Тебя. Ну, ты же новая Хозяйка.
Чего?!
Хозяйка Порога. Этого лоскута Междумирья. Извини, не знаю, какой термин сейчас в ходу у советников. Вообще-то я удивлен, ты такая юная, а уже
Совсем, видимо, из ума выжил! На голову простыл. Шапку носить надо! Чтобы потом не заговариваться и не лезть к прохожим, которые просто
Ну чего ты?
При мысли о моей беде в носу странно защипало, словно после того, как выпьешь залпом стакан газировки. Захотелось сесть на снег и разреветься по-детски со словами: «Я папу потеряла-а!».
Но я только неловко шмыгнула носом, запрокидывая голову и про себя моля слезы не показываться в самый ненужный момент. А потом еще раз. И еще, пока не начали вздрагивать плечи.
Э-ээ, брат, тут дело, кажется, серьезное. Иди-ка ты домой, я скоро буду.
То ли из-за темноты, то ли из-за влажной мути перед глазами, показалось, будто собака коротко дернула головой, точно кивая, и тут же скрылась в сумраке за спиной хозяина. Тот осторожно приблизился и тихонько приобнял меня за плечи.
Пойдем, расскажешь, что у тебя случилось.
Я всхлипывая размазывала слезы по щекам и истуканом стояла перед ним, не собираясь делать и шага, но в конце концов парень сам повел меня к подъезду, и я очнулась, только когда мы оказались перед дверью в нашу квартиру.
Ты здесь живешь?
Я рассеянно шарила по карманам, вспоминая, куда сунула ключи, пока не осознала, что действительно их с собой не брала.
И куда ты теперь? понял мой растерянный взгляд парень. Друзья есть? Подружки, там.
Я помотала головой, догадываясь, к чему он клонит.
И соседи уже все, наверное, спят, задумчиво глядя на соседнюю дверь. Пойдем! и добавил на мои испуганные округлившиеся глаза: Клянусь, я тебя и пальцем не трону. У меня жена дома, она тебе поможет. Должен же я как-то отплатить тебе за помощь утром.
Наверное, стоило отказаться, сославшись, что мне есть куда податься, но еще не успев об этом подумать, я согласно кивнула:
Хорошо.
Расскажи мне подробнее, что произошло. Меня, кстати, Герман зовут. А тебя?
Берта.
Берта? Очень приятно. Марта.
Берта? Очень приятно. Марта.
Худая, как спица, блондинка в черных обтягивающих джинсах и белой длинной тунике по-хозяйски стянула с нас куртки, кинула их в темноте на вешалку и погнала обоих в ванную мыть руки перед ужином.
Дом Германа находился в паре улиц от нашего, возле самого леса, где кончался район. В отличие от стоявших вокруг, этот образец городской архитектуры не жался к земле, а казался похожим на поставленный ребром спичечный коробок.
В квартире на седьмом этаже нас ждали.
Мартажена моего нового знакомогодовольствовалась коротким пояснением Германа, что я попала в беду и нуждаюсь в ее помощи, спокойно кивнула и удалилась в конец коридора, откуда лился приятный теплый свет и пахло домашней едой.
Замешкавшись в ванной в поисках выключателя, я услышала, как разогревавшая ужин девушка легонько упрекнула Германа за опоздание и спросила, почему тот прихрамывает на правую ногу.
Да бабушка опять пошутила, вяло отмахнулся он. Видимо, тема двоим была хорошо знакома, Марта промолчала. Я мысленно отметила: выходит, случай на кладбище вовсе не был розыгрышем.
Только сев за стол, я услышала характерное «цок-цок-цок» собачьих когтей по полу и почувствовала, как нечто тяжелое и теплое ткнулось в колени и тяжело заворочалось, устраиваясь под столом.
Вот, видишь, и Волк тебя уже совсем заждался.
Перед нами появилось по большой, наполненной до краев тарелке ароматного супа, ложки и куски черного хлеба. Я уже хотела отнекиваться, но едва ощутив запах горячего наваристого бульона, вспомнила, что за вечер так и не проглотила ни крошки, и начала бодро орудовать ложкой.
Минут десять прошли в увлеченном молчании, только Марта заинтересованно переводила взгляд с меня на мужа, сидя между нами и подперев голову кулачком. При ярком свете кухонной лампы она была похожа на помолодевшую и более симпатично одетую версию нашей соседки Светланы. На вид Марте было не больше двадцати двух лет. Грея руки о наполненную чаем чашку, она терпеливо ждала, пока кто-нибудь пояснит ей суть ситуации.
