Была на северо-западе города одна достопримечательность города, называлась Провал. Провал был открыт для посещения туристами бесплатно. Однажды появился гражданин и стал продавать билеты для посещения Провала. Цена была смешная, но туристов много. Его спросили: С какой целью берутся деньги? Чтобы меньше проваливался, ответил он. Ему поверили. Когда анимиты решились напасть на город, ослабленный эпидемией, провал действительно провалился. По границам города появилась трещина в земле шириной до 10 километров, дна не видно. Старатели спускались, дна не достигли, но на глубине около километра нашли жилу железной руды. Провал назвали Железный ров. Название неудачное, но суть отражает. Хотя давно это было. Может и не так. Может, Железный меч. Только очень тяжелый. Святогоров меч.
Одно преданье древнее
Воистину гласит,
Как идолище гневное
Решило мир сгубить.
Но помнил мир спасенный,
Как Святогоров меч
Рассек границу бездны,
Чтоб в ней навеки лечь.
Очевидцы рассказывали, что почва исчезла мгновенно. Словно невидимый лангольер откусил огромный кусок пространства, за границей черная бездна, и где заканчивается увидеть невозможно. Как всегда, поползли слухи, создавались заговорщицкие теории. Говорилипартия КраДу (Красной Дуги) в союзе с недугами и даже лимонниками вырыли по границе города гигантский тоннель. Отчего тоннель обрушился несколько вариантов: непрочные материалы, несовершенная технология, ошибка инженеров-строителей (неверно рассчитали нагрузку на своды), случайный взрыв, рассчитанный подрыв. Откуда знать могли судьба и люди, когда великий враг решит напасть?
Словом, вторжение было остановлено.
Лимонники жили отдельной общиной. Они были изгоиот них исходил резкий, неприятный запах. Поселились в коричневом лесу. В том месте, где они совершали свои ритуалы, вокруг бочки, по границе лимонного свечения вырос громкий мох. Если на мох наступить, доносился, отнюдь не тихий, звук, похожий на органный. В разных местах разный звук, разные ноты из разных октав. Лимонники считали громкий мох добрым знаком духа желтой луны. Во время ритуала, в лимонном столбе звук усиливался. Птицы-оборотни в ветвях пели тоскливые песни о былом человеческом облике. Коричневые быстрыми тенями мелькали вокруг, заламывая руки с мольбой во взгляде обращали взоры к желтой луне, будто припоминая что-то. Деревья скрипели, издавая звуки плачущей скрипки.
Господин Рубежный, человек невысокого роста, нормальной комплекции, с лоснящимся, похожим на чебурек, лицом, с бугристой кожей и сальными выделениями на щеках и возле ушей, председатель вторичной партийной ячейки поселка Сахарный, пришел на заседание красней, чем обычно. Похоже, наверху его хорошо пропесочили. За спиной шептались, что Рубежный ходит в Колизиум, заряжается магической энергией. В это мало кто верил. Слишком непохож он был на Благодателей. Благодатели всегда были благодушны, очень внимательны и непроницаемы. Рубежный был болтлив, криклив, суетлив, безынициативен. Идеально подходящий тип для поста председателя.
Господин Плавчиков! Вы на заседании вторичной ячейки партии КраДу, между прочим, что вы там ищете, под столом? с деланным гневом закричал Рубежный.
Да, здесь черт какой-то.
Какой еще черт?!
Зеленый, маленький.
Зеленый, господин Плавчиков, Шрек, и он не маленький.
Может, детеныш его.
И как он здесь оказался? Сквозь землю провалился?
Кто знает? Может и так.
Господа! Надо решать, как нам успокоить население. Волнения скоро станут неуправляемы. В Сахарном старик какой-то призывает уничтожить нашу святыню. Дисциплинанаше дело, господа. У наших Благодателей много работы в Колизиуме. Магический лев заболел. Боюсь даже подумать, что будет, если нашего защитника не станет.
А, что с ним?
Шерсть у него стала красного цвета, и растет вторая голова. Странный пар из пасти. Если так дальше пойдет, у нас будет не Красная Дуга, а Красный Дракон. И будет у нас вместо партии КраДу партия ДраК. Какие предложения по Сахарному? Слушаю.
Язык отрезать. Пусть немым будет.
Бунта хотите?
Наркотик ему в зелье подсыпать. Наверняка ведь, он что-то употребляет, раз пророком себя мнит. Пусть воображает, что он космонавт. ожидаемо заявил Плавчиков.
Идея хорошая, Плавчиков! Вы и займетесь этим делом. Проберетесь к старику в дом, найдете зелье, подсыпете наркотик.
