Офигеть! На русском говорит! Где взял?
Батя заходил.
О Руд кивнул понимающе. Общался с ним?
Ну так парой слов перебросились.
А с негритяночкой как?
Негритяночкаэто племянница бабы Тамары, приезжающая откуда-то из Пскова. Чернокожей она не была, прозвище мальчики дали ей из-за загара. Хотя теперь Руд был загорелее.
В процессе, преувеличил Паша.
Ну ясно. Порнушку смотришь? Руд ринулся к столу, шлепнул по клавиатуре. Майерс растормозился и ткнул медсестру в кипящую ванну.
Сиквел «Хеллоуина».
Сиквелыотстой. Руд с Чаки в обнимку плюхнулся на диван.
А «Крестный отец»? Вторая часть лучше.
Не видел.
«Лепрекон»
Этода. Уорвик Дэвис А я по дороге к тебе встретил нашего лепрекона.
Курлыка?
А кого же!
Погоняло Курлык намертво приклеилось к тишайшему Ване Курловичу. Ваню Паша всегда жалел и звал при случае в гости или на футбол. Мамка Вани закладывала за воротник, однажды Паша видел ее, в нижнем белье разгуливающую по улицам. Курлык жил у деда, который работал в школе слесарем и электриком в одном лице. Дед, Игнатьич, тоже пил.
Курловичу пришлось несладко. Горшинские гопники мутузили его чаще прочих.
Курлык сказал, школу затопило. Вроде канашку прорвало.
Кто-нибудь утонул?
Ага. Костров. В дерьме.
Они смеялись, а ветер проникал в форточку, принося запахи полыни, гудрона, умирающего лета.
Ты не поверишь, сказал Руд, но я хочу в школу.
Перегрелся?
Не, серьезно. Всех мудаков отправили в ПТУ. Ни Рязана больше, ни Желудя. На класспятнадцать калек, из них девятьдевчонки. Вон даже Ахметова, старая «бэ», на пенсию ушла.
А кто вместо нее литературу будет вести?
Новенькая какая-то. Короче, братан, заживем, как у бога за этим самым, Руд прервался на полуслове, встрепенулся. Ба! Дырявая башка! Я ж тебе сувенир принес!
Невесту для Чаки?
Почти. Руд вынул из кармана курительную трубку. Вручил другу.
С побережий Крыма. Чистый орех.
На фига? Я же не курю.
Баран! Тыписатель. Все писатели курят трубку.
Аллен Карр не курит.
Я знаю только Джимми Карра. Кстати, как поживает Пардус?
Пардусом звали овчарку Паши, умершую в прошлом годунастоящая трагедия для и без того уменьшившейся семьи Самотиных. Но Руд имел в виду, конечно, героя Пашиного рассказа, которому автор подарил имя любимца.
Руд был единственным, кто прочел рукопись, искренне хвалил и затребовал писать продолжение.
Ты ж не любишь сиквелы.
А это не сиквел, возразил друг, это сериал. Второй эпизод.
Уболтал. Паша извлек из ящика тонкую стопку листов с распечатанным текстом.
А секс там будет?
Прочитайузнаешь.
Вот бы, сказал Руд, надавливая на живот Чаки, заставляя его говорить, вот бы новая училка была секс-бомбой.
Марина (1)
Марина Крамер приходила сюда в третий раз, но никак не могла расшифровать, какие чувства рождает в ней эта школа. Смятение? Иррациональную ностальгию? Или вовсе не было никаких чувств, по крайней мере тех, что она себе насочиняла. Ничего, кроме понятного и обычного волнения вчерашней студентки, готовой приступить к обязанностям педагога.
Марина разочаровалась, увидев здание на холме впервые. Бурная фантазия рисовала подлатанный, стонущий на ветру особняк позапрошлого столетия, конюшни, переформатированные в спортзал, учительскую во флигеле.
Но школа оказалась самой обычной советской постройкой, довольно большой для города на семнадцать тысяч жителей. Двухэтажная, напоминающая вилку. Два зубцакрылья. Ухоженный газон внутреннего дворика. Рядышком стадион, турники
Костров, директор, импозантный мужчина с проседью в окладистой бороде и аккуратной прическе, долго жал руку, говорил, как им повезло, что Марину направили именно в Горшин.
«Сработаемся», говорил он.
И все же обидно, что без флигеля и конюшен
Вестибюль средней общеобразовательной школы номер один тонул в вечных сумерках. Фотографии медалистов, российский флаг, герань в кадках. Вахтерша, Тамара Павловна, листала глянцевый журнал на посту. За ее спиной уходила вверх широкая лестница. По ступенькам спускалась стройная женщина средних лет. В строгой блузе и юбке-карандаше, с косой, заплетенной сложным бубликом.