Герману по дороге я все уже рассказала, а заодно успела немного успокоиться, поэтому перед Мартой предстала уже в нормальном виде, без хлюпающего носа и красных от слез глаз.
У Берты пропал отец, прихлебывая суп, пояснил Герман. Она мне сегодня с утра хорошо помогла, поэтому ты не могла бы посмотреть, где он сейчас находится?
Я слушала, затаив дыхание и решив до поры до времени не встревать, пока сами не спросят, но все-таки как это«посмотреть»? Не по камерам видеонаблюдения же.
Могу. Только ты знаешь, для этого нужно.
У, кстати! Берт, у тебя есть с собой фотография твоего отца?
Я неуверенно кивнула.
Пока я искала в мобильнике подходящий кадр моего папы, Герман отнес пустые тарелки в раковину, тем самым освобождая пространство посередине стола, а Марта разложила перед собой выуженную откуда-то из-за шторы колоду карт.
Я в недоумении замерла, так и не выпустив из рук телефон. Правда? Девушка собралась гадать? Радостное предчувствие, вновь появившееся в груди, дрогнуло, как слабый огонек свечи, готовое вот-вот исчезнуть. Но я решила взять себя в руки.
Так подойдет? спросила я.
Мой телефон оказался в центре стола, под лампой. Девушка с сомнением прищелкнула языком, быстро перемешивая в руках колоду.
Не знаю. Так сложнее будет. Сейчас посмотрим. Марта замерла с серьезным выражением на лице и вдруг забормотала нараспев, точно скороговорку. Беру тебя, колода моя, из тридцати шести картейкоролей, дам и кумовей. Тузывремя, десяткибремя
Когда она начала говорить, я замерла на стуле и напряженно вцепилась пальцами в сиденье.
Мой дух Марии Лисовской ублажите.
Наконец Марта закончила читать, еще пару раз перетасовала колоду, погрев карты в собранных лодочкой ладонях, и принялась раскладывать их на столе вокруг моего мобильника.
Мы с Германом молча наблюдали за ней, не отводя глаз, пока на лбу девушки не пролегла белая вертикальная морщинка и она с сомнением не замотала головой.
Ничего не понимаю, недоуменно пожала плечами она. Карты говорят, человек жив, но где сейчас находитсянеясно, пришел он туда по своей воле, а уйдет против. И вернется так, словно никуда и не уходил, хотя будут свидетели его отсутствия. Как такое может случиться, ума не приложу.
Может, ты не так смотришь? предположил Герман. Девушка сердито стрельнула в него глазами, но в ту же секунду улыбнулась как ни в чем не бывало.
Я ничего не понимала. Какие-то ритуалы, магия, когда, может, уже стоит бить тревогу о пропаже! Но мысль, что мой папа жив и скоро должен вернуться, давала надежду, которую не могли внушить никакие доводы разума. И несмотря на странность происходящего, я впервые за вечер почувствовала: страх немного отступил. Затаился перед этим волшебством?
Ладно, давайте уже укладываться, снова сказал Герман, прервав едва начавшийся диспут на тему неудачного гадания, и первым встал из-за стола.
Проигнорировав мои попытки ретироваться обратно домой напоминанием о ключе, без которого я все равно не смогу открыть дверь, он взял свои вещи из комнаты и отправился спать в кухне, героически уступив спальню нам с Мартой.
В темноте, добравшись до большой двуспальной кровати, я заметила у стены в дальнем углу маленькую детскую кроватку и мирно свернувшегося под ней огромного черного пса, так напугавшего меня своим рывком у подъезда. Следуя негромким подбадриваниям Марты, я стянула с себя верхнюю теплую кофту, оставшись в одной футболке и штанах, и залезла под одеяло.
А чем ты таким ему сегодня помогла? спросила девушка в тот момент, когда я уже подумала, что она крепко спит.
Я сдавленно хихикнула.
Он застрял ногой в ограде, когда гулял с собакой по кладбищу, и увяз в сугробе. Так крепко. Как будто держал кто-то специально, я вспомнила выражение лица Германа и нелепую позу, в которой он распластался на снегу, пытаясь освободиться. И сорванный с ноги ботинок.
Я не могла видеть, но почувствовала в темноте, что Марта тоже улыбается. Ее отзывчивость располагала к себе. Вообще они были определенно странные, но, очевидно, очень приятные люди. Увидев девушку в беде, вроде меня, они не прошли мимо и не оставили ночевать на морозе. Даже попытались своеобразно помочь. И я решилась.