителей. Потом все стало значительно проще они перестали считать меня своим другом. Да я и не сильно расстроился. Все больше времени я проводил со своим наставником в НИИ за мытьем химической посуды и приготовлением реагентов. На жизнь остальных жителей Гигахруща мне становилось решительно плевать.
Вскоре я начал официально ассистировать, а затем и самостоятельно работать в лаборатории. Партия выделила мне маленькую темную комнатушку с гермодверью и талоны на ежедневное двухразовое получение пищевого концентрата. Я был вне себя от счастья. Однако эйфория продлилась недолго. Когда мать заболела, Валерий Сергеевич безо всяких вопросов снял с меня часть работы. Раньше, говорят, болезни лечились на раз-два, но в медицинских отсеках давно не осталось нормального оборудования. Она всю жизнь проработала в отсеке спец.обработки снаряжения. А мойка костюмов ликвидаторов подразумевает постоянный контакт с остатками Последствий. Так что стремительная хворь высушила ее буквально за месяц. Отец сказал, что это, вероятнее всего, был рак в терминальной стадии. Я понятия не имел, что такое рак, да и тоску это знание мне бы не развеяло. Жизнь отца унес несчастный случай на работе. Казалось бы, профессия лифтера не самая опасная, но когда в жизни не остаётся смысла, перестаешь думать об осторожности.