Крамер? Русслит?
Прибыла в ваше распоряжение! Марина по-военному отдала честь и заулыбалась.
Вольно. Женщина приблизилась, водрузила на нос очки. Я, как и вы, рядовая. Ольга Викторовна Кузнецова, учу обормотов истории отечественной и зарубежной.
Очень приятно.
«На ее уроках дети сидят тише воды», оценила Марина.
Ольга Викторовна коснулась пальцем подбородка новенькой. Покивала.
А выкрасотка. Бедные наши мальчики.
Я Марина стушевалась.
Да не краснейте. У нас тут все учителякрасотки. Так что вы нам подходите.
И мужчины? сострила Марина.
Мужчин у нас, дорогая моя, раз-два и обчелся. Костров, слесарь а, и еще ИЗО. Но, между нами, девочками, там надо разбираться.
Марина засмеялась. Кузнецова ей понравилась. Если повезетстанет ее первой подругой здесь. Старшей подругой и наставницей
Костров вам школу показывал?
Не успел.
Так я и думала. Вечно в хлопотах. Идемте, проведу экскурсию.
Кузнецова взяла Марину под локоть.
Школа, как видите, большая. Даже чересчур. Сегодня все в Москву уезжают, набор мизерный. Комбинат загибается, трудоустроиться сложно. В девяностые у меня было три девятых класса. Три! А сейчасодин!
Вы так давно здесь работаете.
Страшно сказатьдвадцать восемь лет. Как вы, после института, необстрелянной девчонкой пришла. Ничего, обстреляли. И мама моя, царствие небесное, здесь до шестидесяти семи здоровье гробила. У нас это наследственное.
Марина зацепилась мысленно за маму Ольги Викторовны. Попыталась подсчитать, но математика давалась со скрежетом. Гуманитарий, она и таблицу умножения вымела из памяти, освобождая пространство для поэзии Серебряного века.
Спортзал. Кузнецова отворила дверь в огромное помещение: добрых шесть метров до потолка, окна во всю стену. Маты весной закупили, мячи. Спонсор у насТухватуллин, директор мебельной фабрики. Костров на него чуть ли не молится. Вы в сентябре познакомитесь с его сынком, седьмой класс. И если у вас с ним не будет трудностей, я съем килограмм мела.
Марина вспомнила практику, проблемного подростка, с которым, пройдя через трения и скандалы, они стали добрыми приятелямидо сих пор при случае переписываются в социальных сетях.
Библиотека, сказала Кузнецова у запертой стеклянной двери. По совместительству краеведческий музей. Ну это вы отдельно исследуете, когда выйдет Люба Кострова, библиотекарь. Там, вы знаете, директорская. Актовый зал, над нимстоловая, действительно неплохая. Только не заказывайте гороховый супдрянь.
Они перешли в восточное крыло. Слева тянулись кабинеты. Информатика, химия, физика.
Вашу предшественницу, Ахметову, дети недолюбливали. Признаться, подавала она материал скучно, суконно. Уж до чего мне нравится Лермонтов, а на ее открытом урокеуснула.
Я постараюсь вас не усыпить, живо отозвалась Марина. Хотелось верить, что она умеет захватить аудиторию, внушить собственную зачарованность классиками, преподать с неожиданной стороны
Педагоги у насштучный товар, все в одном экземпляре. Коллектив крохотный. Двадцать пять человексчитая уборщицу и поварих.
А если кто заболеет?
Болеть не нужно.
Они уперлись в тупикв мужской туалети пошли обратно, через вестибюль с сонной вахтершейв западное крыло, зеркальное отражение восточного.
Не хочу вас пугать, сказала Ольга Викторовна, но школа держится на соплях. Слухи, что нас расформируют, циркулируют с нулевых. Часть кабинетов пустует. Постоянный недобор. В восьмом году на юге возвели микрорайон, Стекляшку.
Марина кивнула, вспомнив кружок высоток за автовокзалом.
При микрорайоне построили школу. Компьютерыне чета нашим ящикам. Пластик. Все с иголочки. Малышей отдали им. И родители, конечно, предпочитают сдавать детей в новую школу. Там углубленный английский, индивидуальный подход. Это мызакостенелые. Когда педагог болеет, ученики бегут заниматься в Стекляшку. Костров договорился о смежных уроках. Он вообще молодец.