И как я найду его, зелье?
По запаху. У колдунов зелье мерзко воняет Червоткин! Что вы сидите, как Монумент Великой Истории? Вас хорошо в президиум сажать, чтобы делегаты прониклись важностью момента. Скажите, что-нибудь?
Надо его золотой лихорадкой заразить. флегматично ответил Червоткин.
От лихорадки скоро вакцина будет. Нет смысла Послушайте, Мальчиковская, чему вы улыбаетесь все время? Вы не в доме малютки, не в детском манеже сидите, подпрыгивая от счастья новой жизни, слюну пуская.
Где ваш перстень? Вы что, не защищаетесь от Радужного Пара?.. Знаете, подружитесь с этим сахарным. Ходите на проповеди, смотритесь в него с детской преданностью, как в зеркало, улыбайтесь, войдите в доверие. Вам он поверит. Глядишь, рецепт его зелья узнаете Идите прямо сейчас, с глаз долой. И перстень найдите. Хотя, может и не надо
Когда собрание закончилось и все разошлись, Рубежный погрузился в состояние, которое обычно называют депрессией. Рубежный не понимал, что такое депрессия. Для него это было время отдыха. Время, когда не думаешь ни о чем. Он даже собственное тело не ощущал. Будто его нет. Ни тела, ни мыслей. Ни сон, ни бодрствование. Сознание, как топкая трясина. Только медленное, ритмичное покачивание, как у плохого поэта. Состояние: Непонятно зачем, почему, отчего. Казалось, даже электроны застыли на своих орбитах. В таком состоянии у него даже бывали откровения: Я, когда что-нибудь потрясающее вижу, потрясающую вещь могу придумать. Чего и не знал никогда. Даже не видел, а только слышал. Давно. И всегда в точку.
В такую заморозку Рубежный погружался всегда после бурного собрания, дискуссии, интеллектуальных или эмоциональных всплесков. Торможение, чтобы не перегореть. А перегрев охлаждал алкоголем. Про себя он называл его адкоголем. Рубежный не был тщеславен. И он был тщеславен. Он не хотел славы, денег, власти. Он хотел быть героем. В крайнем случае, гением. Заметил Рубежный одну особенностьесли вдруг начинаешь глупеть. Не тупеть, а перестаешь жизнь понимать. Это может быть верным признаком перехода в новое качество, если будет приложено необходимое усилие, чтобы порвать поверхностное натяжение ветхих форм жизни, как у воды, по которой прыгают водомерки, аки посуху.
Сны Сумина.
Чтобы продолжить произведение, должны предстоять важные события, или произойти. События эти необычные. Они незаметны. Это не выборы.
Как вы создаете ваши опусы?
Из каких-то глубин. Не знаю из каких. Сам я человек посредственный и малоинтересный. Скорее наоборот. Я и сосудом себя назвать не могу. Дырявый какой-то сосуд. Вытекает все и в землю уходит. А когда удается уйти в пустоту от суеты мирской, поднимается соками в сознание, как в растении, через мое же сознание прошедшими, преображенными в подземных хранилищах, выдержанными десятилетиями брожения, превращенными в истинный спиритуси дыхание, и воздух, и жизнь, и душа Древних. Все библиотеки там, в Земле. Огонь очищающий, уничтожающий, возвышающийвсе там. А когда тебя цементируют разными сложными глупостями, оксюморонами и прочим, делаешься ты искусственный интеллект и водишь воображаемые массы в воображаемой ландии с места на место, из угла в угол.
Тогда ты уже не дырявый, ты уже компост из которого делаешь разные вкусные, но мертвые вещи, как сыр из молока. Когда ты заражен интеллектомэто бомба. К счастью, бомба может не взорваться.
Однажды я узнал, что люди разные. Разумеется, я это всегда знал, но не понимал. Однажды понял. Я думаллюди разные, потому что жизнь у всех разная. Потому что среда заела. Оказалосьэто не так. Люди рождаются разными. Люди отличаются глазами. Они у них в разных местах. По внешнему виду у всех в одном местепо обе стороны носа. По фактугде угодно. В темечке, на затылке, в ушах, в пальцах, во лбу. Иду я, глаза у меня в темечке, смотрят глубоко в небо. И я не вижу никого вокруг, никого нет. А тот, который кроме просто глаз по обе стороны носа, других глаз никаких не имеет, смотрит бессмысленно и притягательно, как смотрит бездна, для которой понятия смысла не существует, а есть только желание поглощать на уровне инстинкта